етишь ту, которая ответит взаимностью и будет любить до последнего вздоха?
— Возьму ее таной, и будем счастливы, — машинально ответил ареф.
— Нет, — покачала головой, — ты ведь чувствуешь разницу, когда вспоминаешь о потерянной любви, или говоришь о танах, с которыми прожил не один год? Взял бы женой другую женщину, если душой прикипел к одной-единственной? Нет. Когда помыслы и желания сосредоточены в дорогом человеке, когда сердце заходится от одного взгляда на любимого, разве нужен кто-то еще? Их не существует, других. Какими бы красивыми и достойными они ни были. А потому, нет, Шеймир. Я не отвечу взаимностью, это было бы нечестно по отношению к тебе.
— Лэйлин, мне больно это слышать, — ареф прижался щекой к моей ладони, — больно и неприятно. Но я постараюсь понять и принять это, потому что чувствую искренность, — печально улыбнулся. — Заслуга великой бабки, которая каждого потомка наделила капелькой необычного дара. Но Лэйлин, ты ничего не сказала о том, что останешься! Уйдешь, как и другие эллеры? Они всегда уходили. Как бы тяжело ни приходилось в своем мире, но Аэртан так и не стал им родным домом. Иллера — исключение. Ее любовь к простому ремесленнику проросла так глубоко, что затмила белый свет. Для Сармии и Аэртана годы правления древней богини обернулись веками процветания. Во времена, когда появлялись эллеры, мир переживал всплеск открытий и ступал на новый виток развития.
— Но я не эллера! Как вы не понимаете? Никогда ею не была.
— Лэйлин, ты пришла из другого мира, ведь так? Из того же, откуда появилась Джейни. Бабке тоже не нравилось, когда ее сравнивали с богиней, и она отрицала причастность к древним легендам. Если бы она могла вернуться, сделала бы это. Ра-Данг лихорадило, когда дед и Джейни выясняли отношения, об их ссорах знали на другом конце Сармии. Один факт, что Антарон распустил гарем и выдал девушек за рефтов, чего стоил. Ни одной таны не привел ареф за годы совместной жизни. Я считал деда мягкотелым и не понимал, зачем идти на поводу у женщины. А потом встретил Саанель. Никого не замечал, считал минуты до встречи, просыпался с ее именем на губах и… умер вместе с ней.
— Шеймир, ты молод, красив и полон сил. Еще встретишь необыкновенную женщину, ту самую, единственную. Но, увы, это не я.
— Сколько дней у нас осталось? — устало спросил ареф.
— Одиннадцать, — призналась я. Глупо что-либо отрицать, когда тщательно оберегаемые тайны уже ни для кого не секрет. — Я бы хотела повидать знакомых, попрощаться. Обещай, что присмотришь за ними.
Глава 22
После непростого разговора с Шеймиром стало намного легче общаться с ним. Ареф не переходил грани, однако баловать подарками не перестал, как и ненавязчиво ухаживать.
— Моя реифа подарит жаркий поцелуй на прощание? — спрашивал при каждом расставании, и получал неизменное:
— Доброй ночи, Шеймир. За жаркими поцелуями обращайтесь к тане Росане.
На седьмые сутки я изнывала от нетерпения и жажды деятельности. Постельный режим перестала соблюдать уже на второй день после злополучного посещения усыпальницы Наотара. Кстати, ее восстановили, так что дожидались только подходящего момента, чтобы торжественно поместить тело рефа в саркофаг. О покушении в сердце некрополя старательно замалчивали. Свидетелей тому, кроме рефтов и преступников, не осталось. Ну а воины поклялись хранить тайну.
Прощальный прием перенесли на поздний срок, а, чтобы никто ничего не заподозрил, Шеймир в течение недели показательно казнил преступников. Тех самых рефтов, которых арефские псы захватили живыми. Мага, что натравил песчаных големов, а после израсходовал силы на борьбу со своими же созданиями.
Древняя магия не знала жалости. Старуха Верония умерла от сердечного приступа, когда ей на голову свалилась жоага. Мабет — внучка и любимая тана Шеймира, та самая улыбчивая блондиночка, что отправила убийц по следу Наотара и натравила присягнувших ей рефтов на меня, умирала от яда жоаги. Девушку держали в подземелье, среди пауков и крыс, а лекари поддерживали жизнь, чтобы продлить мучения. Ее отцу, тому самому, что стоял за троном Веронии, достались публичные пытки и позорная казнь. Сэнрима Дар-Хола ареф отправил на границу войсковым лекарем. Естественно, после тщательного осмотра на предмет появления метки и проверки у райдонца Хаджэна. Сэнрим принадлежал второй ненаследной ветви семьи Да-Хтанг, о чем красноречиво говорила фамилия. Я лично просила за парня, помня о том, как лекарь выхаживал меня в дороге. И за остальных, кто непричастен к заговору, но принадлежал семьям предателей.
— Знаешь, — поделился откровением Шеймир, — начинаю думать, что отец поторопился с местью. Это не Алесса предала семью, а Верония. И за остальными неприятностями семьи стояла глупышка Верония. Никто и не подумал бы, что наивное и светлое создание, у которого на уме тряпки и драгоценности, способно подставить сестру и залить Сармию кровью. Алесса много раз заявляла, что достойна трона, спорила с Джейни и ссорилась с братом. Никто не усомнился в ее виновности. Тетка Верония и мужа превратила в предателя, и сына обрекла на смерть.
— Ты поэтому пощадил детей, женщин? Алессар, насколько знаю, стер даже упоминание о муже Алессы и его роде.
Шеймир не ответил, машинально потер костяшки пальцев, на которых наросла новая кожа. С возможностями магов-лекарей ссадины и неглубокие раны заживали за пару часов.
— Это Мабет отравила Саанель. Она призналась, вчера ночью. Думала разозлюсь и убью ее в порыве гнева, — ареф стиснул кулаки, скривился. Лицо застыло в болезненной гримасе, — и правда, едва не сделал это. Гадина хорошо изучила меня. А мы думали и не понимали, почему Саанель после видимого улучшения становилось еще хуже? Мабет превзошла бабку в жестокости. Та творила зло чужими руками, а тана подливала яд в исцеляющие отвары. Добавляла в воду, которой обтирали тело. Сочувствовала Саанель, изображала горе. И травила! Ненавижу!
— Что ты с ней сделал? — испугалась не за тану, за друга. Слишком много потрясений свалилось на него за последнее время.
— Ударил. Разбил красивое личико, которым Мабет так гордилась, спалил волосы, над которыми тряслась с самого детства, — процедил Шеймир, — но не убил, не беспокойся. Живучая, тварь. Даже жалею, что яд скоро ее высушит. Лэйлин, не думал, что кто-то способен причинить мне боль после потери Саанель. Мабет столько лет лгала и притворялась, так рвалась в реифы, не щадила никого. Это ведь она подошла на прощальном вечере, она отчаянно плакала, что потеряла лучшую подругу, почти сестру. А я, как последний глупец, утешал и убеждал, что все образуется. Сам же в это время был близок к тому, чтобы поселиться в усыпальнице. Змея угорала со смеху, глядя на мои мучения.
— Не рви себе сердце, Шеймир, и мне заодно. Предательство ранит сильнее невосполнимых потерь. Я знаю, о чем говорю, испытала подобное на себе. Наверное, потому и опасаюсь заводить новые отношения, что трудно поверить кому-то снова. Однако, не случись со мной той беды, так и прожила бы целую жизнь в неведении. И не попала бы на Аэртан, не узнала бы тебя, не познакомилась бы с Наотаром, Нэришем и Антаром. Вы такие разные, но каждый стал близким человеком, другом. Я буду скучать.
На имени моего защитника Шеймир дернулся. Это не ускользнуло от внимания, а потому поинтересовалась:
— Что-то не так? Шеймир, скажи правду! Пожалуйста. Это единственное, о чем прошу. Будь честным.
Ареф уже набрал воздуха, чтобы ответить, но не смог. Бессильно выдохнул, поник.
— Ты должна увидеть сама. Чтобы я ни сказал, не поверишь. Идем.
Внутри все опустилось от дурного предчувствия. Я начала подозревать неладное, когда Антар не очнулся на третий день, как обещал. Лекарь после осмотра заявил, что потребуется неделя. Помимо паучьего яда, воина жалили ядовитые змеи, организму сложно перебороть столько отравы. Однако лезли в голову и совсем уж мрачные мысли. Липкий страх за жизнь Антара проникал под кожу, и я не находила себе места от волнения и беспокойства.
Собралась за минуту: сунула ноги в сапожки и накинула теплый плащ с капюшоном. Шеймир на многочисленные вопросы давал один и тот же ответ: ты все поймешь сама. Затем был долгий переход по дворцовым коридорам в окружении двух десятков рефтов и спуск в подземелья.
— Шеймир, здесь же холодно и нет свежего воздуха! Ты говорил, об Антаре хорошо заботятся. Ты же не… это камеры для заключенных? Почему мы здесь? Что тут понадобилась Антару? Он же не… нет, он не мог. Не верю! — ухватилась за рукав, чтобы остановить мужчину. Ареф нарочно ускорил шаг, чтобы не слышать вопросов и не отвечать на них. — Ты считал Антара предателем? И молчал? Я же каждый день спрашивала о нем, справлялась о здоровье. А Антар в это время сидел в тюрьме? Шеймир! Да ответь же, в конце концов!
— Вот, — ареф остановился у железной двери, отодвинул заслонку на маленьком окошке, — смотри.
Недоверчиво покосилась на Шеймира, пытаясь угадать за непроницаемой маской издевку или насмешку. Обидно было бы разочароваться в новом друге. Не мог же он изливать душу, а в это время издеваться над дорогим мне человеком? Нет, в глазах только сочувствие и сожаление. Прежде чем столкнуться с реальностью, три раз глубоко вздохнула. Чтобы там ни увидела, Антар — друг и защитник, который не единожды спасал мою жизнь.
Антар лежал с закрытыми глазами на узкой кровати. Чистая постель, аккуратно подстриженные волосы и бородка указывали на то, что за сармийцем действительно ухаживали. Помимо кровати в камере находился стол, уставленный снадобьями, и кресло для посетителей. За ширмой, вероятно, отхожее место. В помещении тепло — определила по горячим магическим камням на полу и отсутствию одежды у воина. Антар был голым, и только бедра прикрывала простынь. Взгляд прикипел к застарелым шрамам и рубцам на торсе. После таких ран человек не выживает. Однако сармиец размеренно дышал и на первый взгляд выглядел здоровым. Тело воина будто вылеплено из мускулов и, наверное, считалось идеалом мужской красоты. Портила картину изуродованная часть лица. Но я уже научилась смотреть сквозь нее. На первых порах спасала кожаная повязка, а сейчас и вовсе не замечала недостатков. Так, отметила машинально, что нужна новая маска, и все.