— Хозяин дома? — спросил он. — Показывай, хозяин, кто у тебя в амбаре живет?
Ковалев спокойно снял с гвоздя ключ и подал Чугрею.
— Отпирай сам… — сказал он, обиженно шевеля губами. — Кроме мышей, никто там не живет.
Вместе с Чугреем и полицаями Ковалев вышел во двор. Чугрей отпер замок, широко распахнул дверь, держа наготове револьвер.
— Выходи! — громко приказал он в темноту.
Ковалев все шевелил губами, с невинным видом глядя на полицаев.
Тщательно обследовав амбар, Чугрей снова запер дверь и вернул ключ Ковалеву.
— Ошибка вышла… Ты, друг, не обижайся. Сегодня тебя проверили, а завтра меня…
В комнате тряслась Дарья Сидоровна, неподвижно сидела Наташа.
Обыскивать дом Чугрей не стал.
Не прошло и десяти минут после ухода полицейских и Ковалева, как произошло новое событие.
Тихо звякнуло стекло в окне: кто-то осторожно постучал.
Взглянув в окно, Наташа заметила на улице за палисадником смуглое цыганское лицо Славки, который пытливо, с нетерпением поглядывал на окна, не решаясь войти в дом.
Торопливо накинув на себя коричневую плисовую жакетку и закутав голову платком, она выскочила на крыльцо.
За последнее время Славка вытянулся, еще более стал похож на цыгана. Давно не стриженные волосы космами выпирали из-под рваной шапки. В карманах у него бренчали какие-то железки. Славка, оглянувшись по сторонам и почему-то вобрав голову в плечи, не спеша приблизился к Наташе. Действовал он как настоящий разведчик из кинокартины, которую он видел до войны.
— Наташка! — сказал он шепотом. — Дело есть. Приходи на реку. Знаешь, у бугров, где прошлым летом в волейбол играли. Только не торопись, осторожно.
Наташа, побледнев, кивнула головой.
— Шурик прислал? — спросила она.
Славка многозначительно щелкнул пальцами.
— Понимаешь? — спросил он.
— Ладно, — сказала она тоже шепотом, чувствуя, как сразу сильно забилось сердце.
Славка, не оглядываясь, торопливо ушел.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В то время как Славка был у Наташи, Вася и Володя, извещенные Генкой и Костей, находились в прибрежных кустах, на условленном месте, дожидаясь прихода Саши.
Никто из ребят не знал, что и на этот раз Саша пришел в город не один, а вместе с Митей Клевцовым. Задание командира достать батареи для партизанского радиоприемника они выполнили вместе.
В уцелевшем от разгрома складе типографии Саша разыскал два комплекта батарей, а Митя отнес их огородами к реке. Договорившись, когда они встретятся, Саша и Митя разошлись, каждый по своим делам. Не спеша, ленивой, словно ему нечего делать, походкой, Саша снова прошел по своей улице Володарского, мимо своего дома. Поглядел на окна с выбитыми стеклами. Кто-то там уже успел похозяйничать. И похоже, не немцы, а свои. Кто-нибудь из полицаев или близких к ним людей. Как ни велик был соблазн побывать дома, Саша все же устоял. Рисковать нельзя. Командир разрешил ему встретиться в городе со своими одноклассниками. Надо быстрее вызвать их. Пройдя почти всю улицу, Саша встретил знакомых ребят — тимуровцев. Копались они на пепелище сожженного склада, что-то разыскивая. Вызвать к себе ребят не представляло труда. Они тоже заметили его. И почти сразу же Славка побежал к Наташе, а остальные — к Васе Гвоздеву… Саша снова спустился к реке.
Со стороны никто ничего не мог заподозрить. На откосе, прикрытые с берега кустами, сидели трое пареньков и о чем-то оживленно полушепотом беседовали. Немного поодаль тимуровцы следили за петлявшей по огородам и круто спускавшейся к реке тропинкой.
Вася и Володя, перебивая друг друга, рассказали Саше о всех своих злоключениях по пути с оборонных работ.
— Думали, и живы не будем, когда нас бомбили. Вот где настоящий фронт-то был! — Последнюю фразу Вася произнес с гордостью: дескать, вот в каких переделках побывали!
— Застряли мы, — мрачно и немногословно жаловался Малышев, — просто свет не мил.
Ребята, вопросительно поглядывая на него, ждали.
Саша не знал, что ответить. Действительно, положение у Васи и Володи никудышное. Ребят могли каждую минуту выдать как комсомольцев, могли забрать на работу, увезти в Германию. По-прежнему он медлил что-либо говорить о себе. Сказать ребятам, что он партизан, значит нужно вести их с собой, иначе обидятся. Он снова попытался вывернуться.
— Где же ты теперь обретаешь? — в упор спросил его Володя.
— Пока в Песковатском… А что дальше будет, неизвестно, — попытался он весьма неуклюже схитрить.
Но Володя не выдержал. Он поднялся на ноги, давая понять, что разговор на этом не исчерпан. Повторилось то же, что было недавно с деревенскими ребятами в Песковатском.
— Врешь, Сашка!.. Чего скрываешь-то?.. Все знаем… Говорить, что ли, запрещено?
Сам того не ожидая, Володя помог Саше. И тот обрадованно кивнул головой. Трудный вопрос был разрешен сам собой.
— Не отведешь нас к своим? Так и говори ясно.
Саша уклончиво пожал плечами. Он тоже вместе с Васей поднялся на ноги.
— Нельзя, ребята… — откровенно заговорил он. — Я рассказывал о вас командиру, но пока нельзя… Без разрешения я никак не могу привести. Даже отца… Даже отца родного… — повторил он, вспомнив про Павла Николаевича. И вдруг горячо принялся их уговаривать не искать пока партизан, а самим действовать самостоятельно: — В городе можно такие дела развернуть… Ух-х!.. — У Саши заблестели глаза: — В случае чего и я вам могу помочь… Вместе можем… Если понадобится, весь наш отряд поможет… А с командиром я снова поговорю… Вот честное слово, поговорю… — И Саша с мальчишеской горячностью даже перекрестился.
— А ты думаешь, мы не действуем?.. — прервал его Володя.
— А мы шины на площади у грузовиков на днях порезали, — не удержался Вася. Ему не терпелось рассказать, как они действовали вдвоем с Володей. — Ребята в городе есть. Надежные ребята. Вот бы нам группу сколотить, — воодушевился Вася.
Малышев же был за то, чтобы уйти в партизанский отряд. Володя понимал, что Васю удерживает тревога за мать. Если он уйдет в отряд, мать одна останется в городе.
— Ну, а склады у немцев где? — расспрашивал Саша.
Ребята ничего определенного не могли сказать. К домам, где теперь расположились фашисты, они и близко опасались подходить.
— Мы узнаем, — пообещал Володя.
— Смотри, Егорка Астахов идет, — тревожно сообщил Вася, все время следивший за тропинкой среди кустарника.
Ребята увидали рослую, нескладную фигуру Егора, который медленно шел к берегу, посматривая по сторонам.
Возвращался он обратно из Батюшкова, проводив семью Тимофеева до самого села. Вид у него был изнуренный, усталый. Заметив своих школьных друзей, Егор пошел навстречу им.
Стоявшие на тропинке встретили подошедшего Егора подчеркнутым молчанием. Почему-то никто не смотрел в его сторону, словно не замечал.
Володя, засунув руки в карманы, хмурил брови. Вася грыз какую-то травинку, сосредоточенно глядя себе под ноги. Саша, сняв шапку, приглаживал волосы.
— Здравствуйте, ребята! — глухо поздоровался Егор.
Но никто не протянул ему руки, лишь сухо поздоровались и глядели, как показалось Егору, какими-то невидящими глазами. Кому-то первому нужно было заговорить. Володя и Вася вопросительно поглядывали на Сашу, но он тоже молчал.
— Что, разговаривать не хотите? — наконец произнес Егор.
— Почему? Разговаривать можно… — первым отозвался Саша. — Сам знаешь… Отец-то у тебя кто?
Егор молчал.
— Как же ты, а? — спросил Саша и, помолчав, хотел спросить, что намерен Егор делать дальше, но на язык подвернулись другие слова: — Как же ты допустил! Неужели не замечал раньше?
— Не замечал, — пробормотал Егор. — Не думал я… Давно хотел уходить из дому.
Глядя на Егора, Саша молчал. Молчали и ребята.
Егор и раньше был недоволен своей жизнью у отца. Изредка это прорывалось у него, но тогда никто не обращал на его слова внимания. Теперь Саша чувствовал и себя в какой-то мере виноватым, вспомнив, что Егор жаловался ему.
— Значит, раньше признаков не было? — снова спросил Саша, сдвинув к переносью густые черные брови.
— Были, — глухо отозвался Егор и, тяжело подняв сухие, воспаленные глаза, решительно и в то же время заикаясь, спросил: — Вы-ы что… не-е-е… верите мне?.. Думаете, я з-заодно с отцом?
— Не верим, — решительно и сурово ответил за всех Вася, сдвинув на затылок кепку, из-под которой чернели волнистые пряди волос.
Егор еще больше побледнел, глаза у него загорелись.
— Я б-был комсомольцем и-и… останусь им по-прежнему! — звенящим голосом выкрикнул он. — М-можете не верить. Я не-е-е прошу верить. Я докажу, вот у-уви-дите!..
И то, что Егор выкрикнул, а не сказал последние слова, и то, что голос у него дрогнул и прервался, и то, что он прямо смотрел каждому из ребят в глаза, сразу как-то приблизило Сашу к Астахову, заставило поверить ему.
— А комсомольский билет у тебя с собой? — осведомился Саша, прищурив глаза и держа руки в карманах потрепанного черного пальто.
Ребята насторожились.
Егор с готовностью сунул руку за пояс брюк.
— Покажи! — приказал Саша.
Егор долго возился, расстегивая ремень. Ребята видели, как трясущимися руками он отпорол подкладку у брюк и достал комсомольский билет.
— Вот… — он держал маленькую серую книжечку, показывая ее ребятам.
— Дай сюда!
Егор медлил:
— З-зачем?
— Я партизан… Имею право у тебя взять.
— Не-е… о-тдам… — Егор отошел на шаг назад, с явной враждебностью глядя на своих бывших друзей.
Все молчали… Саша тоже молчал, испытывая тягостное, гнетущее чувство неуверенности в своих действиях. Порывистый, сердитый ветер, налетевший с реки, сорвал с кустов уцелевшие жухлые листья и погнал их по выбитой козами луговине, собирая в кучки и вертя каруселью.
— Как, ребята?.. — нерешительно спросил Саша, поглядев на Володю и Васю. — Считать его комсомольцем или нет?
Егор весь затрясся, подскочил к Саше.