– Нормально. Наверное. Я, знаете, не знаю, как он там. Плохо, наверное. Хуёво. Как ещё? Как было бы вам, если бы вы сидели в тюрьме в ожидании смертной казни, а? Как бы вам было? Нормально, ничего так? Норм?
– Светлана Игоревна…
– Слушаю вас, Евгений.
– Светлана Игоревна, а вы как? Как вы себя чувствуете?
– Евгений, знаете, ну как вам сказать, я очень хуёво себя чувствую, знаете, вот прямо пиздец. Я не очень понимаю, каких ответов вы от меня ждёте. Вы что хотите от меня услышать? Что я переосмысливаю свою жизнь? Или что? Вы понимаете, что моего бывшего мужа скоро расстреляют?! Вы это понимаете или нет?! Какого хуя вы задаёте мне свои эти мудацкие вопросы? Вы не можете просто помолчать, как нормальный человек?
– Светлана Игоревна, простите, но это очень интересный случай с точки зрения и социологии, и литературы.
– Блядь… Выросло какое-то поколение монстров.
– Светлана Игоревна, простите, но это были просто вопросы. Я не хотел вас обидеть.
– А вы меня и не обидели. Вы просто очень сильно пошатнули мою веру в человечество. Впрочем, ладно. Мы должны сказать что-то о «Серапионовых братьях». Ну, в общем, литературная группа «Серапионовы братья» фактически распалась примерно к 1926 году, хотя они потом и продолжали собираться. Группа сыграла важную роль для русской литературы того времени. Ладно, хорошо. Остальное в википедии дочитаете. Всего доброго.
Аккуратный стук в дверь. Да, входите. В проёме двери появляется привлекательная женщина неопределённого возраста. Между ней и Серёжей происходит следующий диалог:
– Здравствуйте. Можно?
– Да, конечно. Проходите. Вот, садитесь (предлагает ей стул у компьютера, единственное удобное место для сидения; сам садится на кровать).
– Спасибо. Меня зовут Марина, я психолог Комбината.
– Здравствуйте, очень приятно. Я Сергей.
– Очень приятно. Сергей, я сразу должна обозначить наши отношения. Я могу (и должна) оказывать вам психологическую помощь по вашему запросу. Вот эта наша встреча обязательна, а дальнейшие встречи – только по вашему запросу. Хотите – встречаемся, не хотите – не встречаемся. Надо встретиться – делаете запрос своему начальству, я выбираю день, когда могу, и мы с вами разговариваем. Но если разговаривать не надо, я просто исчезну. Не буду беспокоить вас.
– Да, спасибо, я понял.
– Сергей, прошу понять меня правильно. Я тут работаю не просто так, не просто как творческий такой, знаете, человек. У нас тут есть протоколы. И в соответствии с протоколом я должна у вас спросить, каков ваш запрос на психологическую помощь.
– В общем, никакой. За исключением того, что мне, конечно, было бы приятно поговорить с вами, вы мне, простите, пожалуйста, нравитесь. Вы очень привлекательны.
– Спасибо, да. Хотя я и не должна была этого говорить. Ну хорошо. То есть, по сути, вам разговор с психологом не нужен? Если отбросить отмеченную вами мою привлекательность. Если честно, это минус работы в тюрьме. Каждый первый скажет про привлекательность, слово-то какое.
– Простите, пожалуйста, я совсем не хотел вас как-то задеть.
– А вы меня и не задели. У меня, простите, конечно, что об этом говорю, немаленький опыт. Так вот, я возвращаюсь к предыдущему пункту: вам психолог не нужен? Вы считаете, что я как специалист не смогу как-то поработать с вашей, прямо скажем, непростой ситуацией?
– Если честно, я скептически отношусь к перспективам такой работы. Вы ведь не отмените мой приговор, не избавите меня от будущего расстрела.
– Это верно. Я тоже очень скептически отношусь к перспективам нашей работы. Для работы психолога важно будущее клиента. А если будущего нет, то трудно работать.
– Я вас понимаю.
– Но можно ведь и по-другому это всё повернуть.
– Да? Давайте повернём. Я не очень себе представляю, как это всё можно повернуть. Меня скоро (неважно когда) расстреляют, вы понимаете это?
– Да, Сергей, я это понимаю. И я нахожусь в трудной ситуации. Хотела было сказать «как и вы», но нет, прямо скажем, вы находитесь в более трудной ситуации.
– Я рад, что вы это осознаёте. Так что, как мы можем это всё повернуть?
– Я вижу только один способ как-то справиться с этим.
– А что значит «справиться»?
– Это значит сохранить себя как личность, не разрушиться психически. Мне кажется, вы это понимаете.
– Да, я это понимаю. Достойно встретить смерть, да?
– Об этом мне трудно говорить. Я не знаю, как достойно встретить смерть.
– Ну да, это же не ваша задача, а моя.
– Да, вы правы. Итак, что я хотела сказать вам, чтобы было несколько легче. Это ещё актуально для вас?
– Ну, так. В общем, да.
– Спасибо за ваш энтузиазм. Хотя… простите, я не могу иронизировать, в силу своей профессии. Так, вырывается иногда. На самом деле спасибо не за энтузиазм, а за готовность слушать и говорить. Так вот, единственное, что я вам могу предложить, это задуматься о том, что ваше положение ничем сущностно не отличается от положения всех людей. Вы не знаете, когда умрёте. Вам ведь сказано, что вы можете дожить до старости и умереть своей смертью. А можете умереть чуть раньше, но не своей. Та же ситуация у всех остальных людей. Они все могут дожить до старости, если повезёт, и умереть в старости, а могут внезапно умереть, не дожидаясь старости. Погибнуть в автокатастрофе, умереть от сердечного приступа (этому вообще любой возраст подвержен), инсульт, инфаркт, что угодно. Поэтому ваше положение в своей сущности ничем не отличается от положения всех людей.
– Да, только всем людям не надо проходить каждый день через Красную зону.
– Это да. Вас приговорили люди и угрожают убить вас в любой день, и в этом ваше большое отличие от других людей, которые просто живут и надеются прожить подольше и, по возможности, без страданий. Правда, у них обычно плохо получается, но это другой вопрос. Так что да, вы правы. Если честно, я хотела бы признать своё поражение. Мне вам нечем особо помочь. Разве что вот эти все рационализации, но я сама как психолог не очень высокого о них мнения. Это слабое, вернее, никакое утешение – что любому человеку может упасть кирпич на голову. Это всё ерунда, если честно.
– Даже не ожидал таких рассуждений, таких слов от психолога.
– Ну а чего вы не ожидали? Не ожидали понимания реальности, реального положения вещей?
– Психологи часто, знаете, такие… Немного в облаках витают, все на позитиве, призывают мыслить позитивно.
– Вот, наверное, я и оказалась здесь, на работе с людьми в тюрьме без выхода, за мой реализм. Шучу, конечно. В общем, если быть честной, я вам как-то всерьёз помочь не могу, для серьёзной помощи требуется будущее, а у вас его нет, увы. Я ничем не могу вам помочь.
– А просто поговорить мы можем?
– А зачем? Я ведь не просто человек, здесь у меня чёткие функции – я психолог. Мы говорить можем только как психолог с клиентом. И при этом я понимаю, что профессионально ничем не могу вам помочь.
– А просто разговор какой-то? Это не входит в ассортимент?
– Нет, не входит. Нет, я не против поговорить. Но, с одной стороны, какой в этом смысл? Когда будущего нет? С другой, если мы будем с вами просто говорить, как говорится, за жизнь, то очень скоро между нами возникнут какие-то отношения, и мы будем оба страдать – и вы, и я. Как вы считаете, нам это очень нужно? С учётом того, что вы заключённый, приговорённый к смертной казни?
– Как вы хорошо, грамотно всё расписали.
– Мне нравится слово «грамотно». Хорошо, приятно, я знаю буквы!
– Не сердитесь, пожалуйста.
– Я не сержусь. Если вы не возражаете, я пойду.
– Ну я ведь не могу возражать.
– Совершенно верно.
– Значит, не возражаю.
– В общем, так. Если нужно будет получить мои психологические услуги… не просто поболтать со мной, как вот было сейчас, а вот именно получить какие-то услуги… ну, типа, вам совсем невыносимо жить, как с этой жизнью смириться… тогда да. А если конкретных запросов нет, то и не надо. Пожалуйста, только не «просто поговорить за жизнь».
– Хорошо. Я понял.
– Тогда я пойду. Всего доброго.
– До свидания.
– У нас на Комбинате так не принято говорить. Лучше просто – «всего доброго».
– Всего доброго.
Мама Серёжи стоит, склонившись над плитой. Суп закипает. Мама Серёжи аккуратно берёт суп при помощи мягких прихваток, снимает суп с конфорки, аккуратно переливает его в глубокую тарелку, ни одной капли не расплескав. Мама Серёжи аккуратно переставляет тарелку с супом на кухонный стол, садится за кухонный стол и аккуратно ест суп.
Серёжа сидит в своей камере за компьютером, теперь уже не за ноутбуком, а за стационарным компьютером, который предоставила изначально администрация тюрьмы. Так оказалось значительно удобнее. Серёжа уже немного освоился.
Вежливый стук в дверь. Да, войдите.
В дверях с тележкой, уставленной продуктами, появляется новый охранник.
– Здравствуйте. Я Михаил, ваш охранник. Вот, пожалуйста, завтрак.
Михаил ввозит в камеру тележку с очень вкусным завтраком, не будем описывать завтрак, он реально очень вкусный, классный такой.
– Да, спасибо. А потом прогулка?
– Да.
– Как всегда теперь.
– Да, как всегда. Вы ешьте, кушайте.
Серёжа делает какие-то движения, соответствующие слову «кушайте». Ему трудно есть, ему как-то не естся. Михаил говорит:
– Не будете больше кушать?
Серёжу передёргивает от слова «кушать», он говорит:
– Нет, спасибо.
– Тогда пойдёмте на прогулку.
Серёжу сводит судорогой, но потом он как-то собирается, встаёт и выходит – сначала просто в коридор, а потом в другой коридор, просторный и светлый, ТОТ САМЫЙ коридор, коридор с белой и синей полосами.
– Ну, вам уже объяснили. Становитесь на белую полосу и идите.
– А… Как там вас зовут…
– Вы зря не запоминаете. Мы будем теперь всегда с вами. Всегда. Всегда. Вы понимаете. Всегда. Всегда. Михаил.