– Я, кажется, понимаю.
– Вряд ли вы это понимаете.
– Ну, может быть.
– В общем, мне кажется, лучший вариант – просто подписать бумагу, чтобы я к вам больше не приходил.
– Вы прямо вот не хотите ко мне приходить? Не хотите поддержать человека, приговорённого к смертной казни?
– Вот вы спросили меня, и я вам прямо отвечу – нет, не хочу.
– Да? Странно.
– Потому что я вам всё равно ничем помочь не могу. Это какая-то дикая бюрократическая идея – что мы, представители, блин, традиционных религий России, должны приходить к приговорённым и как-то их, типа, утешать. Мне смешно от этого, если честно. Я ржу просто.
– Да, я вас понимаю. Давайте, если хотите, я подпишу эту вашу бумагу.
– Да, давайте. Тем более, если вдруг надо будет, чтобы я пришёл, вы сможете подать специальную заявку. И я приду. Но я не думаю, что это нужно.
– Хорошо. Я, если честно, думал, что вот придёт лама и меня как-то успокоит. Буддисты вроде бы такие умиротворённые, спокойные, мирные.
– Буддисты все разные. Обычные люди. Если бы вы не были в заключении, я бы посоветовал съездить в Туву. Там живут буддисты, и там такой ужас творится, что не приведи господь, как у вас, православных, принято выражаться.
– Я не православный.
– Да всё равно. Там просто такое творится. Первое место в России по убийствам. Грабят, насилуют. Это всё буддисты. Японцы тоже буддисты. Знаете, наверное, что они с людьми делали в войну. Это же поверить нельзя. Буддисты! Последователи Будды! А вы говорите. Обычные люди. Такие же, как и все остальные, мусульмане, христиане. Такие же примерно мудаки.
– Да, я понимаю. Ну, давайте вашу бумагу.
Лама даёт Серёже бланк заявления заключённого об отказе от религиозной поддержки (вписать религию, имя служителя религии), Серёжа всё вписывает и подписывает.
– Спасибо. Мне так будет значительно легче.
– Но ведь можно вас будет вызвать?
– Да, пожалуйста. Я не очень понимаю зачем, но, если что, вызывайте.
– Спасибо. А может быть, посоветуете мне какую-то медитацию?
– Знаете, я смотрю на вас и понимаю, что вы вряд ли будете практиковать медитацию. Вам это всё на хрен не нужно. Но, если хотите, вот вам медитация. Универсальная медитация, вечная, альфа и омега. Короче, надо сесть поудобнее. Вот, у вас тут кровать хорошая. Сесть с прямым позвоночником. Подышать немного. Глубокий вдох и выдох. И дальше сидите и останавливаете внутренний диалог. Пришла мысль – прибивайте её, как муху. Старайтесь, чтобы в голове мыслей не было. Это самая главная медитация в жизни.
– Спасибо вам. Я попробую.
– Попробуйте, да. Может, получится. Ладно, я пойду.
– До свидания.
– Надеюсь, свиданий не будет. Это не нужно ни вам, ни мне. Но если что, вызывайте.
– Спасибо.
– Удачи вам. Пусть всё будет не больно.
– Спасибо.
Серёжа сидит на скамейке в тюремном саду и неподвижно смотрит на реальность – на московскую улицу, которая видна со скамейки. По улице идут люди, едут трамваи, машины, там оживлённая жизнь. По саду бродят молчаливые фигуры, никто не обращается к Серёже, и Серёжа тоже ни к кому не обращается.
Серёжа просто сидит и смотрит на московскую улицу.
Серёжа выбирает в контакт-листе телефона номер, прикладывает к уху трубку. Между ним и его (бывшей?) женой происходит следующий разговор:
– Алё.
– Света, привет. Это я.
– Привет.
– Как ты?
– Нормально.
– Ну хорошо. Слава богу.
Долгая пауза.
– Света?
– Да.
– Ну ты как?
– Нормально.
– Ну хорошо, что нормально.
Снова повисает долгая пауза.
– Свет…
– Да.
– Свет, а ты можешь что-то сказать мне? Нет?
– Серёж, я не знаю, что тебе сказать.
– Ну, как ты живёшь?
– Нормально.
– Нормально?
– Да, нормально. Я не знаю, что ещё сказать.
– Как там в университете?
– Нормально.
– Света! Ты можешь сказать что-нибудь, кроме «нормально»?
– Серёжа, я не знаю, что тебе ещё сказать. У меня в целом всё нормально. Ну, если не вдаваться в подробности.
– Света… Света!
– Да.
– Света… я…
– Мне кажется, ты сам не знаешь, что мне сказать.
– Да, наверное.
Долгая пауза.
– Свет. А я вот хотел спросить: ты кого-нибудь нашла?
– Нет. Никого не нашла. Хотя вроде бы и надо. Я надеюсь, ты не будешь думать, что я не могу найти никого, кто был бы так же прекрасен, как ты. Да и вообще, слово «нашла» – какое-то странное, мерзкое. Найти можно какого-нибудь котёнка. Или щенка.
– Я специально так сказал.
– Я знаю, что ты специально так сказал.
– Свет.
– Что.
– Свет, я не знаю. Не понимаю. Ты как ко мне относишься? Ты мне не звонишь, не пишешь вообще.
– Серёжа. Я стараюсь об этом не задумываться. Тебя больше нет, понимаешь. Тебя нет.
– Но вот я есть! Есть же! Я существую!
– Ты есть условно. То есть тебя нет.
– Ну как. Ну вот же я.
– Ну что ты – я, я. Ты больше не обнимешь меня (да и не надо, в общем-то), не поцелуешь, мы с тобой больше не займёмся сексом.
– Какое дикое выражение – заниматься сексом.
– Я специально для тебя сказала. Да и ладно, не надо, на самом деле, вот это вот самое, заниматься сексом. Ну, ты понимаешь? Тем более тебя скоро, или не скоро, казнят. Ты понимаешь? Ты меня понимаешь? Или нет?
Серёжа долго подавленно молчит.
– Свет…
– Да, Серёж.
– Действительно, какое дикое выражение – заниматься сексом.
– Ну да.
– Ну вот. Ну ты хоть… не знаю… любишь меня?
– Серёж… ты прости, конечно. Я не знаю, что тебе сказать. Ты для меня умер уже. Тебя нет, и тебя сложно теперь любить.
– Ни хрена себе.
– Да. Я не знаю, как к тебе относиться. Всё изменила даже не эта глупая измена твоя… всё изменила эта вот твоя смертная казнь. Я не знаю, как любить человека, приговорённого к смертной казни, но ещё пока, типа, живого. Не знаю, Серёжа, дорогой мой, не знаю. Ты вот вроде живёшь, а вроде уже и не живёшь и вроде уже ушёл совсем, из жизни, не только моей, но и вообще. Понимаешь?
– Да, понимаю.
– Ну вот.
– Что – ну вот?
– Ну вот, Серёжа. Не знаю, как нам теперь с тобой.
– Типа, мне не звонить?
– Ну, хочешь, звони. Я же не зверь какой.
– Но, типа, тебе это так мучительно?
– Серёжа, я же объяснила, как это мне. Это, прости ты меня, пожалуйста, как с трупом разговаривать.
– М-м. Ну да. Понятно.
– Не знаю, что тебе понятно.
– Ну, как с трупом.
– Ну, типа, да.
– Вот так считаешь себя кем-то. Ну, там, филологом, научным сотрудником, учёным, извини за выражение. Потом выясняется, что ты просто труп. Мёртвое тело.
– Да, Серёжа. Ты прости, конечно.
– Ну хорошо. Ладно. Мёртвое тело.
– Я рада, что ты ещё жив.
– Падает, корчится старое тело.
– Старое тело устало дышать.
– В детстве смеялось, потом повзрослело.
– Тело состарилось, что с него взять.
– Хорошая песня.
– Да, хорошая.
– Да, я помню. Ну что… Мне не звонить тебе?
– Ну… звони, если хочешь.
– Мне понравилось твоё «ну».
– Серёж… ну я объяснила уже вроде, да?
– Да.
– Ну, пока.
– Прямо совсем нельзя тебе позвонить?
– Ну… звони, если хочешь. Если ты видишь в этом смысл. Я – нет.
– Ну ладно. Ну… пока.
– Пока.
– Пока.
– Пока.
– Всё, Свет. Пока.
– Ну, пока. Всё, давай на этом закончим.
Их разговор заканчивается.
Осторожный стук в дверь. К Серёже приходит отец Павел.
– Здравствуйте. Можно к вам?
– Здравствуйте, отец Павел. Заходите.
Отец Павел смущённо заходит, садится на угол кровати.
– Ну, как вы?
– Отец Павел, я даже не знаю. Мне трудно ответить на ваш вопрос.
– Да, я понимаю вас.
– Вы каждый раз меня спрашиваете, и вот я не знаю, что вам сказать.
– Да-да, понимаю вас. Нечего сказать. Скорбное бесчувствие.
– Что? Какое бесчувствие?
– Скорбное бесчувствие. Простите, что я так говорю. Это такая естественная стадия в вашем положении.
– Ну, в общем, да. Вы правы. Что тут сказать.
– Мы с вами можем ничего не говорить. Как вы знаете, мы можем вообще прекратить наши встречи.
– Ну отчего же. Давайте пока не будем. Хоть какое-то разнообразие. Вернее, однообразие.
– Да, верно, однообразие.
– Да, видите.
– Ну да, а что, мне ведь вам сказать, как вы уже поняли, нечего.
– Хотя странно, да?
– Ну а что странного. Вы человек образованный, основы веры знаете, как любой гуманитарно образованный человек.
– Основы, да. А вы, может быть, могли бы мне преподать какие-то не основы, а глубины веры? Глубины православной веры?
– Нет.
– Ну вот.
– Извините. Но это правда.
– Нет глубин?
– Глубины есть. Но я их не могу вам преподать. Я ведь просто священник.
– Ну, есть ведь, не знаю, там… исихазм. Ещё что-то такое. Как у вас там. Молитвенные практики.
– Да, есть.
– И?
– Что и?
– Почему вы их мне не хотите преподать? Поделиться со мной?
– Потому что я с ними сам толком не знаком. Так, чтобы всерьёз. Это надо быть опытным человеком. Зачем заниматься профанацией.
– Вы прямо совсем ничего про это не знаете? Странно. Даже я читал что-то. Не помню уже точно. Хоружий вроде. Или ещё кто-то. У нас одно время модно было.
– Да, одно время было модно. Теперь прошло. Слава Богу.
– Почему слава богу?
– Вот даже и сам не знаю. Сказал, и не знаю почему.
– Так что там? С этой, как её, умной молитвой? Может, мне стоит попрактиковать?
– Ну, я не знаю. В принципе, вы сейчас находитесь в таком положении, в котором вам навредить мало что может. Так что, если хотите, можете и попробовать. С другой стороны, зачем вам нужно моё разрешение? Вы ведь и так Иисусову молитву знаете, если читали Хоружего и если вообще в курсе.