– А то, что вы – Света? Это тоже лишает вас субъектности?
– Ну ещё бы. Конечно. Ещё имя такое – Света. Обхохочешься. Ещё бы Таней назвали.
– Ну почему. Света – тоже хорошее имя.
– Тоже, да. Да не в этом дело.
– Да, я понимаю.
Повисает долгая пауза.
– Света, а вы можете о себе рассказать?
– Легко. Я филолог, занимаюсь русской литературой двадцатых – тридцатых годов.
– Круто.
– Ну хорошо, если круто. А вы.
– Я… как вам сказать… Я писатель.
– Господи.
– Ну… да. А что вас так огорчает?
– Даже не знаю, как вам сказать. Ладно, будем считать, что ничто меня не огорчает.
– Вы простите меня, но интересно, почему такая реакция.
– Да это такое, профессиональное. Со многими писателями приходилось общаться.
– Это был какой-то негативный опыт?
– Ну как вам сказать. Да нет, в общем-то.
– Ну… простите, если я вас огорчил.
– Да нет, ничего. Ну. Расскажите о своём писательстве. Простите, я просто не знаю, как правильно спросить. Это такое дело. «О чём вы пишете» – несусветная глупость, ну мы же понимаем. Поэтому я просто хочу вас спросить о вашем писательстве. Вы как-нибудь своими словами расскажите.
– Ну, я пишу прозу. Рассказы. У меня две книжки.
– А где вышли?
– На Ridero.
– А, понятно. Самиздат.
– Ну да. А что? Куда нормальному автору идти?
– Ну куда. В «Эксмо», в АСТ, куда. В «НЛО» можно попробовать, в «ОГИ». Есть куда.
– Ну там же только своих печатают.
– Своих – это кого?
– Ну, я не знаю. Но если ты просто с улицы пришёл, тебя не напечатают. Надо чтобы тебя знали. Своих они печатают.
– Ну понятно.
– А что? Я не прав?
– Да как вам сказать. Это всё очень зависит от того, что писать.
– Да ладно, они же ведь не читают, если не кто-то свой прислал.
– Ну, если вам хочется, пребывайте в этих своих иллюзиях.
– А что, это не так?
– Ну как вам сказать. Дико много зависит от качества текста. Если текст хороший, то у него есть перспективы, если нет, то нет. Всё очень просто.
– Но есть ведь гении, которых не печатают?
– Да, есть, конечно. Есть гении. Их правда все знают. В литературном мире. Но могут не печатать, да. И они как-то да, так, немного уныло существуют. Но это гении. Мы их всех знаем. А вы?
– Я не принят в этот ваш круг.
– Ну плохо, плохо. Что тут ещё сказать.
– Светлана… Света… а можно? Можно я вам мои тексты покажу?
– Ну а я могу как-то отказаться?
– Ну… я бы вас попросил.
– Ну вот видите. Вы мне выбора не оставляете. Ну давайте. Они у вас распечатаны? Ну надо же, как трогательно. Ну давайте, давайте, посмотрю.
Серёжа звонит маме. Сначала долгое время идут гудки. Очень долгое время. Но Серёжа ждёт. Потом вдруг мама берёт трубку.
– Алё.
– Мама? Мама, привет!
– Да. Добрый день.
– Мама, это я, Серёжа.
– Хорошо.
– Мама, ты меня хоть узнаёшь?
– Да, Серёжа.
– Ну хорошо. Как ты? Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Хорошо.
– Мама, мы можем как-то поговорить? Тебе не тяжело?
– Серёжа, мне не тяжело. Ты можешь говорить.
– Мама… как ты?
– Серёжа, я ничего.
– Ты дома? Тебе нужно что-то?
– Да, я дома. Нет, Серёжа, мне ничего не нужно.
– Мама… ты помнишь про меня? Ты помнишь, что со мной?
– Серёжа, да, я, конечно, помню. А что с тобой? Ты учёный. Ты молодой учёный. Ты учёный.
– Мама, а ты больше ничего не помнишь?
– Серёженька, да я всё помню. Помнишь, наши санки вот эти, с которыми мы на берег Яузы ходили? Помнишь? Помнишь фильм «Дознание пилота Пиркса»? Ух, страшный такой! Помнишь ведь, как в кинотеатр «Звезда» ходили. Помнишь? Помнишь школу твою, в Лялином переулке? Ты уже забыл, наверное. А я всё помню, сынок. Всё это помню.
– Да, мама, хорошо. Спасибо. Я тоже это всё помню.
– Ну вот и хорошо. Хорошо, сынок. Я помню, всё, всё помню.
– Хорошо, мама. Пока. Давай, счастливо. Звони, если что.
– Да, Петенька… Серёженька, да. Пока. Пока. Я не буду тебе мешать. Пока.
– Мама, а ты знаешь… ты знаешь? Ты…
– Да, Серёженька, знаю, знаю, ты молодец, ты хороший мальчик, пока, пока.
– Пока.
Серёжа во время прогулки (по прекрасному парку, ставшему за это время осенним и почти зимним) подходит к низкой ограде, оглядывается. Некоторое время стоит, смотрит. По территории парка, как всегда, гуляют люди, те же самые, что и всегда. Серёжа перелезает ограду, некоторое время стоит рядом с оградой, смотрит, ждёт, что произойдёт. Потом начинает идти, идёт вдоль ограды, идёт всё быстрее.
Группа людей в форме перед несколькими экранами смотрят на экраны, переговариваются.
– Опять пошёл наш орёл.
– Да, что-то оборзел.
– Ничего, ничего, смотрим. Пусть идёт.
Серёжа доходит до ближайшего метро, спускается в метро, у него есть с собой карта «Тройка», он проходит в метро по карте «Тройка».
Группа людей в форме перед несколькими экранами внимательно смотрят за передвижениями Серёжи.
– Метро. Ну ладно, метро – это нам проще.
Серёжа едет до станции рядом с домом его бывшей (или не бывшей, этого он не знает) жены Светы. Выходит на поверхность, идёт от метро к дому жены, к своему бывшему дому. Идти минут десять, и вот он идёт.
Люди перед мониторами говорят:
– К бабе своей пошёл.
– Ага. Ладно, пусть пока идёт. Бабы, кстати, там всё равно нету.
– Кстати, да.
– Ладно, пусть погуляет.
– А что толку? Может, сразу ДВ врубим? Нет?
– Да подожди. Пусть погуляет. Чего сразу ДВ-то.
– Как скажешь, начальник.
– Пусть погуляет.
Серёжа приходит к дому своей жены Светы (к своему когда-то дому), набирает код подъездной двери, входит, поднимается на нужный этаж, звонит в дверь. Ему никто не отвечает. Серёжа безнадёжно сидит на ступеньке лестницы внутри подъезда.
Серёжа ещё и ещё раз звонит в дверь. Никакого результата нет. Люди перед мониторами говорят:
– Баба уехала давно. Мучается чувак. Я считаю, надо ДВ врубать. Чего он там сидит?
– Давайте ещё подождём. Вдруг кто-то придёт.
– Палыч, ну ты известный садист.
– Не хера в нашу машину попадать.
– Тоже верно.
– Ребят, он уже сорок минут сидит. Давайте врубать.
– Да, давайте. Степаныч, давай, расписывайся там у тебя. Тебе кнопарь нажимать.
– Стоп, стоп. Не спешим. Щас всё сделаем.
Степаныч, худой, высокий человек, распечатывает на принтере две страницы текста, просматривает их, быстро подписывает, ставит печать, убирает страницы в папку, убирает папку на полку.
– Короче, чего он там.
– Да сидит на лестнице. В подъезде.
– Ну хорошо. Всем приготовиться.
– Контроль периметра?
– Есть контроль периметра.
– Включаю ДВ.
– Есть ДВ, включайте.
Степаныч нажимает синюю кнопку. В помещении начинает слышаться очень приглушённый вой.
Серёжа сидит на лестнице, ждёт Свету. Его лицо передёргивается, или ещё можно сказать, по его лицу проходит судорога. Серёжу как будто бьёт током, но не смертельно. Серёжа вскакивает, пулей вылетает из подъезда и очень быстро бежит в сторону Комбината. Серёжа бежит, останавливается, переводит дух, снова бежит. Ему почему-то не приходит в голову воспользоваться общественным транспортом, он всё время бежит, бежит, иногда отдыхает. Потом снова бежит. Серёжа совершенно себя не контролирует, у него с уголка рта свисает слюна, у него совершенно дикий вид, единственное, чего он хочет, – поскорее добраться до Комбината.
Серёжа поскальзывается на мокром снегу (да, уже выпал мокрый снег), Серёже вообще уже не очень удобно бежать. Но он добегает до ворот Комбината. Стучит в дверь. Дверь открывается, и его вволакивают внутрь какие-то незнакомые Серёже охранники.
– Ну что, Сергей Петрович, как вы? Как самочувствие?
– Вы меня извините. Вы меня извините. Вы меня извините. Вы меня извините.
– Да ладно, ничего, с кем не бывает.
– Вы меня извините. Вы меня извините. Вы меня извините. Вы меня извините.
– Сергей Петрович, ничего страшного. Всё нормально, вы уже в Комбинате, вы дома.
– Вы меня извините. Вы меня извините. Вы меня извините. Вы меня извините.
– Давайте пойдёмте. Давайте, вот сюда.
Серёжу ведут по системе коридоров и приводят его в его камеру/номер.
– Отдыхайте, Сергей Петрович. Сегодня был тяжёлый день у вас.
– Вы меня извините. Вы меня извините. Вы меня извините. Вы меня извините.
Дверь закрывается, Серёжа валится на свою двуспальную удобную постель и моментально засыпает.
Света в своём закрытом купальнике сидит на своей привычной скамейке и смотрит на море. Это продолжается довольно долго, и Света уже начинает надеяться, что Виталий не придёт. Но Виталий приходит.
– Светлана, добрый день!
– Виталий, добрый день. Всё же лучше не Светлана, а Света.
– Света, простите. Добрый день.
– Здравствуйте, Виталий. Надеялась, что вы не придёте, но вот вы пришли.
– Света… простите, мне, может, уйти?
– Да нет, зачем. Будьте, если уж стали.
– Спасибо, Света. Хороший день сегодня.
– Ничего такой, да. Виталий, я прочитала ваши тексты.
– Да? Спасибо! Ну и как?
– Как вам сказать. Ну, они такие… хорошие, в общем, тексты. Крепкие. Крепкая, качественная проза. Знаете… сейчас хорошему автору трудно пробиться. Везде кумовство, только своих печатают. Да. В премиях одни и те же списки. Одним и тем же дают! Новому талантливому автору, вот как вы, например, не пробиться. Так что шансов у вас нет.
– А вам понравилось? Понравились рассказы мои?
– Да, отличные, прекрасные рассказы. Вы прекрасно пишете. Вот это запомнилось: «гладь пруда отражала…». Что она там отражала? Не помню.
– Красноватые всполохи вечернего неба, простите.
– Да! Гладь пруда отражала красноватые всполохи вечернего неба! Да! Это же великолепно! Прямо как будто видишь всё это – и гладь пруда, и всполохи вечернего неба. Вы просто художник слова!