Наконец она почувствовала, что взрослая сильная девочка превратилась в маленькую беззащитную малышку. Очень хотелось, чтобы кто-то взял ответственность и сказал, как поступить. Звонок мужу. Он сказал, что не знает, что делать: «Смотри по обстановке». Звонок другу, она врач. «Делай, как говорят врачи, у них опыт больше».
Ничто и никто не мог дать мне опоры. Сама. Она сама должна решить, что делать. Весь мир будто исчез, Лена осталась одна в больничной палате, наедине со своими страхами и болью. «Может быть, нужно было промолчать и все прошло бы само собой? Может, просто заснуть и этот дурной сон закончится?» «Вы подписываете документ или нам отпускать врача?» – строго спросила медсестра.
Маленькая девочка Лена поставила внизу свой крестик, даже не читая документа. Выбор без выбора. Врачи были спокойны, они делали свою работу. Ребенок закричал. «Восемь из десяти по шкале Апгара!»
Саша:
Привет, мир! Вот и я. Здесь так ярко и шумно, все новое и непонятное. Но внутри меня есть теплое чувство, будто я уже был здесь когда-то.
Холодно… Но это не страшно. Я помню тепло, и оно вернется. Вокруг – голоса, они звучат как музыка. Не понимаю слов, но ощущаю заботу.
Снег падает за окном. Белые хлопья кружатся медленно, и это кажется знакомым. Словно я уже видел это раньше, в другой жизни или в далеком сне. Я маленький, но внутри меня много чувств и мыслей. Я готов узнать этот мир и напомнить ему о том, что важно. Может быть, поэтому я здесь сейчас.
Мама, я чувствую твое сердце. Оно бьется рядом с моим. Не волнуйся, мы вместе. Я пришел, потому что у нас есть путь, который мы должны пройти вместе.
«Все хорошо. Все будет хорошо. Возможно, ребенок лучше знает, зачем ему захотелось родиться Козерогом». – Лена улыбнулась и уснула.
Глава 3Точка ноль
Саша появился на свет раньше, чем его ждали. Наверное, он сразу почувствовал, что что-то не так. Всего 1600 граммов… Его положили в прозрачный кувез, чтобы он мог дышать. В этом новом мире была лишь тишина и свет внутри ящика. Снаружи – приглушенные звуки, там спорили и волновались люди. Маму он не видел с самого начала. Он был маленьким и слабым, но внутри росло огромное желание жить и узнать, что находится за пределами этого странного стеклянного мира.
На третий день Сашу аккуратно вытащили из его теплого кувеза и куда-то повезли. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, что его отделяют от чего-то важного, и плакал. Он ощущал беспокойство и грусть, но никто не обращал на это внимания – все дети плачут. Он слышал голоса рядом, но никто не спешил ему на помощь. Он знал, что где-то есть мама и ей тоже плохо. Она очень переживает, но ничего сделать не может. Мальчика увезли из роддома, так и не дав увидеться с мамой. Миру, в который он только что пришел, не было никакого дела до этих чувств. Особенно в дни праздников, когда все заняты своими делами. И пока они не закончатся, мама мальчика не сможет сдать нужные анализы и подписать документы. А это значит, что Саша не увидит ее еще две долгие недели. Эти две недели будут для них вечностью. В этом мире, полном правил и ожиданий, такие формальности важнее, чем связь между матерью и младенцем.
Первые часы и дни после рождения считаются оптимальным временем для установления тесного контакта между матерью и новорожденным. Контакт «кожа к коже» способствует стабилизации температуры тела ребенка, его сердечного ритма и дыхания. Для матери это стимулирует выработку окситоцина – гормона, который укрепляет эмоциональную связь и способствует лактации.
Ранняя близость с матерью закладывает основу для чувства безопасности и доверия у ребенка. Эти первые взаимодействия влияют на формирование привязанности, которая впоследствии отражается на способности ребенка устанавливать отношения с другими людьми. Исследования показывают, что длительная разлука с матерью в первые недели жизни может привести к повышенному уровню стресса у ребенка и затруднениям в эмоциональной регуляции.
Для матери разлука с новорожденным также может быть травматичной. Она может испытывать чувства беспомощности, вины и тревоги. Эти эмоции могут повысить риск развития послеродовой депрессии и затруднить установление эмоциональной связи с ребенком.
Ранний период жизни является критическим для развития мозга ребенка. Отсутствие стабильной и любящей привязанности может влиять на когнитивное развитие, способность к обучению и даже физическое здоровье в дальнейшем.
Но Саша становился сильнее с каждым днем. Его маленький организм боролся, и он быстро шел на поправку. Он все еще жил в прозрачном ящике, где тепло и спокойно, но теперь он знал, что мама где-то рядом. Он чувствовал ее присутствие. Каждый день мама отправлялась в длинное путешествие, ехала в метро через весь город, чтобы побыть с ним хотя бы несколько минут. Она приходила рано утром и весь день помогала персоналу больницы. Все ради того, чтобы ее пустили к ребенку ровно на пять минут. В это время он мог чувствовать ее силу и любовь. И тогда мальчик всем своим видом тоже старался показать, что готов быть с ней, что уже достаточно силен, чтобы его вернули маме. Она старалась не плакать, но в ее голосе, в ее дыхании дрожали слезы. Эти драгоценные пять минут с мамой были самым важным для маленького человека в стеклянном кувезе.
Так прошел почти месяц, и наконец им разрешили обняться. Это было волшебство. Когда она впервые взяла ребенка на руки, он сразу почувствовал ее запах, теплый и родной. У него сразу появилось желание поесть – сработал наконец сосательный рефлекс, но оказалось, что он еще слишком слаб, чтобы делать это, как все. Потребовалась целая неделя, чтобы научиться кушать, но он старался изо всех сил, потому что знал: если он будет хорошо есть, то им позволят проводить вместе больше времени. Каждый день на полчаса больше.
Лена:
Я прекрасно знала, насколько важна первичная привязанность. Я делала все возможное, чтобы вернуть себе ребенка. Иногда я ругала себя за то, что живу в Москве. Наверное, если бы я была из деревни, мне бы сразу отдали малыша, и ему точно было бы лучше рядом со мной. Потом я успокаивала себя, говоря, что в Москве хорошие врачи и они точно заметят, если что-то с ним не так.
В больнице мне было очень тяжело. Я чувствовала себя как в тюрьме. Рано утром я приезжала на метро на другой конец города. Заходила в раздевалку на первом этаже, снимала зимнюю куртку, переобувалась и измеряла температуру. Если она была повышенной, дальше не пускали.
После этого все мамочки поднимались на третий этаж в женскую раздевалку, где нужно было снять с себя все до нижнего белья и надеть накрахмаленный советский халат. Когда-то яркий, теперь он был бледным от частых стирок. Затем мы перемещались на так называемую кухню, где уже стояла очередь, чтобы прокипятить молокоотсос.
Дальше все занимали очередь и шли в «доильную». Это небольшое помещение, где мы сцеживались. У нас была норма, но строго не требовали. У кого-то в первые дни вообще не получалось. Кто-то мог сидеть там часами. Молоко легко шло только у девушки, у которой родилась тройня. Ее молока хватало еще на пару отказников.
Первое время у меня не было молока, никто не помогал и не подсказывал, что делать. Ты наблюдаешь за другими и пытаешься повторить. Это больно и неприятно. И это совсем не красивое зрелище. В этой комнатке дискомфорт ощущался каждой клеточкой организма. Но сделать ничего ты не можешь. Можешь только уйти.
Первую неделю я наивно думала, что мое молоко достается моему ребенку – мы же подписывали бутылочки. Только потом я узнала, что почти все сливалось в общий котел, кипятилось и раздавалось всем.
Мое молоко ребенок получал только раз в день, когда я сцеживалась днем.
После «доильни» мы шли на общую кухню, где помогали медицинскому персоналу. Иногда отрезали бинты на маленькие примочки, иногда скатывали ватные шарики. Всегда было чем заняться, и это хоть немного отвлекало от тревожных мыслей. Через пару часов процедура сцеживания повторялась, и так весь день проходил в цикле ожидания и небольших задач.
Эти рутинные занятия помогали скрасить время и создать иллюзию причастности к уходу за нашими малышами. Мы старались быть полезными, хоть и понимали, что самое главное – быть рядом с детьми – пока недоступно. Каждый день мы надеялись, что скоро сможем держать своих детей на руках, но пока оставалось только ждать и делать все возможное, чтобы поддержать их, пусть даже на расстоянии.
Дышал холодом суровый февраль. Маме Лене вот-вот должно было исполниться 30 лет, и она попросила выписать мальчика пораньше. Все было хорошо, и врач обещала решить все накануне праздника. Но что-то пошло не так. Когда Сашу готовили к выписке и начали проводить осмотры, все вокруг вдруг забегали, и началась суета. Врачи говорили какие-то странные слова, которые Саша еще не знал, но, к сожалению, звучали они очень серьезно: «ретинопатия», «пятая стадия», «задняя агрессивная», «ВЖК», «отек мозга». И Сашу не отпустили к маме.
Врачи сказали, что срочно нужна операция, отслаивается сетчатка. Так бывает у недоношенных детей, когда происходит стремительный рост сосудов глазного дна. И – сразу пятая стадия! Казалось, еще можно что-то сделать, но… срочные анализы перед операцией выявляют проблему со свертываемостью крови, и требуется переливание. Никто ничего не гарантирует.
Мама плакала. Она попросила только, чтобы пустили папу, чтобы он хоть раз увидел сына, потому что операцию ребенок может не перенести. Папа молча смотрел на Сашу сквозь стекло, не в силах сделать что-то большее. Так и не побыв ни минуты ни с мамой, ни с папой, Саша поехал в Морозовскую больницу на операцию.
Там Сашу поместили в палату, а потом на метро доехала до больницы мама. Она сильно переживала, у нее дрожали руки. Лена пыталась собраться, чтобы никто не догадался, что она впервые пеленает своего ребенка. Это был первый раз, когда она осталась с ним один на один. На утро назначили операцию. Лена не спала всю ночь, и ребенок тоже не спал, ему передавалось мамино волнение. Саша как будто боялся, что мама не справится. Но у нее не было выбора.