Глава пятнадцатая
Ветер, несущий песок и горькие обещания семейного счастья, хлестал Михаилу в лицо. Он был в бегах. Синяя Волга неслась по улицам на бешеной скорости. В открытом окне ревел разорванный в клочки воздух. Выпучив глаза, гневными взглядами ошарашенные пешеходы провожали мчащийся автомобиль. Pуки водителя сжимали баранку; сердце металось, как птица в клетке; хриплое дыханье вырывалось из раздувшихся ноздрей. Открытый наручник болтался на его левом запястье, правое запястье — свободное- кровоточило. Костяшки его пальцев саднили от ударов, которые он нанес офицеру ФСБ, чье израненное тело в зеленой форме, валялось на заднем сиденье седана. На каждом ухабе голова чекиста подпрыгивала вверх и вниз, изо рта вытекал ручеек крови, конечности жертвы вытянулись, как окаменевшие. По всей видимости, тот был мертв.
Восемнадцать часов назад Глаша открыла дверь двум сотрудникам ФСБ в штатском. Вошедшие бесцеремонно оттолкнули ее, предъявили документы и схватили Михаила. Боль, тоска и мучение в глазах его жены и дочери были безмерными. Они беспомощно взирали, как на их любимого надели наручники. «Возвращайся скорее, папочка!» плакала Катя, пытаясь отдать ему свою любимую куклу. «Не положено!» рявкнул мордастый, похожий на пуделя, агент. Он шлепнул девочку по руке. Катя отчаянно закричала, когда увидела, что ее отца уводят. Глаша сумела скрыть слезы, но ее напряженное лицо преобразила гримаса ужаса. С заломленными за спину руками, Михаила вывели и посадили в черный закрытый фургон. Вскоре пришли еще двое сотрудников, чтобы провести обыск в квартире Беловых. В местном отделении ФСБ Михаилу сообщили, что он расхищал государственное имущество, шесть лет шпионил в пользу Америки и на следующий день будет отправлен в Москву для тщательного расследования его преступной деятельности и очной ставки с предателем Костылевым. Он провел бессонную ночь в одиночной камере, скорбя о семье и своей несчастной судьбе, а утром его отправили в аэропорт. На него опять надели наручники, на ноги добавили кандалы и погрузили в кузов седана без опознавательных знаков. «Шевелись, урод, шевелись!» Высокий курносый агент пнул Михаила под зад. Михаил зашатался, потерял равновесие и болезненно упал на назад, на свои скованные за спиной запястья. Он превратился в предмет, который надо транспортировать, сторожить и подсчитывать. Его тюремщики привыкли обрабатывать тысячи таких, как он, никогда не отступая от собственных правил обращения с арестованными. Органы накопили огромный опыт в укрощении человеческих характеров. Сегодня утром, убедившись, что Михаил покорен и пуглив, его оставили наедине с малочисленным эскортом — единственным водителем. Со своего места на заднем сиденье разгневанный взгляд Михаила не отрывался от затылка сопровождающего агента. Человек, сидевший за рулем, маячил прямо перед ним, затмевая солнце, которое светило в глаза. Светлые неопрятные кудри на бычьей шее чекиста давно требовали стрижки. Засаленный воротник военной куртки был обсыпан перхотью. Запах одеколона лез в ноздри и заставлял окружающих чихать. Руки Михаила, скрученные за спиной, вызывали ноющую пульсацию в суставах и во всем теле. Он игнорировал неудобство; ведь у него была ответственная задача! Пальцы Михаила разогнули скрепку, которую он держал в правой руке с самого момента ареста. Тонкий кусочек проволоки, который в момент прощания Глаша незаметно вложила ему в ладонь, был его единственным шансом обрести свободу. Он не мог позволить себе потерять его. От его мастерства зависела судьба его семьи. Михаил сделал короткий Г-образный изгиб на кончике проволоки и под неудобным углом изловчился вставить полученную «отмычку» в замочную скважину. Дюжину раз он крутил свой инструмент, пытаясь выровнять штифты в запирающем механизме. Внезапно пружина щелкнула и его левая рука освободилась! В этот момент его онемевшие и воспаленные пальцы уронили «отмычку». Михаил взглянул в зеркало заднего вида. Обошлось! Все в порядке! Взгляд водителя по-прежнему прикован к дороге. Тот был занят обгоном двух пассажирских автобусов, окутанных клубами выхлопных газов. Ему ни до чего не было дела. Он старательно рулил и утирал стекавший со лба пот. «Пора действовать,» решил Михаил. Он оперся на правый локоть и его голова исчезла из поля зрения сопровождающего. В любой момент ожидая услышать властный oкрик, Михаил левой рукой нащупывал на коврике внизу потерянный инструмент. Удача! Он выпрямился на сиденье и несколько секунд, зажмурив глаза, отдыхал. Затем он опять взглянул в окно и заметил, что они давно выехали из города и приближались к аэропорту. Машина катилась по пустынному участку шоссе, по обе стороны которого мелькали сосны и ели. Время истекало. Михаил знал, что по прибытии в аэропорт его запрут в камере предварительного заключения и оставят там ожидать самолета на Москву. Он обязан продолжить свои усилия! Побагровев от натуги, Михаил подтянул к себе ноги и с третьей попытки разблокировал кандалы. С трудом он подавил невольный вздох облегчения. Сейчас или никогда! Одним быстрым движением Михаил атаковал водителя; правой рукой схватив того за подбородок, а левой за затылок. Он крутанул резко и сильно, свернув врагу шею. Михаил слышал хруст ломающихся позвонков, короткий стон, затем тело чекиста дернулось и обмякло. Руки противника все еще лежали на руле, но теперь перегнувшись вперед, Михаил управлял Волгой сзади. Он повернул ключ зажигания, заглушил двигатель и плавно вывел автомобиль на обочину. Через минуту Михаил окончательно завладел Волгой. Он запихал раненого агента на заднее сиденье и повернул седан обратно в город. Он знал, что у него есть около часа до того, как его отсутствие — а именно, пропажа «груза ФСБ» — будет замечена. Только оказавшись в центре Ужура, Михаил замедлил гонку. Тихо и чинно он припарковал Волгу в пустом дворе своего дома, на том же месте, где агенты взяли его двадцать два часа назад. Был ранний полдень буднего дня и несколько бабушек, разместившихся на скамейках, заметили его появление. Они равнодушно помахали руками и вернулись к вязанию и бесконечной болтовне. Солнце светило тепло и ярко и берёза, 50- метровая неизменная доминанта, раскинула свои могучие ветви, нежась в его ласковых золотых лучах. Высоко наверху шумела листва и беззаботно щебетали птички. На траве вокруг толстого корявого ствола, между узловатых переплетенных корней валялись разбросанные детские игрушки. Михаил поднялся на крыльцо. Эхо его быстрых шагов еще разносилoсь по коридору, когда он звонил в дверь. К его ужасу ответа не было. Он слегка склонил голову набок, прислушиваясь к звукам в квартире. Изнутри не доносилось ни шороха. Сердце его бешено колотилось и едва не выпрыгивало из груди. Он немного потоптался и почесал лоб. На нем топорщилась все та же мятая одежда, в которой его вчера арестовали, но его карманы были пусты. Их содержимое вместе с ключами от квартиры лежало в сейфе ФСБ.
«Дома ли они?» c тревогой подумал Михаил. Положение было отчаянным. Драгоценные минуты свободы безвозвратно истекали, неизвестно где облава сейчас происходила в городе, но за дверью его квартиры не ощущалось никаких признаков жизни; там царила мертвая тишина. Опустив голову, он еще раз постучал костяшкой пальца в дверь и коротко молвил, «Глаша, это я». Дверь распахнулась и там стояла Глаша; бледная и осунувшаяся. Она смотрела на него с удивлением. Ее прекрасные глаза, полные слез, вмиг посветлели и вспыхнули ярким огнем. Они обнялись. «Я слышала, как приехала машина, но подумала, что это снова ФСБ», радостно ворковала она. «Как быстро тебя отпустили! Нам нужно праздновать!» «Я сбежал,» поспешно сказал Михаил. «Меня собирались отвезти в Москву. Должно быть, они ищут меня сейчас или очень скоро начнут искать. Вся государственная система ловит меня. Нельзя терять ни минуты! Возьми чемодан, брось туда соль, сахар, таблетки для очистки воды, спички…»опомнившись, он остановился. «Где Катя?» «На дне рождения в соседней квартире…» «У нас есть пять минут, чтобы подготовиться и уйти!» Михаил почти кричал. «Быстрее!» «Куда мы направляемся?» «Известно куда. В тайгу», грустно ответил Михаил. «Прибежище всех беглецов и отверженных. Нам нельзя терять ни минуты. Пожалуйста, поторопитесь.» Не дожидаясь ответа, Михаил начал собирать охотничьи принадлежности и амуницию. Глаша поспешила к соседям. После недолгого размышления Михаил преодолел искушение использовать для продолжения своего побега более крупное транспортное средство, на котором он прибыл сюда. Он рассуждал, что свою синюю Волгу ФСБ быстро отследит, найдет и схватит его. Поэтому он решил погрузить свои вещи и другое имущество в мотоцикл Урал с коляской, игнорируя чекистский седан, запаркованный у крыльца. Через несколько минут во двор вышли Глаша с Катей в теплом непромокаемом пальто. Девочка закричала от радости, увидев отца, копошившегося в сарае. «Папочка, я всегда знала, что ты вернешься!» Она обняла его своими маленькими ручонками. Михаил усадил дочь на колени Глаше и они осторожно отъехали.
В этот час улицы были свободны от пробок и горожане не нашли ничего примечательного, заметив семью из трех человек на перегруженном мотоцикле, ощетинившемся удочками и свертками. Через полчаса путешественники покинули город и оказались на проселочной дороге, вьющейся через широкое картофельное поле. Васильки, ромашки и густая трава росли по обочинам. Впереди показалась сумрачная чаща, казалось бы стеной преграждавшая им путь, однако при приближении, заросли начали раздвигаться и открылся проход. Дорога стала извилистой и ухабистой, и заваленной кучами шишек и сосновых иголок. Лучи солнечного света едва проникали сквозь кроны вековых сосен, тянущихся к небу прямо и торжественно, как колонны собора. По мере того, как беглецы продолжали продвигаться вперед, лицо Михаила становилось пунцовым от напряжения, а глаза заслезились от пристального внимания. Он искал доступ к реке. В конце концов ему удалось приметить небольшое поредение в массе кустов, корней и спутанных веток. Свернув туда, он погнал свою машину напролом через дебри.