11.1 Сатана как чистый дух: синтез Фомы Аквинского
Мир Петра Ломбардского был университетским миром, который стал ещё более рафинированным и регламентированным столетием позже, когда на сцену выходит Фома Аквинский. Доминиканца Фому следует противопоставить менее интеллектуальным членам его ордена — таким, как Яков Ворагинский, автор «Золотой легенды» (ок. 1260), и Гийом Пейро, автор ещё одного популярного сочинения — «Сумма добродетелей и пороков» (1230-е годы). Пейро тиражировал те же «истории о придурковатом Дьяволе», что и Яков, основываясь на таких источниках, как «Собеседования с Отцами» Иоанна Кассиана (ум. ок. 435) (известного также, по крайней мере мне, под названием «Великие истории из пустыни») и «Диалоги» Григория Великого. Подобные истории можно было найти также в собраниях и небольших сборниках проповедей, содержавших множество подобных exempla (коротких историй — анекдотов), собранных в алфавитном порядке, по темам.
Фома, однако, тяготел к академическому миру и, как я заметил ранее (см. 10.3), подобно другим кандидатам в доктора теологии, должен был писать комментарий на «Сентенции» Петра Ломбардского. Над решением этой задачи он работал в 1250-е годы, почти через столетие после того, как Ломбардец завершил свой труд. В ответ на рассматриваемые выше вопросы о Сатане Фома заявляет: всё католики убеждены в том, что некоторые ангелы согрешили и стали демонами, но трудно сказать, каким именно был их грех, — известно только, что он каким-то образом включал стремление быть равноправным с Богом и что первым был грех гордыни (Comm. Sent. 2.1.1.1-3)[39]. Хотя Августин оставил нерешённым вопрос, был ли некогда Люцифер высшим из ангелов, Григорий отвечал на него положительно; это общее мнение, и оно обосновано (Comm. Sent. 2.6.1.1). Грех Люцифера явился причиной остальных грехов (2.6.1.2).
Падшие ангелы могут быть размещены в пространстве не в соответствии со своей сущностью (так как они бестелесны), но в соответствии со своими функциями. Средний воздух и ад являются для них местами наказания, так же как земля — местом для деятельности, касающейся нас; но они постоянно подвергаются духовным мучениям адским огнём (Comm. Sent. 2.6.1.3, и ответ на возражение 6). Резонно предположить, что среди демонов есть иерархия; возможно, что ангелы пали каждый со своего чина (2.6.1.4). Все согласны с тем, что, когда Демон покорён, сила его искушения уменьшается до определённых пределов, но неясно, каким образом (2.6.1.5).
В своих кратких заметках о тексте «Различения 6» Фома объясняет фразу «Хвост его [Дракона] увлёк с неба третью часть звёзд», цитирующую Откровение (12:3-4), таким образом: «Под Драконом следует понимать самого Люцифера; под хвостом — убеждение, с помощью которого он выразил своё желание другим; и под звёздами — ангелов, сияющих присущим им светом».
Поразительно, что в обширном собрании своих сочинений Фома нигде не объясняет природу сражения между Драконом и Михаилом в 12-й главе Откровения. Фактически он очень мало ссылается на Откровение. В одном месте он говорит о видениях Иоанна как о «воображаемых», подобных таким же у Исаии (Sum. Theol. 2. 175.3, ответ на возражение 4)[40].
Заметим, что Фома решает не рассматривать вопрос «о скованности Сатаны», поднятый Петром Ломбардским и внушённый, конечно же, Книгой Откровения. Может быть, с точки зрения Фомы, в этом вопросе не слишком много смысла — ведь он полагал, что Сатана и другие падшие ангелы были бесплотными, то есть являлись чистыми духами.
Ломбардец так и не принял решения, как следует ответить на вопрос о телесности или бестелесности ангелов. Но до него Августин был уверен, что они являются телесными и имеют тела из воздуха, а после него Фома настаивал на их несомненной бестелесности и на огромном могуществе этих «чисто духовных» созданий.
Интересно, что Фома никогда не говорит о Дьяволе во множественном числе. Он упоминает «дьяволов» только в цитатах из Других авторов. Для него существует только один Дьявол — Сатана. Тем не менее он идентифицирует падших ангелов с демонами, включая тех несчастных демонов [бесов] болезней, что упомянуты в Евангелиях. Теперь их, как и всех падших ангелов, следует считать представителями космической энергии, а не мелкими паразитами, ищущими место для обитания. Однако Фома использует не евангельский термин среднего рода Demonia — то есть «Demonoids», — а пишет в мужском роде, Demones — «демоны».
Примерно через десять лет после написания комментария на «Сентенции» Ломбардца Фома начал свой великий студенческий учебник для доминиканских монахов «Summa Theologica» («Сумма теологии»). (Яков Ворагинский не мог познакомиться с ним, поскольку на момент выхода книги был уже слишком стар.)
Когда Фома обращается к вопросу о падших ангелах, он начинает с заявления, что первым грехом ангела должна быть гордыня и что ещё одним, единственно возможным грехом, который мог совершить ангел — чисто духовное существо, — могла быть только зависть. Все остальные грехи не рассматриваются, так как относятся к слабостям тела. Гордыня означает непокорность, неподчинение высшему существу. Зависть означает желание того, что принадлежит другому, в данном случае — роду человеческому (ST 1.63.2).
Посмотрим теперь внимательнее на «гордыню». Получается, что «Дьявол, без всякого сомнения, согрешил, пожелав стать "как Бог"». Это может означать только то, что он захотел стать «подобным Богу», достигая счастья самостоятельно, а не получить его от Бога как подарок. Этот анализ пересекается, продолжает Фома, с тем, что говорит Ансельм Контерберийский в «Диалоге о падении Дьявола», а именно: что Дьявол мог получить желаемое только в том случае, если бы остался тем, кем он был (ST 1.63.3).
Всё это кажется довольно глупым со стороны Дьявола, не так ли? Я всегда думал, что он считался умным. И все прочие ангелы, ставшие демонами, сделали ту же самую глупость!
Что касается вопроса: согрешил ли Дьявол на самом первом этапе своего существования? — Фома говорит, что эта идея противоречит Библии, поскольку у Исаии о Дьяволе, выведенном под именем царя Вавилонского, говорится: «Как упал ты, о Люцифер, восходивший на рассвете»{ 138 } (LVB Ис. 14:12). В книге Иезекииля также говорится о Дьяволе (под именем царя Тирского): «Ты находился в Едеме, в саду Божием...» (LVB Иез. 28:13) (ST 1.63.5).
Некоторые авторитеты, подобно св. Иоанну Дамаскину (великий греческий теолог, ум. ок. 754), полагали, что падшие ангелы принадлежали к низкому или даже низшему рангу, имевшему отношение к телесным материям. Но, хотя это и здравая мысль, всё же более вероятно, что они принадлежали к высшим чинам, и Григорий Великий прав, утверждая, что Дьявол был высшим из всех ангелов. В Книге Иезикииля (28) Дьявол назван херувимом, а не серафимом, поскольку херувимы получили своё название от знания, которое допускает грех, в то время как название серафимов происходит от милосердия, которое несовместимо с грехом (ST 1.63.8). Фома приходит к решению, что Дьявол убедил других ангелов пасть. Отсылка к «Дьяволу и ангелам его» (Мф. 25:41) показывает, что все падшие ангелы подчинены ему (ST 1.63.8).
Большее количество ангелов не пало, а осталось приверженными добру. Это очевидно для тех, кто полагает, что пали только ангелы низшего чина. Для тех, кто верит, что главный Дьявол был самого высокого чина, возможно, что пало несколько от каждого чина. В Библии, однако, названия некоторых чинов, таких, как серафимы и престолы, не имеют отношения к демонам. В отношении серафимов причина понятна, так же как и применительно к престолам, название которых указывает на местонахождение Бога. Демоны же относятся к тем чинам, чьи имена имеют отношение к знанию: херувимы, власти и начальства (ST 1.63.9).
Итак, мы увидели, что падшие ангелы, несмотря на всё своё великолепие, оказались достаточно глухими, чтобы отвернуться от Бога и пасть навсегда. Что случилось дальше? Стали ли они ещё более глухими? (Иными словами, превратились ли они в малоумных созданий, какими изображены демоны в «Золотой легенде»?) В этом и заключается второй вопрос Фомы: были ли затуманены их умы? Ответ таков: на знание, присущее им по их природе, как ангелам, ничто не повлияло. Знание, данное милостью Божией (и приобретённое в результате размышлений), не совсем исчезло, но уменьшилось. Однако знание, порождающее любовь и мудрость, исчезло полностью. Более того: даже обычные ангелы, ангелы добра, не в полной мере могут понять тайну Царства Божия; и ещё менее того демоны, или падшие ангелы, способны понять тайну воплощения Сына Божия на земле (ST 1.64.1). Подведём итог: демоны всё ещё намного умнее, чем люди.
Демоны, как и проклятые души, полностью посвящены злу; для них невозможны ни обращение, ни искупление (ST 1.64.2). Демоны имеют два места наказания: первое из них — ад, куда они попадут в конечном итоге, а второе — туманный воздух, где они исполняют свою обязанность «беспокоить» род людской. Однако некоторые демоны уже находятся в аду, где мучают души тех, кого склонили к греху; в то время как ангелы добра находятся на небесах вместе с душами святых. Но после Судного Дня все грешники — бывшие ангелы и люди — окажутся в аду, тогда как все праведники, как ангелы, так и люди, пребудут на небесах (ST 1.64.4).
Кажется, это отвечает на многие поставленные выше вопросы. Фома действительно не думает, что Дьявол связан в аду, потому что он вообще не думает, что Дьявол находится в аду! И похоже, у него нет никакой необходимости быть там — до конца времён.
Далее, посмотрим на Сатану и Адама. Фома говорит, что, поскольку человек был побеждён искушением Дьявола, он заслужил быть приведённым под власть Дьявола (ST 3.49.2). Но почему? Это не выглядит похожим на правду. С чего бы вдруг вообще давать что бы то ни было Дьяволу? Фома объясняет, какие причины были у Бога для подобного решения. Давайте более детально рассмотрим его утверждение:
Homo suo peccato meruit ut in potestatem traderetur Diaboli, per cujus tentationem fuerat superatus.
Что означает:
Человек своими грехами заслужил быть отданным во власть Дьяволу, потому что это произошло вследствие дьявольского искушения, которому человек поддался.
Этот вопрос настолько важен, что его стоит разложить на отдельные пункты, каждый из которых легко понять.
- ЗЛОЙ ГЕНИЙ ИЗ КОСМИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА ОБМАНЫВАЕТ НЕВЕЖЕСТВЕННУЮ ОБНАЖЕННУЮ ПАРУ
- ЭТОТ ГЕНИЙ ПОЛУЧАЕТ ДАННУЮ ПАРУ — ТЕПЕРЬ УЖЕ ОДЕТУЮ — В СВОЮ ВЛАСТЬ, РАСПРОСТРАНИВ ЕЕ НА ВСЕХ ПОТОМКОВ ПАРЫ.
- ПОЯВЛЯЕТСЯ БОГ С ПЛАНОМ СПАСЕНИЯ И ПОСЫЛАЕТ СВОЕГО СЫНА.
- ПЛАН ИМЕЕТ ЧАСТИЧНЫЙ УСПЕХ: МИЛЛИОНЫ ВСЕ ЕЩЕ В АДУ, НО НЕКОТОРЫЕ СПАСЛИСЬ.
Хм-м... Это всё ещё не выглядит правильным. Честно говоря, это выглядит полностью несправедливым. Кажется, что такое не может быть написано в Библии!
Говоря о власти Дьявола над человечеством, Фома следует за Августином. Он заявляет:
«Страсти Христовы освободили нас от Дьявола, так как Страстями Христа Дьявол превысил предел власти, данной ему Богом, когда своими интригами привёл к смерти Христа, Который не заслужил смерти, ибо Он был без греха. Так говорит Августин в труде "О Троице", книга 13: "Дьявол был побеждён праведностью Христа. Ведь хотя Дьявол не нашёл в Нём ничего заслуживающего смерти, он всё равно убил Его. Более того, это единственный путь, которым должники, удерживаемые Дьяволом, могут уйти безнаказанными, — те из них, кто верит в Христа. Поскольку Дьявол убил Христа, хотя Он не был должен ему никоим образом"».
Итак, согласно Августину, Дьяволу, по-видимому, было разрешено поработить всё человечество как находящееся у него в долгу и в конечном итоге ввергнуть его в вечную долговую тюрьму. Фома уклоняется от идеи, согласно которой Христос должен был хоть что-то заплатить Дьяволу, однако он почти приближается к ней.
Конечно, Фома возлагает ответственность за грехопадение человека на плечи самого человека. Дьявол не был основной причиной — он только предложил, но человек поддался на это предложение по собственной воле (ST 239.80.1).
Подобным же образом Дьявол продолжает действовать в отношении потомков Адама, воздействуя на наши чувства и воображение. В определённом смысле он является причиной всех грехов, поскольку первым побудил человека к греху, который ослабил его натуру, сделав склонным к совершению других грехов. Но мы не можем сказать, что Дьявол отвечает за нашу склонность ко всем новым грехам, поскольку, как указывает Ориген, даже если бы Дьявола не существовало, мы бы всё равно испытывали голод, половое влечение и т.п., а все подобные желания, если они выходят за определённые пределы, могут привести к греху (ST 239.80.4).
Короче говоря, Дьявол склонил Адама к греху, и это сделало всех нас склонными к греху, так что теперь мы можем дальше грешить сами, без помощи Дьявола. Впрочем, помочь он всегда готов. Однако деятельность Дьявола по искушению людей строго регулируется Богом — Его разрешение требуется на любое действие Дьявола (ST 3.49.2). Так что всё не так плохо, как могло бы показаться.
Несмотря на то что Страсти Христовы уничтожили власть Дьявола над всем человечеством, каждый человек, который грешит, отдаёт себя во власть Сатаны. И как Христос — это Глава Церкви, являющейся Его Мистическим Телом, так же существует и некое Мистическое Тело Дьявола. Дьявол является главой всех нечестивых — поскольку они уподобляются ему, и тут Фома цитирует Книгу Премудрости Соломона: «Из-за зависти Дьявола Смерть пришла на Шар Земли, и те, кто на его стороне, уподобляются ему»{ 139 } (Прем. 2:24) (ST 3.8.7).
Наконец, вот интересный поворот. «Основным» грешником был Адам, а не Ева; поскольку, если бы согрешила только она, а не Адам, первородный грех (вместе со склонностью к совершению дальнейших грехов, неизбежностью смерти и виной, достойной вечного адского огня) не был бы передан дальше потомкам. Причина этого в том, как говорят нам философы, что именно мужчина является активным началом рода, женщина же служит только пассивным началом (ST 2.1.81.5).
11.2 Сатана и злые колдуны: «дьяволизация» колдовства
Идея, согласно которой Сатана и другие падшие ангелы в действительности являются языческими богами или, по крайней мере, «реальными воплощениями» языческих идолов, может показаться ещё одним примером патристической доктрины о Дьяволе (таким же, как и идея, согласно которой Христос заплатил Дьяволу выкуп), исчезнувшей в Средние века.
Очевидно, это правда: в Средневековье на языческих богов делался куда меньший акцент просто потому, что в христианском мире на тот момент уже не существовало никаких языческих религий. Однако в книгах эта идея сохранялась, и в какой-то момент она снова вышла вперёд в связи с темой «дьявольского колдовства».
(Здесь я хочу указать, что не люблю разговоров о дьявольском «ведьмовстве» (witchcraft), так как «witch» — английское слово, а англичане в целом в Средние века не верили в магию, вдохновляемую Дьяволом. Ведьмовство в средневековой Англии было мелким проступком, рассматриваемым в низших церковных судах, подобных суду архидьякона, описанному Чосером в «Рассказе монаха». Виновные присуждались к лёгким наказаниям обычно за провозглашение дара ясновидения, выражавшегося, например, в способности увидеть вора, укравшего серебряный кубок, в стеклянном шаре или другой отражающей поверхности.)[41].
В Библии представлено несколько магов. В Ветхом Завете все они «злые», подобно магам фараона в Исходе, но, разумеется, в них нет ничего дьявольского, поскольку в этих частях Библии вообще нет Дьявола.
В Новом же Завете мы сразу встречаем добрых магов, а именно волхвов, которые увидели на востоке звезду, оповещающую о рождении Иисуса (Мф. 2:1-12). Одно и то же слово, обозначающее мага, — magos по-гречески и magus по-латыни, было использовано применительно к двум персонажам в Деяниях апостолов. Об одном из этих магов, Элимасе, мы уже говорили в главе, посвящённой Луке (см. 4.3). Павел называет его huios diabolou, и мы сомневались, что под этим подразумевалось: «сын противника» или «сын Дьявола». Но в латинской Библии это выражение, вне всякого сомнения, следует переводить как «сын Дьявола».
Интересно, что, когда спутник Павла, Варнава, вновь встречает Элимаса в «Золотой легенде», последний не характеризуется как имеющий хоть какое-то отношение к Дьяволу (GL 81). (Здесь показательно то, что Варнава негодует, видя местных мужчин и женщин, бегающих наперегонки обнажёнными во время языческого праздника; он молится, и языческий храм разрушается, погребая празднующих.)
Другим магом в Деяниях является уроженец Самарии по имени Симон, который в данной истории становится кем-то вроде «доброго самарянина». Сначала Симон мало связан с властью демонов, он с готовностью уверовал в Иисуса, увидев чудеса Филиппа, исцеляющего и изгоняющего демонов [бесов] (Деян. 8:9-18). Затем он совершает ошибку, пытаясь купить даже не власть изгонять демонов, но дар стяжания Духа Святого, который, как он видел, есть у Петра и Иоанна. Пётр жёстко упрекает его и призывает покаяться. Симон, смутившись, так и поступает (8:18-24), и более ничего о нём в Новом Завете не упоминается.
Но в более поздних сочинениях Симон был сначала «демонизирован», а потом и «дьяволизирован». Сначала Юстин Мученик утверждает, что Симон с помощью управлявших им демонов совершал великие волшебства в Риме, где ему поклонялись, как богу (1 Apol., ch. 26). Потом, согласно апокрифическим «Деяниям Петра» (ANT), относящимся к концу II столетия, Симон уже сам становится ангелом Сатаны, одним из «подвигов» которого был даже полёт к небу. Согласно же «Деяниям Петра и Павла» (написанным позже, возможно в III веке[42]), Симон был поднят на небо ангелами Сатаны, и, когда Пётр изгнал их, они уронили его (1 Apol., ch. 56). Версия этой последней истории была пересказана в «Золотой легенде», где Яков Ворагинский относит её к «папе Льву» (GL 89).
Христианский взгляд на чудеса, не имеющие отношения к христианству, был изложен св. Августином в трактате «О христианском учении» («Christian Doctrine»[43]): либо они являются ложными, либо представляют собой результат соглашения между людьми и демонами.
«Все искусства такого сорта либо не существуют в действительности, либо являются частью преступного идолопоклонства, происходящего из пагубных связей между людьми и демонами, и должны быть всячески отвергаемы и избегаемы христианами как ложные и вероломные союзы. Как говорит Апостол: "То ли, что идол есть что-нибудь, или идоложертвенное значит что-нибудь? Нет, но что язычники, принося жертвы, приносят демонам, а не Богу. Но я не хочу, чтобы вы были в общении с демонами"{ 140 }».
Как мы видели ранее (см. 3.1), это единственный раз, когда св. Павел использует слово «демоны», причём подразумевает под этим «безжизненных идолов». Августин, разумеется, воспринимает у него это слово в значении «падшие ангелы».
Ранее Августин определяет идолопоклонничество в сходных терминах:
«Все деяния людей по возведению идолов или поклонению им являются идолопоклонническими, поскольку они имеют отношение к поклонению чему-либо сотворённому или его части, как если бы это был Бог. Или же относятся к советам и договорённостям о предзнаменованиях или договорах [pacta] с демонами, подобно тем, кто занимаются магическими искусствами».
Этот последний отрывок был включён в каноническое право, ставшее частью общего канона, под названием «Illud quod est». Грациан, профессор права из Болоньи, включил его в свой «Конкорданс противоречивых канонов» («Concordance of Discordant Canons»), известный также как «Декрет» («Decretum»), составленный им около 1140 года. «Illud quod est» является частью Дела 26 (вопрос 2, канон 6) (PL 187:1338-40).
Дело 26 у Грациана — это дело о священнике, осуждённом епископом как колдун (Sortilegus) и прорицатель (Divinus). Вопрос целиком составляет цитата из Исидора Севильского (ум. 636), где он определяет колдунов: «Колдуны — это те, кто во имя лживой религии занимается предсказаниями посредством жребия [sortes], про который говорят, будто он исходит от святых или апостолов; или те, кто предсказывает будущее, глядя на различные письмена».
Звучит достаточно безобидно, не правда ли? Бросать жребий столь же невинно, как тянуть соломинку, а «ложная религия», обозначенная здесь, отнюдь не языческая, но христианская или христианизированная, поскольку утверждается, что использование жребия санкционировано святыми.
Августин даёт пример языческой практики Sortes Virgillianae, заключавшейся в том, чтобы открыть «Энеиду» с закрытыми глазами и ткнуть пальцем в случайно подвернувшийся отрывок, — считалось, что именно этот отрывок и имеет важное значение для гадающего. Августин говорит не только о «поиске жребия на страницах определённого поэта» («Исповедь», 3.4), но и о «чтении жребия на страницах Евангелий» («Письма», 119).
Однако прорицание, как его определяет Августин, в «Illud quod est» становится менее невинным и более пагубным, если убрать языческий контекст и приложить это определение к христианам, утверждающим, что они знают и практикуют магию. Такие люди считались поклоняющимися Дьяволу и заключившими с ним соглашение.
Другой канон, включённый Грацианом в Дело 26, — «Episcopi eorumque ministri», названный так по его первым словам (вопрос 5, канон 12), стал достаточно известным. Он был взят из сборников статутов франкских королей, собранных монахом Региноном, аббатом Трирским (известным также как Регинон Прюмский; ум. 915). К тому времени, когда Грациан нашёл этот текст в ранних сборниках канонов, он был идентифицирован не как франкский, а как «турецкий», то есть прошедший через века от Анкирского Собора (Анкара). «Episcopi» инструктирует «епископов и их священников», чтобы те предостерегали прихожан против пагубной практики колдовства и магического искусства, изобретённого Дьяволом, и особенно настороже были бы, слыша, что некоторые женщины утверждают, будто они всю ночь ездили верхом с языческой богиней Дианой. Такие утверждения — галлюцинации, мания.
Как благоразумно! Однако канон продолжает утверждать, будто галлюцинации этих женщин действительно вызваны Дьяволом. Так-так. Это открывает дверь идее о том, что Сатана не просто изобрёл предсказание будущего, но играет в вопросах колдовства значительно более активную роль.
Перейдём к XII веку. Что говорит по этому поводу наш великий наставник Фома Аквинский? Посмотрим, как он разбирает вопрос о предсказании будущего, если оно включает демонов. Позвольте установить это так же, как это делает он, используя схоластический метод, которого Фома постоянно придерживается. Этот метод может показаться слишком большой тратой времени, но он, очевидно, ценен для стимулирования мыслей в классе или на семинарском занятии.
Каждая из сотен глав «Суммы теологии» начинается с «неверного ответа», то есть с утверждения, обратного тому, справедливость которого хочет доказать Фома. В нашем примере, в статье 4 вопроса 95 второй части второй части, «неверное утверждение» таково:
Кажется, что нет ничего дурного в прорицании, которое включает вызывание демонов.
Конечно, это утверждение выглядит просто глупо. Однако метод требует, чтобы оно было констатировано, а также поддержано некоторым количеством аргументов. И вот каковы аргументы (в моём пересказе):
1. Христос, Который никогда не делал ничего неверного, спрашивал демона, когда задал вопрос: «Как тебе имя?» — и демон ответил: «Легион имя мне{ 141 }, потому что нас много», как сказано у Марка (5:9). Следовательно, по-видимому, это правильно — спрашивать демонов о тайных вещах.
2. Более того, души умерших святых не преклоняют ухо к запретным вопросам. Но, когда царь Саул спросил женщину в которой был дух пророчества, об исходе грядущей битвы, Самуил явился ему и предсказал будущие события (1 Самуила 28){ 142 }. Следовательно, прорицание, включающее вопросы к демонам, не заблуждение.
3. Итак, справедливо, что можно спрашивать правду у всякого, кто её знает, включая демонов; например, в том случае, когда нужно установить личность вора. Следовательно, это правильно.
Следующая ступень — представить аргументы против первоначального утверждения, но с неадекватным основанием.
«Sed contra [но против этого] сказано во Второзаконии: "...не должен находиться у тебя... обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мёртвых..."» (Втор. 18:10-11).
Затем профессор, написавший учебник (в данном случае Фома), даёт истинный ответ:
«Respondeo [Я отвечаю]. Dicendum quod [Должно быть сказано, что]: любое прорицание, сделанное посредством вызывания духов, недопустимо. Для этого есть два основания. Одно — то, что само вызывание Демона есть явное соглашение с Демоном. Это совершенно неправильно и даже более серьёзно, чем жертвоприношение вызванному Демону, или почтение, высказанное ему{ 143 }.
Другая причина состоит в том, что, когда Демон отвечает на вопросы о будущем, он намеревается способствовать проклятию душ. Так что если он иногда и говорит правду, его цель — заставить людей доверять ему, чтобы ввести их в заблуждение».
Далее он отвечает на возражения:
«1. Ad primum ergo dicendum quod [Следовательно, к первому (пункту) должно быть сказано, что]: Как говорит Беда{ 144 }, Иисус не стремился узнать что-то, что бы Он уже не знал, но только хотел, чтобы Его паства получила самое полное впечатление (предположительно посредством унижения легиона демонов).
В действительности [добавляет Фома], если Демон является вам сам по себе, не будучи вызванным, иногда можно спросить его о чём-то, — ради блага других, особенно если он может быть вынужден властью Бога сказать правду. [Другими словами — в этом случае вызывают Бога, а не Демона.]
2. Ad secundum [Ко второму] ergo dicendum quod: Как говорит Августин, не абсурдно верить, что не благодаря магическому искусству, но по Божию промыслу, скрытому от пророчицы и Саула, дух Самуила явил себя, чтобы поразить Саула Божиим словом. Или, может быть, в действительности это был не Самуил, но некий призрак или иллюзия, созданная Дьяволом, а в Библии этот призрак просто назван Самуилом.
3. Ad tertium [К третьему] ergo dicendum quod: Никакая временная выгода не может сравниться с ущербом для спасения, который может произойти из попыток выяснить скрытое, вызывая демонов».
Вот так выглядит полная статья по поводу прорицания, связанного с демонами.
В этой «презентации» есть две вещи, на которые следует обратить особое внимание. Во-первых, заметьте, что Фома упоминает возможность поклонения демонам. Во-вторых, он ссылается на то, что демонов можно заставить исполнять свои приказания. И конечно, то, что сказано о демонах, в той же мере может быть отнесено к самому Дьяволу, как это видно из текста из Августина, процитированного в ответ на второе возражение.
Заметим также, что Фома полагает прорицание, связанное с демонами, особенно тяжким грехом. Он просто называет его illicitum («недопустимым»). Равным образом, если оно включает выказывание почтения или даже поклонение Демону, он говорит, что в этом случае проступок будет gravius, то есть «более серьёзным».
Вот как полностью выглядит отрывок из Второзакония, процитированный в Sed contra:
«...He должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мёртвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего...».
Здесь предполагается, что израильтяне должны просто изгонять подобных преступников, а возможное наказание их оставлено на усмотрение Бога.
Гораздо более суровый кодекс был изложен ранее, в Исходе:
«Ворожеи [malefici] не оставляй в живых. Всякий скотоложник да будет предан смерти. Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблён».
Конечно, призывы к смертной казни за различные проступки в изобилии разбросаны по всей Книге Исхода — например, она полагается за удар или даже оскорбление в адрес отца или матери (Исх. 21:15-17). Большинство подобных положений Ветхого Завета не принимались всерьёз, они рассматривались только как «обрядовые законы», действующие лишь среди древних израильтян.
Слово, которое св. Иероним переводит на латынь как maleficus, в греческой Септуагинте звучит как pharmakos («аптекарь»). Maleficus, дословно malefactor, то есть «делающий зло», стало общим термином для всех практиковавших магию или занимавшихся предсказаниями. Такое употребление совершенно точно бытовало ещё за поколение до Иеронима. Император Константинус (сын Константина Великого) в 357 году осудил «халдеев [Chaldaei], волхвов [Magi] и других, прозываемых в народе Malefici из-за множества их магических дел [fascina]». Но халдеи и волхвы были в основном астрологами, подобно волхвам из Евангелия от Матфея, увидевшим на востоке звезду — знак рождения Мессии (см. 6.1). Когда император Юстиниан включил декрет Константинуса в свой «Кодекс» [«Code»] (529 год н.э.), он дал ему название «De Maleficis et Mathematics», то есть «О прорицателях и математиках», подразумевая под последними астрологов.
Заметьте, что почти все категории осуждённых Ветхим Заветом, римским правом и ранним церковным правом за магические практики (включая «колдовство» — Sortilegia), подпадают под категорию предсказателей, то есть «говорящих правду». Но, как только всех этих астрологов и гадалок объединили под термином Malefici, их деятельность тут же стала восприниматься как maleficium, то есть злые дела.
Но что же тут злого? Обратимся к «Золотой легенде» собрата Фомы по доминиканскому ордену — Якова Ворагинского. Мы знаем, что Яков включил в сборник историю о Симоне Волхве, которого поддерживали ангелы Сатаны, и детально рассмотрели историю волхва Киприана, позже ставшего епископом Антиохийским и великим мучеником. Ещё один маг, использовавший злых духов, в конце концов был обращён — Теодас из легенды о Варлааме и Иосафате (GL 180).
Мы познакомились с историей волхва Элимы, чьи дела не связаны с Дьяволом (GL 81). Ещё один маг, не связанный с Дьяволом, появляется в легенде о св. Георгии — этот чародей, прибегая к помощи своих богов, использует свои чары (maleficia), чтобы изготовить яд (GL 58). (Кстати, дракон, которого побеждает Георгий, всего лишь змея-переросток со зловонным дыханием, никакого отношения к Дьяволу не имеющая.) Другие подобные маги и драконы, не связанные с дьявольскими силами, появляются в легенде об апостоле Матфее (GL 140). Тот же волхв и та же рептилия присутствуют в легенде об апостолах Симоне и Иуде; но здесь волхв тесно связан с языческими жрецами, чьи боги являются демонами. Апостолы приказывают демонам покинуть идолов, и те появляются в виде двух чернокожих и обнажённых эфиопов, которые с дикими воплями удаляются. Жрецы приходят в бешенство и подвергают апостолов мучениям. Тогда появляется молния, которая разрушает храм и уничтожает волхвов (GL 159).
В легенде об апостоле Иакове (Старшем) присутствует волхв Гермоген, который вызывает демонов, чтобы они доставили ему апостола. Но, пока они роятся вокруг него, Ангел Господень предусмотрительно связывает их огненными цепями, и они умоляют Иакова помочь им. Иаков освобождает их, требуя, чтобы они доставили к нему Гермогена, не причинив ему вреда. Волхв, покоряясь Иакову, просит у него защиты от демонов, и апостол даёт Гермогену свой посох. Затем Гермоген собирает свои магические книги, чтобы сжечь их, но Иаков опасается, что дым от них может оказаться ядовитым, и требует утопить книги в море. В дальнейших событиях участвуют не только Иаков и демоны, но и сам Дьявол (GL 99).
В легенде о св. Феодоре Дьявол вызывает в богатом человеке влюблённость в замужнюю женщину Феодору. Сначала этот человек пытается соблазнить её подарками, затем, когда это не приносит результата, нанимает чародейку, которую и зовут Малефика. Но у неё нет необходимости прибегать к какому бы то ни было волшебству: всё, что ей пришлось сделать, — это сказать Феодоре: «Бог знает и видит всё, что делается днём, но не видит ничего, что делается в сумерках или после заката солнца». Феодора оказывается такой глупой, что покупается на эту нелепость и позволяет своему поклоннику посетить её ночью. Позже она собирается с мыслями (насколько может) и, вместо того чтобы посоветоваться с мужем, идёт к аббатисе, которая объясняет ей, что Бог видит всё и всегда, в любое время.
О чародейке более не упоминается, но далее Феодора сама решает прибегнуть к помощи магии, а именно жребия, упомянутого ранее Августином. Она говорит аббатисе: «Дай мне книгу Святого Евангелия, чтобы я могла колдовать сама [ut sortiar memetipsam]». Её палец указывает на слова Пилата: «Quod scripsi, scripsi» («Что я написал, то написал» — Ин. 19:22). По каким-то причинам она считает, что это означает: она должна идти домой, отрезать волосы и выдать себя за мужчину. Затем она поступает в мужской монастырь под именем брата Феодора, где успешно отражает множество прямых атак Дьявола (GL 92).
В легенду об обретении Святого Креста св. Еленой включена история о юном нотариусе-христианине, которому маг обещал огромное богатство. Вызванный Дьявол появляется в виде гигантского эфиопа, сидящего на высоком троне и окружённого другими эфиопами, вооружёнными копьями и дубинами.
Дьявол: «Кто этот юноша?»
Маг: «Мой господин, это твой раб».
Дьявол (нотариусу): «Если ты поклонишься мне и станешь моим слугой и отвергнешь своего Христа, я посажу тебя по правую руку от меня».
Однако нотариус, перекрестившись, провозгласил себя слугой Христа, и орды демонов исчезли (GL 68).
В легенде о св. Василии раб влюбляется в знатную благочестивую девушку и просит совета у мага (Maleficus), который пишет письмо об этом Дьяволу. Раб доставляет письмо, отнеся его к могиле язычника, где появляется Дьявол и заставляет раба подписать договор. Тогда демоны внушают девушке любовь к рабу, и она выходит за него замуж. Позже раб рассказывает всё Василию. Несчастный полагал, что он находится в ловушке, так как отказался от Христа, принёс обет Дьяволу и закрепил это письменно. Василий сказал, что повода для беспокойства нет, и после бесконтактного обмена с Дьяволом договор вдруг появился и по воздуху приплыл в руки святого. Раб подтвердил, что это его подпись, и Василий уничтожил бумагу (GL 26). Дальше мы не находим никаких упоминаний об этом маге.
В легенде о Рождестве Девы Марии подробно изложена история Феофила, наместника епископа Сицилийского. Когда преемник епископа уволил Феофила, тот обратился к еврейскому магу (Maleficus) за советом, как вернуться на эту работу обратно. Маг вызывает Дьявола, и Феофил легко, без каких-либо размышлений соглашается отречься от Христа и Богоматери, подписав отречение собственной кровью. Он передаёт этот документ Демону и вручает себя в его руки. На следующий день с помощью Демона новый епископ вновь назначает Феофила своим наместником. Но, в конце концов, Феофил раскаивается в содеянном и умоляет Деву Марию о помощи. Она является ему, укоряя за неблагочестие, и приказывает немедленно отречься от Дьявола и исповедать веру в Христа. Затем она является ему снова и кладёт ранее подписанную им бумагу на грудь Феофила, чтобы показать — ему больше не нужно бояться, что он остаётся слугой Дьявола (GL 131). О колдуне больше ничего не сказано, но в других версиях этой истории он всё-таки был наказан. История получила широкое распространение даже в отрыве от «Золотой легенды», поскольку она вошла ещё и в сборник «Чудеса Девы Марии».
Из вышеизложенного можно сделать вывод, что все эти маги и колдуны расценивались как обычные злодеи, даже в тех случаях, когда они очевидно имели сношения с Дьяволом.
Так что же случилось во время создания «Золотой легенды» и позже, что отношение к колдунам и колдуньям так переменилось и их стали подвергать гонениям и предавать смертной казни? Неужели слова из Книги Исхода «ворожеи не оставляй в живых» (Исх. 22:18) вдруг стали воспринимать буквально и серьёзно?
Не совсем. Для казней колдунов появилась другая срочная причина, имеющая большее отношение к третьему из стихов, приведённых в статье Фомы, а именно о поклонении ложным богам (Исх. 22:20). Новое толкование данного стиха имело в виду поклонение Дьяволу, что относилось к очевидной ереси. Ход мыслей был примерно таков, если изложить его в виде силлогизма:
Главная предпосылка: нераскаявшиеся и упорствующие еретики заслуживают смерти.
Второстепенная предпосылка: колдуны являются еретиками.
Вывод: следовательно, колдуны заслуживают смерти.
Квалифицировать связанную с демонами магию как ересь решили не теологи, подобные св. Фоме, но совершенно другие люди — правда, тоже преимущественно доминиканцы, как и он сам. Братья-доминиканцы получили от папы назначение служить в качестве инквизиторов — борцов с ересью, наделённых полномочиями, подобными епископским, но выходящими далеко за пределы епархии. Все подходящие для инквизиторов аргументы теологов активно использовались для подкрепления выводов борцов с ересью — например, вывод Фомы, согласно которому вызывание демонов означает заключение союза с ними. Польза была извлечена и из старых легенд, собранных безобидными составителями сборников проповедей Яковом Ворагинским и Гийомом Пейро и включённых в литургию, — теперь эти легенды приобрели новый, зловещий смысл.
Происходившее легко понять, изучив декреталию папы Александра IV (1254-1261), посланную всем инквизиторам, назначенным Святым Престолом. Значительная часть письма, озаглавленного по первым словам «Accusatus de Heresi», предостерегает этих преследователей-судей, чтобы они ограничивались исключительно преследованием ереси, не посвящая себя делам, связанным с колдовством. Посмотрим:
«Поскольку делам Веры, которые являются важнейшими из всех прочих дел, не должны мешать другие занятия, инквизиторам, назначенным Апостольским Престолом специально для борьбы против чумы ереси, не следует вмешиваться в дела, касающиеся прорицаний и колдовства, если только они не имеют очевидной связи с ересью. Они не должны устанавливать наказаний для тех, кто делает упомянутые вещи, но отправлять их к тем судьям, которые отвечают за такие дела».
Конец истории я уже рассказал: инквизиторы провели прямую параллель между магией и ересью. Это было сказано в «Ординарной Глоссе» (сборнике примечаний) к «Accusatus de Heresi», после того как данная декреталия была включена в сборник законов папы Бонифация VIII «Liber Sextus» в 1298 году (Sext 5.2.8)[44]. Глосса была закончена в 1300 году блестящим молодым болонским юристом-канонистом Джованни д'Андреа. В качестве объяснения к словам «если только они не имеют очевидной связи с ересью» там сказано, что такая связь присутствует всякий раз, когда советуются с демонами и принимают их ответы. Иными словами, всегда!
Дальнейшим обоснованием было то, что неверие или недостаточная вера, обнаруженные у всех колдунов, считались теперь эквивалентными ереси. Так что прибегать к выдумкам о союзе с Дьяволом уже не было необходимости.
Внимания заслуживает ещё один отрывок из декреталии папы Александра IV «Accusatus de Heresi». Когда еретик соглашается признать свои преступления, он клянётся «говорить правду о себе и других» — под «другими» подразумеваются любые возможные сообщники. Это идеально соответствовало строгим правилам должной процедуры инквизиционного процесса. Но заставлять свидетеля говорить правду о самом себе было нарушением инквизиционной процедуры!
Вы можете спросить: «Что такое правильный инквизиционный процесс? Существовал ли он вообще?» Да, существовал. Сейчас объясню.
Инквизиция была новой формой уголовного процесса, введённой папой Иннокентием III на Четвёртом Латеранском Соборе в 1215 году[45]. Она была создана не для тайных дел, а для публичных преступлений всех видов. Судья не должен был предъявлять человеку обвинение без повода к делу, то есть без заслуживающего доверия общественного мнения, согласно которому он или она совершили некое определённое преступление. Если подсудимый отрицал обвинение, судья должен был доказать его с помощью свидетелей или документов. Если эта процедура не соблюдалась, подсудимый мог в любой момент апеллировать в высшие судебные инстанции.
Такая система, очевидно, не подходила для выискивания еретических взглядов и практик, и инквизиторы, занимавшиеся ересями, вскоре начали нарушать закон, вынуждая людей делать нужные им заявления — с помощью упомянутой выше самообвинительной клятвы или других форм устрашения, включая пытку (в действительности пытка допускалась во всех видах судов, как гражданских, так и уголовных). И конечно же, подсудимых и свидетелей не информировали об их правах согласно должной процедуре канонического права.
Процесс над Жанной д'Арк в 1431 году — хороший пример нарушения инквизиционной системы: сначала её незаконно допрашивали до того, как ей были предъявлены какие-либо обвинения, а затем уже из её ответов были сфабрикованы обвинения в преступлениях, совершённых по подстрекательству Дьявола.
Таким образом, enquisition («расследование») стало Инквизицией и получила дурную репутацию, сохранившуюся до нынешних времён[46], ведь европейская криминальная система до сих пор остаётся инквизиционной — в противоположность английской и американской системе общего права.
Перенесёмся на два века вперёд. В 1484 году папа Иннокентий VIII выпустил буллу под названием «Summis desiderantes affectibus» (как всегда, по первым словам), подтверждающую право двух немецких монахов-доминиканцев Генриха Крамера и Якоба Шпренгера, Inquisitores Hereticae Pravitatis («инквизиторов еретической скверны») в Германии, преследовать преступников, использующих демонов — особенно инкубов и суккубов, — а также тех, кто совершал магические и колдовские практики. Поступая так, эти преступники кощунственно отвергают своё крещение и веру и с помощью врага рода человеческого совершают гнусные преступления. (Следует объяснить, что под инкубами и суккубами подразумеваются демоны, совокупляющиеся с людьми: инкуб — демон, подобный мужчине (слово означает «лежащий сверху»), а суккуб — демон, подобный женщине («лежащий под»); см. 12.2.)
Крамер и Шпренгер поместили папскую буллу в качестве предисловия к своей книге «Malleus Maleficarum» («Молот ведьм»), напечатанной в 1487 году[47]. В этой книге значительное внимание уделяется сатанинской основе всего maleficia, причём очень многое цитируется из книг прославленного коллеги авторов, Фомы Аквинского, канонизированного в 1323 году. В обычных обстоятельствах подобный труд был бы назван «Молот колдунов (Malefici)» — так как мужской род традиционно включал бы в себя как колдунов, так и колдуний, но авторы выбрали именно женский род, чтобы подчеркнуть своё убеждение: большинством преступников такого рода являются женщины.
Когда протестантские реформаторы вошли в силу в XVI веке, одну вещь они точно не реформировали, а именно традиционный католический взгляд на Дьявола и на теорию дьявольского колдовства, получившую развитие на протяжении последующих столетий. Между тем было замечено нечто, подтверждающее предвзятость Крамера и Шпренгера: оригинальный древнееврейский текст Исхода (22:18) говорит о прорицателях не во множественном числе мужского рода, как в греческом тексте (pharmakoi) или в латинском (malefici), но в единственном числе женского рода. Отсюда перевод этого текста в Библии Короля Якова такой: «Не оставляй ведьму в живых».
Результатом стали массовые гонения на подозреваемых в колдовстве как в католических, так и в протестантских регионах, причём они усиливались всякий раз, как только обстоятельства способствовали этому, — например, в Шотландии в XVI веке или в Англии в XVII веке, когда совершенно легитимно говорилось о дьявольском ведьмовстве[48].
Гонения на ведьм прекратились большей частью в XVIII веке (за исключением Польши и Венгрии) в значительной степени благодаря усилившимся требованиям соблюдать законы о доказательствах вины и другие правила должной судебной процедуры. Это означало, что, хотя теория «дьявольского колдовства» никуда не делась, доказать, что нечто подобное делалось на практике, уже не представлялось возможным, — что, конечно же, и завершило эту многовековую историю.
Но, повторюсь, вера в Дьявола, в его власть и вредоносное влияние оставалась в неприкосновенности ещё долгое время — во всяком случае, в кругах, где превалирует традиционная христианская теология.