— Я всего лишь выяснил, какие места Карл вчера посещал. Обход клиентов он предпринял согласно своему списку; при этом все те, к кому он заходил, утверждали, что Карл словно бы торопился. Он механически собрал положенные взносы и даже не пытался, как это обычно бывало, продать дополнительные страховки. Вероятно, ему не терпелось вернуться домой, чтобы пораньше заняться своей астрологией. Я выяснил даже, где он обедал и ужинал. Там он должен был получить один взнос — в ресторане на Холстед-стрит, так подгадал это к определённому часу после полудня, чтобы поужинать заодно. Наскоро; человек там сказал, что в ресторане Карл пробыл не более пятнадцати-двадцати минут, заодно и пожирая заказ и взимая платёж. И твоё предположение, Эд, было верным, — насчёт того, где он поел во второй раз. В гриль-баре на Кларк-стрит, где раньше работала Эстелла, примерно в полпятого. Съел сандвич с жарким да кофе, а значит домой мог попасть к пяти, как раз когда ты заметил его входящего. Весь день его проследил. Мы знаем всё, что он делал вплоть до того часа, как позвонил сюда, в агентство, в двадцать пять минут шестого, после чего ты перезвонил ему в шесть-тридцать.
Это вновь подвело меня к вопросу о Карловом числе; я рассказал, что пришло мне в голову, — не может ли «четыре-двадцать» оказаться временем, а не обычным числом.
— Думаю, так оно и есть, — проговорил Бассет. — Мы откопали одного астролога и дали ему бумагу с выкладками Делла. Тот сказал, что методы Делла неортдоксальны, что Делл, вероятно, разработал собственную систему, отличную от общепринятой. Астролог не мог выяснить существо этих выкладок, но полагал, что эти выкладки подвели Делла к моменту времени, когда нечто произошло, и что «четыре-двадцать» означает, скорее всего, четыре часа двадцать минут пополудни.
— Среды? — задал вопрос Старлок.
— Он не стал бы в этом ручаться. Сказал, что не может вычленить какой-то день недели или месяца. Ведь система Делла, объяснил он, всё же необычна. Этот астролог записал дату рождения Эма и сам стал составлять гороскоп. Сказал, что попытается что-нибудь для нас сделать. Это ж надо, собирается поработать вместо меня! Ведь мне больше не над чем тут работать. Вот вы, ребята, имеете занятие помимо того, чтобы сосать палец?
Мы отозвались, но звучало это неважнецки.
Хмыкнув, Бассетт сказал, что неплохо поработали мы лишь над тем, чтобы отсечь те возможности и подозрения, которые были у нас первоначально.
— Я тоже подумывал об этом, — объявил он, когда я рассказал ему, что планирую завтра пойти по следам дяди Эма. И всё же Бассетт мрачно добавил: — Ведь то же я проделал сегодня в отношении Карла Делла. Много же это мне дало!
Мы отправились к «Жийяру» и получили там отменный ужин, но никому из нас он не доставил особой радости. Поев, мы расстались, причём Старлок велел мне отправляться домой и в кои-то веки выспаться, да и он собирался сделать то же. Что ж, занятие было не хуже прочих.
Но когда я добрёл до дому, было только восемь часов; мне не хотелось ложиться так рано, как и читать книжку. Вспомнилось, что у Эстеллы раз в неделю выдаётся свободный вечер, и не исключено, что это сегодня, а потому я поднялся к ней. Но дома её не оказалось.
Вернувшись на этаж ниже, я заметил, что дверь в комнату Карла Делла заперта, и из-под щели не пробивается света. Полиция, видимо, больше её не охраняла.
Зато свет пробивался из-под двери Честера Хемлина, и я постучал к нему. Большой симпатии я к Честеру не испытывал, но не хотелось мне сидеть у себя в одиночестве.
Честер, казалось, обрадовался моему приходу; он пригласил меня войти.
— Вот, Эд, взгляни-ка на те два снимка, где ты играешь на тромбоне. Отлично вышло!
Снимки и впрямь получились ничего себе, а один так даже весьма занятен. Раструб тромбона на нём полностью скрывал моё лицо, и почти всё, что от меня оставалось, это ноги, руки, кулиса тромбона и раструб.
— Ручаюсь, Эд, что смогу эти снимки продать. Ты не против, если я попробую, а? Твоё лицо ведь скрыто, так что никто тебя не узнает.
Я ответил, что не возражаю.
— Всё ещё нет вестей о дяде?
Когда я подтвердил, что известий действительно нет, он захотел узнать, не может ли чем-нибудь пригодиться. Я поблагодарил его.
— А ты не думаешь, Эд, что столь долгое отсутствие вестей — это хорошая весть? Я хочу сказать, что если бы с ним что-нибудь случилось, то ты бы уже давно об этом узнал?
— С ним что-то случилось, — сказал я. — Вопрос только — что, Честер.
— А вот у меня предчувствие, Эд, что с ним всё в порядке. Я никогда тебе этого не говорил, но я немного того… ясновидящий. Ты, наверно, в такое не веришь, правда?
Я покачал головой. Даже удивительно, сколько людей рехнулось на таких вещах. Карл Делл со своей астрологией, теперь вот Честеру Хемлину взбрело в голову, что он ясновидящий.
Полусерьёзно, я произнёс:
— Лучше, Честер, не настаивай на этом. Видишь, что с Карлом Деллом случилось. Или тебе известно, отчего, по нашему мнению, он был убит? — Мне припомнилось, что полиция не докладывала об этом газетчикам. Газетные полосы давали понять, что Карл был убит лишь при попытке ограбления — «хотя полиция продолжает отслеживать и иные возможные мотивы».
— Я подумывал, что тут может быть связь, Эд. Тут прошлым вечером был сотрудник полиции, про Делла расспрашивал. Да про твоего дядю тоже вопросы задавал, а потому и ясно было, что они усматривают связь; но это и естественно, поскольку оба жили на одном и том же этаже в одном и том же доме. Или тут ещё что-то?
Я подтвердил, что тут имеется нечто большее, но сказал, что мне не хочется об этом говорить. Раз полиция не поделилась с газетами, то она, видимо, не желала разглашения информации.
Чтобы сменить предмет, я взял фотоснимки, на которых Честер меня запечатлел, и вновь принялся их разглядывать.
— Если я вот этот продам, — сказал мне Честер, — то поставлю тебе выпивку, за то что послужил мне моделью. И потом, почему бы мне вообще не поставить тебе выпивки? Не пройтись ли нам, знаешь ли, до Стейт-стрит?
Я собирался отказаться, но передумал и согласился. Было ещё слишком рано, чтобы пытаться заснуть, а от стаканчика-другого, вероятно, потянет в сон. Но нет, этого не произошло. Во всяком случае, не сразу. Я всего лишь опьянел. Возможно, потому, что я был переутомлён и сильно переволновался за эти два дня. Раньше я мог выпить гораздо больше и при этом не опьянеть так сильно.
Мне не вспомнить, во сколько мест мы тогда заглянули, хотя все они были на Стейт-стрит и не далее дюжины кварталов от заведения, с которого всё началось.
Мы не разговаривали ни о Карле Делле, ни о дяде Эме, мы говорили про игру на тромбоне и про фотографирование, и когда Честер начал слегка пьянеть, он заговорил о ясновидении; при этом выяснилось, что астрология его интересует ещё меньше, чем меня. Вспоминаю, что, хотя мы избегали текущих вопросов, один раз всё же вступили в спор о преступлениях вообще, и Честер вроде бы рассказывал, как сильно он ненавидит убийство — начал даже что-то о своём брате, но скоро съехал в сторону.
Оказалось, что Честер отличный парень, если узнать его ближе. Немного, правда, помешанный на определённом предмете. Ему даже захотелось вдруг заглянуть в магический кристалл, который где-то у него был — а я не припоминал у него в комнате такого предмета, — и попытаться рассмотреть в нём нечто такое, от чего бы я успокоился насчёт дядюшки Эма. Помнится, я ещё предложил ему использовать для этого лысую башку какого-то господина, сидящего в своём киоске через дорогу от нашего бара, но Честер ответил, что это не сработает.
Да, Амброз Коллекционер, оказывалось, был отличным парнем! Он проводил меня домой и уложил в постель — не исключено, что даже разул меня, поскольку я не припомню, чтобы сам разувался.
Глава 14
Я пробудился среди ночи: нечто натирало мне плечо и грудь с одной стороны. Я перекатился на другую сторону и осознал, что лежу на кровати, лежу полностью одетым, а беспокоит меня автоматический пистолет тридцать второго калибра в кобуре. На нём-то я и лежал.
Встав, я включил свет. Было два часа ночи, а потому я не мог проспать долго; мне не было известно точное время прихода домой, но едва ли это случилось до полуночи. Правда, костюм на мне был так сильно измят, словно бы я провалялся в нём не два часа, а все двенадцать; утром мне предстояло надеть другой, а этот отправить в чистку.
Голова побаливала, а вот желудок не подавал признаков расстройства. Я разделся, чтобы облачится в пижаму и вернуться в постель; кобуры с пистолетом я на этот раз с собой не захватил.
Было немного совестно, что я напился, но сделанного не вернёшь, а выспаться ещё можно. Целых пять часов сна, — и в офис к восьми успею! Это, то есть, если Эстелла не постучится ко мне по пути к себе наверх, когда вернётся домой через два или три часа.
Я лежал, мечтая об Эстелле. Хочу ли я, в самом деле, жениться на ней? — спрашивал я себя. Ответ был — и да, и нет. Я её любил, просто не был уверен, что уже готов к браку. Интересно, какая доля шутки заключалась в её словах насчёт того, что вот Оги Грейн совсем не прочь на ней жениться. Раньше я бы сказал, что изрядная доля, а потому не упомянул об этом, когда этим вечером поднимался к ней по прочтении той записки, которую она сунула мне под дверь. Теперь же пришло опасение, что её слова могли оказаться правдой. Да, вдруг это правда? Разумеется, Оги, с его-то деньгами, имел в женщинах широкий выбор. Да только красавиц, как Эстелла, вряд ли было много на его пути, и ещё меньше столь же свежих, прелестных и достойных. В такую можно влюбиться по уши, да и предложить ей честный брак, а не просто шуры-муры! Ведь кто-то, кажется Бассет, рассказывал мне, что Оги вдовец.
Что ж, если Эстелла говорила не шутя, то серьёзно она всё равно к этому не относилась. Чёрта с два, если верить тому, что сказала мне миссис Брэйди, — да и свидетельство моих собственных чувств за парочку последних ночей.