Я поблагодарил женщину.
До Кларк-стрит я возвращался медленно, пытаясь найти во всём слышанном хоть малейшую зацепку, которую мог упустить. Противно было возвращаться в агентство ни с чем; там мне тоже нечего было делать.
Взглянув на свои наручные часы, я увидел, что ещё только три. Вернись я сейчас, я приду за полчаса до тогдашнего прихода дяди Эма. Я побывал везде, где побывал и он, насколько мне это представлялось, и с десяти часов утра я шёл с ним чуть ли не минута в минуту, за исключением той четверти часа форы, которые предоставила мне встреча с Бургойном в два вместо двух с четвертью, и ещё четверти часа, сэкономленных благодаря такси между двумя последними визитами, в то время как дядя, скорее всего, шёл пешком или ехал на трамвае.
Эти вторые четверть часа объяснить было просто, но вот что произошло в первые пятнадцать минут? Дядя Эм достиг галантереи точно как и я, примерно в полвторого, и обнаружил, что Бургойн ушёл завтракать и вернётся в два. Но вернулся дядя только в два с четвертью либо в два-двадцать. Чем он занимался почти три четверти часа?
Я-то убил свои полчаса между половиной второго и двумя в заведении на углу, попивая пивко. Не исключено, что и дядюшка Эм проделал то же самое, но было не похоже на него, чтобы он задержался и провёл там на четверть часа дольше, если только на то не было какой-то причины. У него имелись наручные часы, и за временем он следил.
Эти четверть часа продолжали изводить меня. Не решив их загадки, я не мог двинуться назад в агентство; вместо этого я повернул стопы по Кларк-стрит к северу. Теперь я был всего в двух кварталах от галантереи и от той забегаловки, где потратил полчаса, ожидая возвращения Бургойна.
Я миновал эти два квартала и вновь зашёл в заведение на углу. Когда я показал бармену фотографию дяди Эма, тот не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел такого, хотя и утверждал, что во вторую половину дня в среду был здесь, на своём рабочем месте.
Я прошагал ещё несколько кварталов по Кларк-стрит в том же направлении, делая те же попытки в трёх других забегаловках и двух ресторанах. Полный ноль. Я даже в аптеке спросил о дяде, если вдруг он остановился там выпить кофе или колы. А поскольку эта аптека была, похоже, самым крайним пунктом, в который ему удалось бы заглянуть, я заказал колы и присел всё обдумать.
Если дядя Эм никуда не заходил ради того, чтобы убить время в ожидании окончания обеденного времени Бургойна, значит у меня имеется в общей сложности три четверти часа его времени, а не одни только пятнадцать минут. И если он всего лишь убивал время, то должен был куда-нибудь да зайти. Не в его духе было просто бродить сорок пять минут по улицам. Не настолько мой дядюшка Эм ходок.
На стеллаже я приметил карту чикагских улиц. Я купил её и наполовину развернул, чтобы рассмотреть Петлю и ближайшую к ней южную часть города; при этом карту я разложил на аппарате с газировкой. Карандашом я прочертил свой маршрут от нашей конторы до того места, где находился сейчас. Маршрут дяди Эма должен был в точности с ним совпадать вплоть до той точки, где он поговорил с женой странствующего торговца. Оттуда ему полагалось вернуться в контору.
Но где же он пробыл в течение этих сорока пяти минут с половины второго до двух с четвертью? Не набрёл ли он на след, который я просмотрел?
Крестиком я пометил расположение галантереи, изучил это место и всю округу. В нескольких кварталах от моего крестика Кларк-стрит пересекалась с Польк-стрит, которая уходила к мосту. Кто это говорил мне: «Нужно перейти мост, что по Польк-стрит»?
Миссис Дженнингс, когда упомянула то «чудо», того предсказателя судьбы, Раму Сингха. На Барр-стрит, сразу как сходишь с Польк.
Вряд ли это было стоящим занятием — отыскивать этого предсказателя, у которого и Рейнал побывал однажды. Разве дяде Эму могло что-то у него понадобиться? Но туда ходу было лишь десять минут. И возможно, дядя Эм решил туда пройтись, когда узнал в галантерее, что ему придётся некоторое время прождать.
Я сунул карту в карман и вышел из аптеки. Пройдя по Польк-стрит, я миновал мост. Когда я достиг Барр-стрит, то начал рассматривать почтовые ящики на зданиях, начиная от угла. На третьем же здании я увидел ящик с именем «Рама Синх» и номером «6». Ничто не указывало, что то был провидец, значилось только имя.
По шаткой лестнице я поднялся на второй этаж и отыскал там дверь под номером «6». На ней не было никакого имени, только белая картонка в одном уголке матового стекла гласила: «Входите», и я вошёл.
То была приёмная, в дальней стене которой виднелась ещё одна дверь. У одной стены стоял истёртый диван, ещё несколько предметов мебели, включая этажерку с книгами, находились у стены напротив. Я подошёл к этажерке и взглянул на книжные корешки; все книги были на оккультную тематику.
Из-за дальней двери доносились слабые голоса; я подошёл поближе и прислушался, но не смог различить слов, только понял, что голоса принадлежали мужчине и женщине, что говорил, главным образом, мужчина, а женщина, скорее всего, лишь задавала вопросы или соглашалась.
Я вернулся к этажерке и снял книгу наугад. Взглянув на название — «Геометрия души», — я вернул книгу на место. Я просмотрел прочие названия, стараясь найти хоть одну из книг Чарльза Форта, но таковые отсутствовали. Все названия звучали для меня одинаково курьёзно, а потому я вновь снял книгу наугад и раскрыл на форзаце. Толстым карандашом там было надписано «Рама Сингх», но под этим именем когда-то значилось другое, ныне стёртое. Я слабо подивился, каким же было настоящее имя Рамы Сингха, и снял с полки ещё книгу в надежде, что там это имя стереть забыли. Но форзац этой книги был вырван — вероятно, надписано там было чернилами и не поддавалось затиранию. Я вернул книгу на полку и не стал интересоваться прочими. Пройдя через комнату, я уселся на диван.
И почти в ту же самую минуту дальняя дверь открылась и из неё вышла женщина. Она не была мне знакома. Я и сейчас не смог бы припомнить её лица, но после беглого взгляда на него — просто чтобы убедиться, что раньше я её не встречал — я перевёл взгляд на человека в тюрбане, появившемся в дверном проходе, как только женщина его освободила.
Это был Честер Хемлин.
Казалось, что он совсем не удивился, увидав меня тут. Не знаю, сильное ли удивление отразилось на моём лице, но Честер подмигнул мне из-за спины вышедшей женщины, явным образов выразив просьбу ничего не говорить, пока та не ушла. Я выждал, пока уходящая не закроет за собой внешнюю дверь, но Честер опередил меня, произнеся:
— Входи, Эд. Я так и думал, что ты придёшь.
Он отступил во внутренние покои, и я последовал за ним. Внутренняя комнатка была поменьше приёмной и более скудно освещена. На полу лежал ковёр, но из мебели там находился только маленький столик, стул с прямой спинкой позади него да более удобное кресло перед ним. Стол был накрыт чёрной скатертью, и магический кристалл — стеклянная сфера диаметром в три дюйма — возлежал на подушечке чёрного бархата в центре столика. Какие-нибудь иные аксессуары отсутствовали, если не считать тюрбана на голове Честера, а помимо тюрбана одет он был самым обыкновенным образом, опрятно.
Эта простота производила даже большее впечатление, чем самая изысканная обстановка.
Честер сел за стол — на стул с прямой спинкой, но глядел он не на свой кристалл, а на меня.
— Присаживайся, Эд. Знаю, о чём ты хочешь меня спросить, и расскажу всё без расспросов. Имей это какое-либо значение, я рассказал бы и раньше. Я всё время порывался, но тогда у меня возникли бы трудности, а тебе не было бы проку. Ты его и не жди, и всё же… — Честер пожал плечами, — ты ведь всё равно здесь.
— Дядя Эм побывал здесь в среду вечером.
— Верно. Он пришёл расспросить меня о Томми Рейнале, который тоже заходил как-то сюда… из-за моей профессии. Я рассказал Эму, что знал, но не думаю, чтобы это ему много помогло.
— А ваш магический кристалл вы не использовали?
Честер воспринял мои слова всерьёз.
— Я предлагал ему. Вполне можно было что-нибудь в нём и увидеть, но дядя твой только посмеялся — ну точно ты прошлой ночью, когда я предложил воспользоваться моим ясновидением в помощь твоим поискам своего дяди. Я и сейчас могу попытаться — здесь и сейчас, — если ты окажешься способен войти в соответствующее состояние сознания, чтобы действовать вместе со мной, во взаимной связи. А коли будешь сидеть со скептическим видом, то извини, — ничего не выйдет.
Прав он был в одном пункте: связи с ним я не чувствовал. Мне было немного холодно и слегка подозрительно. Нельзя было сказать, что именно вызывало во мне подозрение, но я старался это понять.
— Ясновиденью, Эд, я посвятил всю свою жизнь, — продолжал Честер. — Я не пытаюсь действовать с тобой обманом. Кажется, у меня и возможности иной нет, как рассказать тебе всё без утайки. Я занимаюсь этим… ну, назови хоть предсказанием судьбы, как кончил школу. Девять лет, если точно. И, чёрт меня возьми, у меня получается! Я самый настоящий ясновидец, всё вижу в этом кристалле. Реально помог множеству людей. Признаю, что и прилгну иногда. Это не есть нечто такое, что можно открыть и закрыть подобно крану с горячей водой; частенько ни черта не увидишь, так что приходится присочинить что-нибудь безобидное, потому что надо же что-нибудь сказать человеку. Да ещё назваться кем-нибудь вроде Рамы Сингха, потому что кто же станет верить предсказаниям какого-то Честера Хемлина? У меня дюжина имён, Эд, потому что в отношении ясновидения существует одна печальная вещь: как правило, зарабатывать этим деньги — незаконно. Настоящий ты ясновидец или шарлатан, — а большинство из них шарлатаны-таки, как и я сам иногда, если вынуждают. Но за эти девять лет я понял одну вещь: следует постоянно отстраняться от того себя, кого все знают под профессиональным псевдонимом. В любой день сюда может заявиться полиция и велеть мне двигать вон, и я вынужден буду закрыть это место и начать на новом и под новым именем. Но им не известно, что я — это Честер Хемлин, так что не всё мне приходится начинать сначала: некая база всегда сохраняется.