Он сообщил ей: он упал с неба и выжил. Она глубоко вдохнула и поверила ему, благодаря отцовской вере в бесчисленные и противоречивые возможности жизни, и потому ещё, что этому научили её горы.
— Ладно, — выдохнула она. — Я купилась на это. Только не говори моей матери, хорошо?
Вселенная была полем чудес, и только привыкание, анестезия повседневности притупляет наше зрение. Пару дней назад она читала, что в ходе своих естественных процессов горения звезды в небе перерабатывают углерод в алмазы. Идея — звёзды, льющие алмазы в пустоту: она тоже казалась чудом. Если могло случиться такое, то и это — тоже. Дети упали из зиллионоэтажных[149] окон и подпрыгнули. Была такая сцена в фильме Франсуа Трюффо{882} «L’Argent du Poche»[150]…
Она сосредоточилась.
— Иногда, — решилась она, — со мной тоже случаются чудеса.
Затем она поведала ему о том, о чём никогда не говорила ни единому живому существу: о видении на Эвересте, ангелах и ледяном городе.
— Это было и не только на Эвересте, — заметила Алли и после некоторого колебания продолжила.
Вернувшись в Лондон, она вышла прогуляться по Набережной{883}, пытаясь прочувствовать её, как и гору, в своей крови. Было раннее утро, и был туманный призрак, и густой снег размывал все границы. Тогда и появились айсберги.
Их было десять, плывущих обособленной величественной группой к верховью. Они были окутаны густой пеленой тумана, поэтому только тогда, когда они поравнялись с нею, она различила их формы, точные миниатюрные копии десяти самых высоких гор мира, в порядке возрастания, с её горой — горой, возвышающейся позади. Она попыталась представить себе, как айсберги смогли пройти реку под мостами, пока туман сгущался и затем, несколькими мгновениями позже, полностью растаял, прихватив с собой ледяные горы.
— Но они там были, — уверяла она Джабраила. — Нанга-Парбат, Даулагири, Шишапангма Фэнь.
Он не стал спорить.
— Если ты так говоришь, я знаю, что так и было.
Айсберг — это вода, стремящаяся быть землёй; горы, особенно Гималаи, особенно Эверест — попытка земли стать небом; это — полёт земли, земля, превратившаяся — почти — в воздух и достигшая величия в истинном смысле слова. Задолго до своей встречи с горой Алли была уверена в её опекающем присутствии в своей душе. Её квартира была полна Гималаями. Эверест, представленный в пробке, в пластмассе, в плитке, камне, акриле, кирпиче наполнял пространство; был даже один, целиком изваянный изо льда, крошечный айсберг, который она хранила в морозильной камере и доставала время от времени, чтобы похвастаться друзьям. Почему так много? Потому что — никакого другого ответа и быть не может — они там были{884}.
— Взгляни, — произнесла она и, не покидая кровати и даже не вставая, протянула руку к стоящему на журнальном столике последнему своему приобретению, лёгкому Эвересту из выветренной сосны. — Подарок шерпы из Намче-Базара{885}.
Джабраил взял его, повертел в руках. Когда они прощались, Пемба застенчиво протянул ей свой дар, уверяя, что это — от всей его группы шерпов, хотя было очевидно, что он преуменьшил свою роль. Это была подробная модель, включая ледяные завалы и Ступень Хиллари{886}, являющуюся последним крупным препятствием на пути к вершине, и маршрут, которым они поднимались к вершине, был глубоко прорезан в древесине. Перевернув её вверх тормашками, Джабраил обнаружил сообщение, выцарапанное на её основании аккуратным английским. Для Алли-биби. Нам повезло. Не пытайся снова.
О чём Алли не сообщила Джабраилу, так это о том, что запрет шерпы напугал её, убедив в том, что, если нога её ещё раз ступит на гору-богиню, та, несомненно, убьёт её, — ибо не дозволено смертным смотреть больше чем единожды в лицо божественного; но гора была дьявольской настолько же, насколько и трансцендентной (или, скорее, её дьяволизм и её трансценденция были одним), поэтому даже созерцание Пембиного предостережения пронзило её острой болью потребности столь глубокий, что у неё вырвался громкий стон, словно от сексуального экстаза или от отчаяния.
— Гималаи, — сказала она Джабраилу, чтобы скрыть то, что в действительности было у неё на уме, — есть эмоциональные пики в той же степени, что и физические: как опера. Вот что делает их такими грозными. Не только головокружительная высота. Хотя это и сложная, манящая уловка.
У Алли был способ переключаться из конкретики в абстракцию: путь, достигаемый столь небрежно, что сторонний наблюдатель готов был спросить себя, знает ли она вообще разницу между этими двумя состояниями; или — чаще — терял уверенность в том, что, в конце концов, эта мнимая разница вообще существует.
Алли была верна пониманию того, что она должна умиротворить гору или умереть; что, несмотря на плоскостопие, делающее невозможным саму мысль о серьёзном занятии альпинизмом, она всё ещё больна Эверестом, и что в глубине своего сердца она таила невозможную схему — фатальное видение Мориса Уилсона, так и не реализованное по сей день. А именно: одиночное восхождение.
Вот в чём она не могла признаться: что с самого своего возвращения в Лондон она видела Мориса Уилсона сидящим среди глиняной черепицы в килте и клетчатом тэмешэнте и сзывающим гоблинов. Тогда как Джабраил Фаришта не сообщал ей о преследующем его призраке Рекхи Мерчант. Между ними всё ещё оставались закрытые двери, при всей их физической близости: каждый хранил тайну своих опаснейших призраков. И Джабраил, слушая о другом видении Алли, скрыл своё глубокое волнение за нейтральными словами — если ты так говоришь, я знаю: волнение, порождённое этим очередным свидетельством того, что мир грёз начал просачиваться в таковой часов бодрствования, что печати, разделяющие эти два мира, ломаются, и что в любой момент оба небосвода могут соединиться, — то есть — что конец всех вещей совсем близко. Однажды утром Алли, пробудившись от пустого, лишённого сновидений сна, обнаружила его погружённым в давно не открываемый ею экземпляр блейковского «Бракосочетания Неба и Ада», в котором она — более молодая, непочтительная с книгами — понаделала множество пометок: подчёркиваний, заметок на полях, восклицательных и многократных вопросительных знаков. Заметив, что она проснулась, он огласил выборку этих ремарок со злой усмешкой.
— Из Притч Ада, — начал он. — Похоть козла — щедрость Господа{887}. — Она покраснела в неистовстве. — А дальше у нас, — продолжил он, — Как слыхал я в Аду, древнее пророчество, что по прошествии шести тысяч лет мир сей пожрётся огнём, истинно. Затем, внизу страницы: Придёт же сие чрез очищение чувственных наслаждений. Скажи мне, что это? Я нашёл её вложенной между страниц.
Он вручил ей фотографию мёртвой женщины: её сестры, Елены, — спрятанную здесь и забытую. Ещё одно навязчивое видение; и жертва привычки.
— Мы не говорим о ней много. — Обнажённая, она привстала в постели на колени; её бесцветные волосы закрыли лицо. — Верни её на место.
Никакого Бога не видел я, да и не слышал ничего в конечном чувственном восприятии; но чувства мои во всём открыли бесконечное. Он пролистал книгу, и Елену Конус сменило изображение Возрождённого Человека, сидящего обнажённым со скрещёнными ногами на холме с солнцем, сияющим за его спиной. Сплошь и рядом вижу я, что ангелы из тщеславия говорят о себе как о Единственно Мудрых. Алли всплеснула руками и закрыла лицо. Джабраил попытался приободрить её.
— Ты написала на форзаце: «Сотворение миропорядка. Архиеп. Ашер{888}, 4004 до н. э. Предполагаемая дата апокалипсиса — 1996». Так что время для очищения чувственных наслаждений пока что остаётся.
Она покачала головой: стоп. Он остановился.
— Расскажи мне, — произнёс Джабраил, откладывая книгу.
Двадцатилетняя Елена взяла Лондон штурмом. Её необузданное шестифутовое тело, просвечивающее сквозь золотистую кольчужку Рабана{889}. Она всегда держалась с ужасающим достоинством, провозглашая свою собственность на землю. Город был её стихией, она чувствовала себя в нём как рыба в воде. Она погибла в двадцать один, утонув в ванне с холодной водой, её тело было напичкано психотропными наркотиками. Всякий ли может утонуть в своём элементе, давно задавалась вопросом Алли. Если рыба может утонуть в воде{890}, могут ли люди задохнуться на воздухе? В те дни Алли, которой было лет восемнадцать-девятнадцать, завидовала самоуверенности Елены. Каков был её элемент? В какой периодической таблице духов{891} можно было его найти?
Ныне, запертая в четырёх стенах больными ногами, гималайский ветеран, Алли оплакивала её потерю. Когда ты достиг высоких горизонтов, нелегко вернуться в свою коробочку, на крохотный островок, в вечность разочарования. Но её предали ноги и должны убить горы.
Мифическая Елена, девица с обложек, обёрнутая в пластиковую плёнку, была уверена в своём бессмертии. Алли, наведавшись на её апокалиптическую вписку{892}, отказалась от предложенного «сахарного кубика»{893} и пробормотала что-то об умственной ущербности, чувствуя себя не в своей тарелке, как и обычно в компании Елены. Лицо её сестры — слишком широко посаженные глаза, слишком острый подбородок, подавляющий эффект — насмешливо обратилось к ней. «Недостатка в мозговых клеточках нету