А когда вернулись, у Линки отняли мороженое, которое она уплетала с самым счастливым выражением на лице, и вручили микрофон.
- Хватит жрать сладкое, растолстеешь, – сказал Миха, уничтожая лакомство моей богини за два укуса.
- Ты-ы-ы… – Лина задохнулась от такой наглости, не находя слов.
А в следующую секунду я уже удерживал ее извивающееся тело, потому что девчонка горела жаждой мщения за подобное кощунство.
- Мих, ты еще успеваешь добежать до магазина, – хохотал я. – Я долго эту фурию не удержу.
- Жмотина, – фыркнул Мишка.
- Беги, Миха, – сдерживая смех, кивнул Макс. – Шоколадное мороженое – это святое.
- Работать не будет, – подхватил Илья.
- Сожрал, неси новое, – отозвался Штурм.
- Мих, это было жестоко, – невозмутимо произнес Слива, подкручивая на своей басухе колки.
- Неси мороженку, га-ад! – бесновалась белобрысая валькирия.
Миха попытался упрямиться, но в этот момент Линка вывернулась из моих рук, чувствительно врезав по голени, и Мишка стремительно сбежал, пока я снова отлавливал и успокаивал взбешенную девчонку. Пока ждали его, пока Линка слопала возмещение морального ущерба, все же наградив Мишку пинком, времени ушло гораздо больше. В общем, урок был извлечен. Линку и мороженку разлучать нельзя, теперь «Сателлит» это знал не хуже «Дэоса».
- Чудо мое, – хмыкнул я, и на меня покосился паренек, отстегивающий свой велосипед от водосточной трубы возле магазина.
Я проигнорировал его косой взгляд и вошел в супермаркет. Когда я уже стоял у кассы, меня кольнуло нехорошее предчувствие. Бабульке, стоявшей передо мной, случайно пробили батон дважды, и пожилая женщина неожиданно громко оскорбилась. Пока кассир и контролер исправляли ошибку, пытались успокоить пенсионерку, время шло, и я все больше нервничал. Из пяти касс работала только эта.
- Черт, – выругался я, оставил корзинку на кассе и, растолкав очередь, образовавшуюся за мной, обогнул кассу рядом, перешагнул турникет со знаком стоп и поспешил в сторону дома.
- Молодой человек, – понеслось мне вслед, но я только отмахнулся.
Тревога все нарастала, и это заставляло уже не просто спешить. Я бежал, не замечая прохожих, промчался перед носом какого-то автомобиля, не обернулся на звук возмущенного клаксона и, наконец, добежал до дома, где снимал квартиру. Задрал голову, и все внутри похолодело. Лина мыла окна на кухне. Я даже затаил дыхание, когда увидел, как она вылезла почти вся наружу и трет верхнюю часть рамы.
- О, Господи, – выдохнул я.
Накатило то же состояние, что и в цветочном магазине. Внутренности свернуло в болезненный узел паники. Я сорвался с места, еле открыл дверь подъезда, так тряслись руки. Взлетел наверх, перепрыгивая через две ступени, несколько секунд царапал ключом замочную скважину и, наконец, ворвался в квартиру. Здесь я закрыл себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть и не напугать Лину звуками своего голоса. Прокрался на кухню на цыпочках, намереваясь подойти к окну, ухватить ее, втащить в квартиру и отшлепать, чтобы больше не смела выделывать подобные трюки. Она увидела меня. Встала на подоконнике в полный рост и улыбнулась.
- Я тебя вижу, можешь не подкрадываться, – сообщила она.
- Линочка, миленькая, слезь с окошка, пожалуйста, – попросил я, не обращая внимания на то, что голос дрожит.
- Домою и слезу, – ответила девчонка, берясь за бутыль с моющей жидкостью.
- Маленькая моя, пожалуйста, слезь с окна сейчас, – рычащие нотки вырвались из горла сами собой.
- Не рычи на меня, – хмыкнула она и снова потянулась к верхнему стеклу.
- Лина, любимая, слезь с этого чертого окна, – яростно прошипел я. – Немедленно!
Линка бросила на меня упрямый взгляд, и я понял, что я выбрал не тот тон, и она никогда не послушается, но говорить ласково сейчас не получалось, потому что:
- Поймайте меня, Джереми…
И потому, что:
- Джереми, любимый, какой же вы трусишка…
Перед моими глазами осыпающаяся земля и соскользнувший сапожок. Я все еще помню, как летела Бетси. Я отлично помню, как утонула Неждана, как сгорела Гертруда, как нож торчал из груди Эмилии, и как по волосам Бланш лилась кровь из разбитой копытом головы, смешиваясь с костяными крошками. Я все это помню, как помню машины, насильника, цветочный ящик, Дена и столб. И все, что я сейчас могу сделать, это втащить ее на кухню, потому что не смогу в который раз видеть смерть беловолосой девушки, которую я люблю, всегда люблю. Потому что только она, навсегда! Линка, все еще сердито поглядывая на меня, делает маленький шажок, нога в голубом носочке оскальзывается, девчонка неловко вскидывает руки, пытаясь уцепиться за раму, но срывается… Рывок, и я успеваю поймать ее за руку, затянутую в резиновую перчатку. Перчатка скользит, визжащая Лина пытается ухватиться за меня второй рукой. Свешиваюсь через подоконник, перехватываю руку выше перчатки и тяну, зная, что делаю ей больно.
- Никогда… – голос срывается, и я делаю глубокий вдох. – Никогда, слышишь, никогда больше не смей игнорировать мои просьбы, – зло произнес я, когда мы упали на пол.
- Ты приказывал, – возразила Лина, все еще находясь в глубоком шоке.
- Я просто не могу потерять тебя, – прошептал я и рывком сел, прижимая ее к себе. – Ты – все, что у меня есть.
И вот теперь ее губы дрогнули, слезы наполнили глаза, и моя личная богиня, словно маленький котенок, прижалась ко мне. А мне сейчас хотелось выпить, просто до ужаса хотелось выпить чего-нибудь покрепче.
- Надо выпить, – озвучил я свои мысли вслух.
Линка вскинула голову и согласно кивнула. Я встал, увлекая за собой и мою девочку. Она потянулась за стопками, я за бутылкой водки, наши алкогольные закрома были, на всякий случай, пополнены тоже. Я разлил водку по стопкам, Лина достала коробку с апельсиновым соком и налила его в кружку, немного подумала и достала из холодильника нарезку сыра. Действовала она, скорей, на автомате, чем сознавая, что делает. В общем-то, я тоже. Почти неделя без неприятностей сильно расслабила. И теперь это происшествие стало, как кирпич на голову. Черт…
- Чтобы все это скорей закончилось, – произнес я, особо не вникая в смысл тоста, просто покоя хотелось сейчас больше всего.
- Да, – кивнула Лина, и мы выпили.
Она тут же запила соком, я просто закрыл глаза и откинулся головой на стену.
- Восемь, – вдруг сказала Лина.
- М-м? – вопросительно промычал я и посмотрел на нее.
- Я уже восемь раз чуть не умерла, – пояснила она и всхлипнула. – Почему это происходит со мной?
Мысленно пересчитав все несчастные случаи, я снова закрыл глаза, откидываясь на стену.
- Семь, – ответил я. – При мне семь.
- Восемь, – отчеканила она и встала.
- А когда был восьмой? – я вновь посмотрел на нее.
- В детстве. В семь лет я чуть не провалилась в люк, – сказала Лина, моя тарелку, стоявшую в раковине, затем повернулась и как-то испытующе посмотрела на меня.
Люк? Что-то было в этом знакомое, но я никак не мог вспомнить. Ладно, по фиг, не до того сейчас, может, потом вспомню. В одном она права, это какое-то запредельное «везение». В жизни не слышал, чтобы кого-то так упорно и за такой короткий срок преследовали неприятность за неприятностью. Восемь… Что-то есть в этом счете, но что?
- А продукты где? – вопрос Лины вырвал меня из размышлений, и я не сразу понял, что она хотела узнать.
- Продукты? – переспросил я. – А, да, продукты остались на кассе. Там бабку никак не могли рассчитать, я оставил корзину и побежал домой.
- Почему? – Она подошла ко мне, зарылась пальцами в волосы, и я обнял ее, прижимаясь головой к груди.
- Показалось, что с тобой произойдет беда. Предчувствие, – ответил я и поднял голову, заглядывая ей в глаза. – Лин, я люблю тебя, больше жизни люблю. И это не красивые слова, это констатация факта, – и усадил ее себе на колени.
- И я тебя, – прошептала она. – Больше жизни.
Но дальше расслабляться нам не позволили. Истошно заорал мой телефон Мишкиной мелодией: «Дойче зольдатен, унтер официрен». Мы с Линой посмотрели друг на друга и истерично расхохотались. Телефон закончил орать и заиграл снова, уже более сердито. Кстати, эту песенку я поставил буквально вчера вечером, после того, как обиженная Михой Линка обозвала его фашистом. И теперь Миха, сам того не зная, разрядил обстановку. Мы все еще хохотали, пока гаджет пел в третий раз. Затем тренькнул звук СМС-ки, и я все же ссадил свою личную богиню с колен и дошел до телефона. «Олень», – гласила короткая надпись. «Уже стучу копытами», – ответил я, не решаясь позвонить под горячую руку. «Рогами за деревья не зацепись», – пришел моментальный ответ.
- Это уже от моей кисы зависит, – усмехнулся я и едва сдержал неожиданный приступ ревности. – Ну, Миша, – прошипел я и крикнул Лине. – Одевайся!
- Уже, – отозвалась она из комнаты.
Я вернул телефон в карман куртки и тоже направился одеваться. Линка как раз меняла домашние шортики на джинсы. Делала она это стоя, повернувшись спиной к дверям, и я привычно завис, глядя на открывшуюся панораму.
- Ли-ин, – позвал я.
- Что? – отозвалась она, засовывая ногу во вторую штанину.
- Я тебе говорил, что люблю архитектуру?
- Чего? – Линка, обернулась и посмотрела на меня.
- Обожаю твой задний фасад, – осклабился я, делая к ней шаг.
Джинсы были спешно водружены на положенное место, и вжикнула молния. Я состроил обиженное выражение.
- Не так уж сильно мы и опаздываем, – пошел я на еще один расплывчатый намек.
- Уйду жить обратно к себе, – пригрозила она.
- Двери снесу, – пообещал я, берясь за собственные штаны.
- В полицию сдам, – не сдалась вредина и жадина.
- Не сдашь, – я ослепил ее акульим оскалом. – Ты еще гитару не отработала, придется туда мне передачки носить.
- Все предусмотрел? – усмехнулась Лина, я радостно кивнул. – Все равно у тебя ничего не выйдет.
Она прошествовала мимо меня с гордо поднятой головой. Я хмыкнул, застегнул штаны и тоже направился на выход, бросил взгляд в сторону кухонного окна, где все так же стояла жидкость для мытья стекол. На столе стояла бутылка водки, стопки и сок. Я прошел на кухню, сделал большой глоток сока, убрал его в холодильник, на все остальное махнул рукой.