— Мы думаем, что этот человек — ни рыба ни мясо, — говорила оппозиция.
— Это вам только кажется, — отвечало большинство.
— Но он то и дело говорит ужасные глупости, — замечала оппозиция.
— Ваши невежественные головы не в состоянии понять великое и прекрасное, — отвечало большинство.
Оппозиции пришлось замолчать, и Иван воссиял на небосклоне от востока до запада. Но к чему рассказываю я вам все эти подробности, когда великие подвиги нашего героя вынуждают нас пропустить несколько лет и раскрыть как можно скорее психологическую сторону данного вопроса?
Наши бухарестские болгары, которым захотелось оживить свою деятельность и похвастаться перед соотечественниками, надумали издавать в Румынии политическую газету и принялись искать редактора. Сначала они выбрали «писателем» одного честного и умного человека, но он был неспособен на интриги, а политические газеты имеют успех только тогда, когда их редакторы умеют лгать и вертеться словно волчки. Была ли болгарская публика в Румынии довольна направлением вышеназванной газеты и способностями ее первого редактора, я не знаю, знаю только, что наш Иван, который привык втираться во всякую богатую кухню и кланяться самым толстым поварам, сумел довольно быстро подставить ножку своему приятелю и сесть на его место. Поначалу он повел свои дела так хитро и так необыкновенно по-лакейски, что изумил даже своих противников, которые хоть и замечали в каждой строчке его газеты фальшивые нотки, не могли не удивляться его умению прикрывать свое ничтожество громогласными фразами и всевозможными прикрасами! Он говорил то, что думали его покровители; писал то, что нравилось его благодетелям; наконец, умел выражаться так, что все болгарские дипломаты были готовы взять его на содержание… Но тут случилось довольно важное происшествие. Всякий из вас знает, что болгарин — человек бережливый, он не любит бросать деньги на ветер и хочет знать, куда идут его денежки, которые он заработал тяжким трудом. Он всегда готов на жертвы, но если увидит, что его пожертвованиями злоупотребляют, то лучше не попадаться ему на глаза!.. Так случилось и с Иваном. Когда основатели газеты увидели, что у Ивана аристократические замашки, что кассой редакции беспощадно злоупотребляют и что деньги уходят на бухарестские роскошества, они решили навести в газете порядок. Разумеется, это решение не могло понравиться Ивану, который имел несчастье думать, будто торговцы наживают свои деньги только для того, чтобы их проедали так называемые «руководители народа», а ученым само провидение повелело ужинать в самых лучших и самых дорогих заведениях, разгуливать по пять часов в день по улицам, волочиться за женщинами, спать по тринадцать часов, носить бородки и презирать своих благодетелей. Все это заставило Ивана объявить себя независимым, то есть присвоить газету — чужую собственность, изменить ее направление, обратиться за поддержкой к противникам своих бывших патронов и объявить последним отчаянно жестокую войну.
«Вы проедаете чужие деньги, вы обманываете болгарский народ, вы грабите бедняков, вы безумцы и глупцы, вы…» — писал он с твердым убеждением, что среди болгар в Румынии найдутся такие люди, которые наградят его за эти обличения. Но… человеческие сердца изменчивы. Те самые люди, которые еще недавно советовали Ивану оставить своих благодетелей и стать самостоятельным человеком, смеялись ему в лицо и говорили, что если одна собака станет сторожить два двора, то она умрет с голода; а те его приятели, у которых имелись свои коммерческие причины ненавидеть бывших владельцев газеты, в один прекрасный день сказали г-ну Ивану, что их финансы по вине его прежних патронов находятся в плачевном состоянии и что, следовательно, с их стороны он может рассчитывать только на голое сочувствие. Но Иван не унывал. Он написал несколько писем разным болгарским патриотам и нескольким сомнительным личностям, призывая их прийти ему на помощь, ибо в противном случае не только болгары в Румынии, но и весь болгарский народ непременно погибнет. Эти письма отчасти подействовали, и Иван получил двести австрийских золотых, триста лир и множество обещаний. Но, как я вам уже сказал, Иван любил жить так, как живут английские лорды, а значит, деньги он тратил с такой же быстротой, с какой ящур уничтожает скотину. Едва этот выдающийся человек увидел в своих руках несколько сотен золотых, он тут же снял роскошную квартиру, купил фортепьяно и богатую мебель, нанял трех слуг и задумал жениться.
В Румынии живет довольно много болгар и несколько болгарок, которые, скажем прямо, скрывают свое происхождение и изо всех сил стремятся доказать простодушному и доверчивому румынскому народу, что они несомненно происходят от племени Катона, а предки их были знаменосцами в войсках Траяна{4}. Какие причины заставили этих патриотов лгать самим себе и своим ближним, оказавшим им гостеприимство, я не знаю. Знаю только, что наш Иван постарался найти одного из таких болгар и открыл в доме его чисто болгарское создание, которое решило признаться болгарскому патриоту и журналисту, что родом она болгарка, говорит на болгарском языке, любит болгар и готова послужить болгарскому народу. Иван, называвший себя в то время предводителем болгарского племени и все еще надеявшийся найти почитателей, не остался к ней равнодушен; а румынская болгарка-патриотка, которая давно успела убедиться, что офицерам она не пара, призадумалась и заглянула в себя повнимательней. Она искала, копалась в тайниках своей души, но всюду находила пустоту, открытую дверь, пустые комнаты и неопределенные фигуры; она перебрала мысленно весь Бухарест, всех своих друзей и знакомых, но, подобно неудачливому охотнику, была вынуждена вернуться с пустой сумой; наконец, она изучила свое сердце и убедилась, что действительность не имеет никакого сходства с поэзией и с позолоченными мечтами, и на лбу ее проступил крупный пот. «Надо мне отказаться от мечтаний, изменить свою жизнь и взглянуть на действительность трезвыми глазами», — подумала она и решила броситься в объятия первого встречного, как бы тяжело и горько ни было на сердце. Каждый из нас знает, что, когда в жизни происходят изменения, мы чувствуем себя очень несчастными, если в нашем прошлом нам некого и нечего вспомнить с улыбкой или слезами на глазах. Но сейчас ей надо было решиться, потому что Иван подавал большие надежды. При первом появлении Ивана в их доме умная девица, обученная всем женским уловкам еще в женской школе мадам Трутуру, убедилась, что она может легко завоевать его, и постаралась воспользоваться обстоятельствами, пока железо было еще горячо. От учительниц вышеназванной школы она научилась нескольким нежным и любезным фразам и произносила их в любом приятном обществе и перед всяким лицом, внимание которого хотела заслужить; от тех же учительниц она научилась кокетничать, зазывно одеваться, поднимать глаза и выпячивать губки значительно и ко времени, показывать ножки, как бы нечаянно приподнимая юбку; а против подобных соблазнов не мог устоять не только Иван, но и все наши благоразумные торговцы, которые решили на всю жизнь остаться целомудренными, дабы спасти свои капиталы от бухарестских мод. Как бы то ни было, а опытной девице показалось, что бог ей улыбается и одобряет ее решимость, и она ухватилась за свой шанс с такой жадностью, с какой несчастный, не евший в течение целой недели, хватается за самый черствый кусок хлеба. Ивану же думалось совсем по-иному. Он был убежден, что его трон стоит очень высоко, что звезда его никогда не закатится, что его судьба — добрая и глупая баба, а его умственные способности всегда найдут поклонников. Следовательно, считал Иван, женившись, он осчастливит любую женщину, жертвой которой он отчасти становится, как всякий великодушный герой.
Как бы то ни было, стороны сговорились, свадьба состоялась, и молодые супруги стали наслаждаться своей молодостью. Я говорю: своей молодостью, потому что вскоре после свадьбы у молодых пошли мелкие и крупные неприятности и всяческие злоключения. Первое несчастье, постигшее Ивана, заключалось в том, что болгарская публика распознала его душевные качества, его не слишком честные действия в иных финансовых операциях и его пустозвонство на литературном, дипломатическом и философском поприще. Второе несчастье было не столь значительным, но наложило тяжелую печать на жизнь Ивана и развеяло все его иллюзии. Вскоре после свадьбы, став мужем такой жены, которая была умнее и хитрее его и сразу же начала обнаруживать слабости своего супруга и давать ему горькие советы, Иван — не понимая даже, как это с ним случилось, — почувствовал себя не в своей тарелке, словно он совершил преступление, например убийство. Здравый смысл ему подсказывал, что будь его супруга покрасивее или хотя бы обладай она нежной молодостью и заведись у ее почтенного родителя золотишко, она нипочем не досталась бы ему, будь Иван предводителем хоть бы даже и немецкого народа. Сознание этого легло тяжким грузом на его сердце.
— Если бы у моего отца три года назад нашлась тысяча золотых, я давно уже была бы женой Петраки Калдыряну и жила бы счастливо, — сказала Елена (так звали нашу героиню), вздохнув от всего сердца. — Петраки и красавец, и умен, и богат.
— Богат, а не пожелал взять тебя без тысячи золотых, — произнес Иван с негодованием.
— Нынче ни один порядочный человек не женится без приданого, — сказала Елена. — Потребности у женщин в Бухаресте большие. Ни одна женщина не желает всецело зависеть от мужа. Коли нет денег, лучше стать служанкой. Не сомневайся, будь у меня деньги, тебе никогда бы не стать моим мужем.
Последние слова Елены, произнесенные с явной грустью, глубоко ранили честолюбие Ивана, заставив его покраснеть до ушей; но люди, подобные Ивану, излечиваются довольно быстро, потому что между их нравственным и физическим состоянием нет ничего общего.
«Она вышла за меня только потому, что больше никого не было, — подумал Иван, и сердце его неровно забилось. — Избранники народа не должны жениться… И почему я женился? Эта женитьба погубит мою великую карьеру… Но дело сделано. Мне ничего не остается, как покориться горькой действительности».