Через несколько минут мерка для мундира была снята и новоназначенный дремиградский городничий, гордый и ликующий, покинул швальню дядюшки Минчо.
В Дремиграде все уже спали. Бедный город — он еще даже не подозревал, какое редкое счастье выпало ему на долю. А тем временем наш герой прямиком пересек площадь, свернул в узкую кривую улочку и скрылся в ночных потемках…
На другой день весь город уже знал, что господин Тонко Папучков назначен дремиградским городничим. Все были удивлены, потрясены, ошеломлены этой невероятной новостью. Многие почувствовали себя обманутыми в своих надеждах, а некоторые даже обижены таким решением высшей власти.
— Неужто Дремиград пал так низко, — сердито ворчали некоторые, — что какой-то Папучков будет нами командовать?
— Чтобы такой шалый мужик, — добавляли другие, — управлял целым уездом? Это скандал, да и только!
Надо сказать, что у критиков были некоторые основания. Наш герой, хоть и был безупречным дремиградским патриотом, не пользовался особым доверием своих сограждан: он слыл человеком если и не совсем свихнувшимся, то по крайней мере «чокнутым», как выражались местные психиатры. В этом и следует искать причины всеобщего удивления и изумления, а вовсе не в том факте, что Дремиград наконец-то обрел начальника, как это утверждали лица, приближенные к новому городничему.
Мы нарочно сообщаем эти, на первый взгляд излишние, подробности, потому что вскоре все были вынуждены отказаться от своих критических замечаний и признать, что высшая власть вовсе не ошиблась в своем выборе. Новоназначенному начальнику с первого же дня своей деятельности удалось дать самые наглядные доказательства своих административных способностей. Прежде всего низшие полицейские чины, которые, пользуясь затянувшимся безвластьем в Дремиграде, приобрели скверную привычку днями и ночами пропадать в корчмах, немедленно взялись за ум — им была прочитана такая внушительная проповедь, что мороз пробежал по коже. Такая же участь постигла и всех лоточников, разносчиков и попрошаек всех мастей, которые осмеливались толпиться на папертях церквей и своими криками смущали верующих. Вся эта рвань была безжалостно разогнана. Запрещены были также все увеселения под открытым небом и женские сборища у ворот домов.
— Это сущий разврат! — грозно гремел строгий администратор, и бедные дремиградки волей-неволей должны были покориться. По личному приказу Папучкова все корчмы и кофейни надлежало закрывать сразу же после захода солнца. Пекарям было внушено прочищать уши спичками или каким-либо иным предметом, но только не пальцами, как доныне. Продавцам бузы указали, что им не дано право орать на улицах подобно караульщикам; они должны чинно ходить по улицам и молча утолять жажду граждан. Мясникам и прочим торговцам съестным было приказано обзавестись белыми фартуками и сморкаться в платки, а не в ладонь. Одним словом — дух реформ проникал повсюду. И заметьте: все это было задумано и выполнено за один день. Но видимо, и этого было мало даровитому начальнику. Он пошел дальше и простер свою реформаторскую десницу и над такими вопиющими общественными недугами, которые дремиградцы, наивные в своей простоте, считали неизлечимыми. Обходя город, Папучков заметил ватаги ребятишек, которые кувыркались в пыли и ругались как грузчики. Это навело его на мысль посетить школы, и он произвел там сущий переполох. С резкостью, присущей, возможно, только великим реформаторам, он беспощадно разнес учителей, обвинив их в безбожии и других предосудительных пороках. После этого он обошел церкви и, обнаружив там запустение, воспылал священным негодованием и приказал пономарям ударить во все колокола. В городе сразу началась паника. Благочестивые дремиградцы, услышав колокольный звон, вообразили, что город загорелся, и бросились на улицы. Поднялась по тревоге пожарная команда, и вскоре Дремиград стал похож на вулкан во время извержения. Лишь благодаря чрезвычайным усилиям более хладнокровных граждан удалось восстановить спокойствие и порядок и город снова обрел свой обычный мирный вид.
Однако и этого оказалось недостаточно! С некоторых пор, судя по показаниям видных граждан, в Дремиграде расплодились всякие социалисты, атеисты и прочие преступные агитаторы, которые бесстыдно проповедовали разврат и безбожие. Подобное положение нельзя было терпеть долее, и наш герой принял решительные меры. По его приказанию все агитаторы были выловлены и взяты под арест, где подверглись строжайшему допросу и наказанию.
Надо заметить, что эта, можно сказать, радикальная реформа произвела фурор в Дремиграде, и, окончательно закрепив авторитет нашего героя, раз навсегда обратила к нему сердца всех видных горожан.
После этого и они были вынуждены сложить оружие и признать, что центральная власть поступила весьма разумно, назначив городничим в Дремиграде такого энергичного и благонамеренного гражданина.
Чтобы полностью выказать свое удовлетворение и глубокие симпатии к Папучкову, они решили дать в его честь роскошный обед и отправить по этому поводу благодарственную телеграмму центральным властям. Конечно, наш герой милостиво принял то и другое предложение.
К сожалению, как мы увидим далее, именно это обстоятельство разнесло славу Папучкова за пределами Дремиграда и бесповоротно решило его судьбу.
Целых два дня только и было разговоров, что о нем, а его действия были единственным поводом для удивления и восхищения. Облаченный в прекрасно сшитый мундир, он представлял собой столь импозантную фигуру, что смиренные дремиградки просто обмирали, на него глядя. Конечно, это приятно щекотало честолюбие нашего героя, и он без колебаний подставил бы свою грудь под стрелы Амура, если бы одна из них давно уже не засела в его сердце. Многие догадались об этом, видя, как часто он прохаживается перед домом одного дремиградского богатея. Прежде, когда он был вынужден влачить жалкое существование простого смертного, он не смел давать воли сердцу и лишь втайне мечтал о черных очах и белоснежной шейке. Теперь же, когда взошла его звезда, он решил, что подавлять свои чувства незачем, и распахнул сердце для любви. Он был поглощен лишь одной мыслью: как можно скорее завладеть и черными очами, и белоснежной шейкой. Первые шаги в этом направлении уже были сделаны. Утром он посетил фотографа и снялся в двух различных позах. Фотографии должны были быть готовы в двухдневный срок. За это время он собирался сочинить любовное послание, предназначенное для прекрасных глаз. Короче говоря, сердечные дела нашего героя приближались к развязке, и, если бы судьба была чуть благосклоннее, он стал бы повелителем черных очей.
Но к сожалению, судьбе было угодно иное.
На следующий день — третий от воцарения нашего героя — в город прибыл управляющий округом в сопровождении четырех полицейских и остановился в гостинице. Его, очевидно, заинтересовала громкая слава Папучкова. Тотчас же был отдан приказ вызвать городничего. Двое полицейских с проворством ищеек бросились рыскать по городу и вскоре обнаружили его. Наш герой сидел в своей комнатке и, склонившись над столом, с необычайным усердием изливал потоки бескорыстного вдохновения в строках своего первого любовного послания. Появление полицейских страшно разгневало его; он вскочил, готовый разорвать их на части. Однако услышав, что в Дремиград прибыл управляющий округом и желает его видеть, он смилостивился и, препоясавшись шашкой, последовал за полицейскими.
Тем временем управляющий нервно прохаживался по своему номеру, с нетерпением ожидая прибытия нашего героя. И когда тот, задыхаясь от волнения, наконец появился перед ним, управляющий грозно двинулся на Папучкова, не дав ему ни слова вымолвить, ни отрапортовать как положено о состоянии вверенного ему города.
— Как тебя звать? — сердито крикнул управляющий.
— Тонко Папучков, господин управляющий, — ответил в смятении наш герой.
— По чьему приказу ты позволил себе занять пост городничего?
— У меня есть на то телеграмма, — ответил Папучков, сунув руку в карман, — вот, пожалуйста! — с достоинством сказал он, протягивая уже знакомую читателям телеграмму.
— Глупая ворона! — вскипел управляющий, прочитав телеграмму. — Разве не видишь, что над тобой подшутили?
— Как! — воскликнул наш герой, отступив на шаг. — Надо мной подшутили? Нет, господин управляющий, вы ошибаетесь, я назначен городничим и это…
— Глупая ты ворона, и больше ничего, — сердито перебил его управляющий, — и сейчас же отправишься в клоповник! Эй, ребята! — обратился он к стоящим у двери полицейским. — Снимите шашку с этого господина и отведите в участок. Живо!
Мы надеемся, что читатели войдут в положение нашего героя и не осудят за то, что он позволил опозорить себя. Эта безобразная сцена так его расстроила и выбила из колеи, что он даже не помышлял о сопротивлении. Да и что он мог сделать против насилия! Разуверившись в своей звезде, он принял клеймо позора с таким же стоицизмом, с каким Сократ чашу с ядом. Лишь после того, как его провели под стражей через весь город и грубо втолкнули в темный и сырой подвал арестантской, — лишь тогда он ощутил всю безграничную горечь своей участи, и страшное чувство мести, жажда беспощадного истребления закипели как лава в его груди. С яростью он бросился на тюремную койку, впился зубами и пальцами в прелый тюфяк и стал с остервенением рвать его в клочья, оглашая диким ревом стены своей темницы. Затем, вдруг охваченный неистовым порывом, он вскочил, бросился к двери и со страшной силой стал колотить ее руками и ногами, продолжая реветь во все горло. Дело кончилось тем, что злополучного арестанта свалили на пол, крепко связали, безжалостно бросили в телегу и отвезли в больницу. В тот же день врачи установили у него паралич мозга.
Так трагически закончил свое трехдневное царствование мнимый дремиградский городничий Тонко Папучков!
И бедный Дремиград — живой свидетель этого краткого, но славного царствования — снова осиротел!