— Иван Киров Антонов, архитектор, стрижка частной овцы двадцать третьего марта. Не пиджака, а овцы. Так записано в документах.
— Да поверьте же мне, — настаивал Иван, — это же просто смешно. Я стриг пиджак.
— А гардероб? — спросил Дико. — В графе «Примечания» записано: «Держит в гардеробе». У меня все по документам, не подкопаешься!
— А тот, кто стриг, где? Он знает, что это был пиджак.
— Он вышел на пенсию и уехал к сыну, куда-то в Родопы.
— Но это невозможно, — сказал Иван Антонов. — Это ошибка. У вас неправильно записано.
— У нас ошибок не бывает, — сказал Дико. — Придется вам платить налог. Ничего не поделаешь — раз держите овцу…
— Но я не держу!!! Никакой овцы у меня нет!
— Может, и нет. Но по документам есть. Значит, будете платить.
— В конце концов, человеку вы верите или документам? — закричал Иван.
— Документам, — ответил Дико.
Иван Антонов вернулся в город с твердым намерением не сдаваться. Он еще много раз ходил в налоговое управление, описывал, как все произошло, приводил свидетелей, показывал пиджак, добывал всяческие бумажки, справки, характеристики. Объяснял налоговым служащим, что это полная нелепица и что дело не в налоге, а в его принципах, в его убеждении, что человек сильнее документа.
И все это время Иван не мог поверить в реальность того, что с ним происходит.
Долго боролся Иван Антонов.
И вот настал день, когда он спросил друзей, не знают ли они, где продаются доильные аппараты. Вручную доить, мол, стало трудно. Друзья посмеялись, оценив шутку, но когда на другой день они зашли к Ивану, то застали его с эмалированным ведром в руке и засученными рукавами.
Он доил пиджак, напевая себе под нос какую-то песенку…
По воскресеньям Иван Антонов пасет свой пиджак на лугах близ Софии. Пасет подолгу, до самого заката, а потом ведет его домой. Проходят люди, случается, угостят его сигаретой, иногда появляется и Камелия, смотрит на него грустными глазами, черными, как спелая черешня, потом поворачивается и уходит.
Уходит и Иван Антонов, и луг остается пустой.
Пустой луг, над которым догорает длинный, бесконечный воскресный вечер.
Перевод Н. Глен.
Тодор Динов.
Рвать цветы запрещается. 1964.
ЖИЗНЬ ХОТЬ И КОРОТКА…
Жизнь хоть и коротка, но полна случайностей.
Только человек вообразит, что он — высшее творение природы, венец ее нескончаемых усилий, что разум его не знает границ и способен преодолеть любые препятствия, как вдруг — что-то случается.
У архитектора Стилянова оторвалась пуговица.
Он подхватил брюки, норовившие съехать — они, правда, застегивались на молнию, но держались, в сущности, на этой пуговице, — и огляделся по сторонам. Вокруг, насколько хватало глаз, — корпуса, корпуса, корпуса нового микрорайона. А в карманах — ровно ничего, что могло бы заменить пуговицу, отскочившую куда-то в грязь.
Архитектор Стилянов, сделав попытку отнестись к этому происшествию как интеллигентный человек, осознал, что у него нет иного выхода, кроме как держать брюки обеими руками, и решил постараться быть выше этого.
«Человек на Луну полетел, — сказал он себе с иронией, — как-нибудь справимся и с этой ситуацией».
Мысли его шли в верном направлении, ибо, побродив с полчаса среди однообразных корпусов, он наткнулся наконец на большую стеклянную витрину, над которой виднелась вывеска:
«Ну вот, — обрадовался Стилянов. — Я же знал, что безвыходных положений не бывает».
И переступил порог.
В помещении ателье сидел задумчивый человек и невидящим взглядом смотрел на разложенные перед ним инструменты. Швейные машинки молчали, вокруг были разбросаны наперстки и разноцветные портновские метры.
— Разрешите задать вопрос? — весело сказал Стилянов, сознавая весь комизм своего положения. — На моих брюках вдруг…
— С вопросами — в стол справок, — сказал человек. Архитектор огляделся, но никакого стола не обнаружил.
— Извините, но где он? Может быть, в другом помещении?
— Это я, — сказал человек. — Спрашивайте.
Стилянов решил пренебречь этой маленькой странностью в поведении задумчивого человека.
— Нельзя ли пришить пуговицу? — сказал он, мотнув головой в нужную сторону. — Оторвалась в самом неудобном месте. А молния без пуговицы не держит.
— Мы работаем только на материалах клиента, — ответил человек.
— Что значит на материалах клиента? — спросил Стилянов. — Как это понимать?
— Пуговица клиента. Иголка клиента. Нитки клиента, — лаконично ответил человек.
— Нитки клиента?!? — воскликнул Стилянов.
— И бритва, чтобы отрезать нитку, — добавил человек. — Я забыл сказать про бритву.
Стилянов улыбнулся.
— Да будь у меня все это, я бы сам пришил пуговицу, — сказал он. — Не бог весть какая философия…
— Ну так и пришейте, — сказал человек, — раз она не бог весть какая…
— Но позвольте, — сказал Стилянов, — как же так, вы, наверное, шутите, что значит «бритва клиента»…
Человек снисходительно улыбнулся.
— Специализированное ателье, — объяснил он. — Мы специализируемся только на услугах.
И он снова впал в задумчивость.
Архитектор Стилянов попытался было объяснить, что такая специализация бессмысленна, но что-то в облике этого человека, быть может, его глубокая задумчивость, остановила Стилянова, и он почувствовал, что на него надвигается отчаяние.
— Послушайте, — сказал он, — я потеряю брюки, как только перестану их держать. Это не может продолжаться долго, вы ведь понимаете? Нельзя ли сделать для меня исключение, здесь особый случай, меня ждет комиссия.
Его ждала комиссия по приемке трех жилых корпусов. Более неудобных и безобразных зданий архитектор Стилянов в жизни еще не видел и решил их не принимать — чего бы это ему ни стоило. Бывают такие минуты, когда надо сделать решительный шаг, чтоб потом не стыдно было смотреть на себя в зеркало.
— Не знаю, — равнодушно пожал плечами человек. — Спросите мастера.
Стилянов обошел просторное помещение, придерживая обеими руками брюки, заглянул за ширму, но мастера не нашел.
— А где мастер? — спросил он. — В отпуску?
— Я мастер, — сказал человек. — Говорите скорей, что вам, а то я занят.
— Как? Но вы же стол справок?
— Я и то и другое, — коротко отозвался человек. — Чтобы не раздувать штаты. Так что вам?
Стилянов готов был сказать что-то язвительное, но вовремя опомнился.
— Пуговица оторвалась на брюках, — сказал он. — Вот здесь. И если не держать их, они упадут.
— Так, — кивнул человек. — Чего же вы хотите?
— Я же вам сказал! — архитектор повысил голос. — Я прошу пришить…
— Мне вы ничего не говорили, — холодно оборвал его человек. — Может быть, вы сказали столу справок.
Стилянов почувствовал, как его кидает в жар, к горлу подступает крик, но последним усилием воли он сдержал его.
— Я просил пришить мне пуговку, — сказал он. — Вот здесь.
— Это можно, — кивнул человек.
— Но мне сказали, что здесь работают только на материалах клиента, — дополнил архитектор. — Иголка клиента, нитки клиента, пуговица клиента.
— И бритва, — сказал человек. — Для отрезания ниток.
— У меня есть перочинный ножик, — сказал архитектор.
— Ножиком нельзя, — человек покачал головой. — Ножиков нет в номенклатуре.
— А у меня с костяной ручкой, — сказал архитектор.
— Ножиком нельзя, — повторил человек. — В каждой профессии есть свои тонкости. Вы, например, кто по профессии?
— Архитектор, — признался Стилянов.
— Вот видите? — сказал человек. — Даже и у вас есть тонкости. Нельзя.
У Стилянова задрожали руки и запрыгал подбородок.
— В виде исключения, — сказал он с усилием. — Как я уже объяснил вашему коллеге из стола справок, случай совершенно особенный. Меня ждет комиссия. Без меня они могут принять эти ужасные корпуса. А в них будут жить люди.
Человек покачал головой.
— Корпуса меня не касаются, — сказал он. — Это ваше дело.
— Но в них, может быть, поселятся ваши дети!
— Моим детям я давно построил дом. Если б я надеялся на вас…
— Но вы хоть взгляните на ножик, — взмолился Стилянов. — Вдруг он вам понравится.
Человек призадумался, потом вздохнул и сказал великодушно:
— Где он?
Мастер залез в указанный карман, вытащил ножик и стал его изучать. Большие часы на стене тикали, выматывая у Стилянова душу.
«Еще пятнадцать минут, — думал он нервно, — и дома примут. И все из-за чего — из-за какой-то пуговицы! Но с другой стороны, не могу же я предстать перед комиссией в трусах!..»
— Ножик ничего, — по зрелом размышлении сказал человек. — В крайнем случае отрежем нитку вашим ножиком. Хотя работать нестандартным инструментом не положено.
— Спасибо! — сказал Стилянов и сам покраснел от этого неожиданного для него самого акта подхалимажа. — Сердечно вас благодарю!
— А пуговица? — сказал человек.
— Какая пуговица? — не понял Стилянов.
Человек взглянул на него с досадой и вздохнул.
— Ну, пуговица, — сказал он. — Та, что мы будем пришивать. Где она?
— Куда-то отскочила. — Архитектор пожал плечами. А потом вдруг начал бессовестно врать — он, мол, ехал в трамвае, была ужасная давка, и пуговицу невозможно было найти.
«Что я плету? — думал он, пока говорил. — Зачем я вру, боже мой, что мне мешает сказать правду? Что со мной?..»
— Значит, и пуговицы у вас нет? — спросил человек.
Стилянова прошиб пот, уши у него запылали от стыда. Такого чувства он не испытывал со школьных времен, лет уже двадцать пять.
— Нету, — признался он. — Я в ваших руках.
Человек мрачно покачал головой.
— Плохо, — сказал он. — И иголки нет?
— И иголки нет, — повесил голову архитектор.
— Что ж это получается? — сказал человек. — Сейчас еще окажется, что у вас и ниток нету.