Гришкина биография
Григорий Ефимович Распутин, он же Новых и Сухостой, родился в 1864 году в слободе Покровской Тюменского уезда Тобольской губернии. Вышесредний рост, широкоплечий, с большими мужицкими руками, большая темная, рыжеватого оттенка борода, закрывающая почти весь овал лица, мясистый нос, полные чувственные губы, серые глаза, с белесоватыми точками в зрачках, обычно мутные и сверкающие резким, стальным блеском в момент раздражения – таков Распутин.
Обыкновенный, рядовой тип сибиряка-чалдона, шатающегося по приискам и другим местам легкой наживы, всегда полупьяный, наглый, с гнусавой речью, смелый и дерзкий с бабами, а потому имеет у них большой успех.
Село Покровское – захудалое, глухое, бедное. И его жители даже в Сибири отличались дурной славой. Бездельники, воры, конокрады. Под стать им была и семья Распутина и сам он, когда подрос.
В молодости Григорий был каким-то особенно незадачливым. С гнусавым голосом, с нечленораздельной речью, слюнявый, грязный до последней степени, вор и ругательник, он оказывался страшилищем и для своего родного села, видавшего всякие виды. Постоянным бездельем он вызывал гнев своего отца, и тот его неоднократно поколачивал. Но проделки его шли дальше и, по свидетельству местных старожилов, «пахли» уголовщиной. Сколько сошло их с рук будущего «старца», неведомо. Но о некоторых сохранились следы в местных судебных учреждениях.
Таковы дела о конокрадстве Григория Распутина и лжесвидетельстве.
Вследствие каких-то таинственных влияний следствие по первому делу так-таки и осталось незаконченным.
В объяснение такого озорства будущего «старца» его родные и близко знавшие его ссылались на исконную страсть его к вину. «Напьется и лютым становится», – говорили они. Тогда готов он на все, даже до «греха» разойдется. Эта склонность к скандалам в состоянии опьянения осталась у него и впоследствии, когда он разыгрывал роль «вестника потустороннего мира» и пользовался неограниченным влиянием в высшем свете.
Как ни «куролесил» неудачник Григорий, отцу все же удалось его к 30 годам женить.
Кое-как пристроил он его и к извозному промыслу. Тут случай сыграл огромную роль в судьбе этого, казалось бы, совсем пропащего забулдыги и пьяницы. Он сам передавал, что однажды ему пришлось везти духовное лицо, которое много расспрашивало его о жизни. Путник много говорил о монастырях, о спасении души…
После того вскоре начался новый период распутинской жизни, который можно бы назвать переходным и подготовительным к будущим его успехам. Григорий мало-помалу стал отставать от пьянства и сквернословия. Как определяют это состояние его близкие, он «остепенился» и «задумался». Вместе с тем он стал заботиться о некотором благообразии: начал умываться, носить более приличную одежду и пр.
С этим временем совпадают его хождения с кружкой для сбора пожертвований для построения храма и усиленные посещения монастырей и всяческих святых мест. Отец, жена и родственники были в восторге от такой перемены в характере Григория, односельчане же изумлялись и не верили в искренность его исправления.
В это время в самые отдаленные монастыри он ходил пешком и босой. Питался скудно, часто голодал, по прибытии в монастыри постился и всячески изнурял себя. Вполне точные сведения говорят, что он в то время носил тяжелые вериги, оставившие на его теле заметные рубцы. Он водится с юродивыми, блаженненькими, всякими божьими людьми, слушает их беседы, вникает во вкус духовных подвигов.
Особенно долго живет Григорий в Верхотурском монастыре Екатеринбургской епархии. Здесь он вошел в близкие отношения со старцами и, по его словам, многому научился. Был на Афоне, в Макарьевском монастыре.
В девятисотых годах он прибыл в Казань. Здесь он, как человек опытный уже в духовной жизни, вошел в общение с местным духовенством и в особенности с некиим архим. Хрисанфом, постником, молитвенником, мистиком, впоследствии епископом. Любитель божьих людей, Хрисанф уделил Григорию чрезвычайное внимание. Передал ему многое из своего духовного опыта, как равно и сам дивился духовным способностям своего ученика, его необычайной склонности к восприятию самых трудных достижений и духовной зрячести.
С письмами, полными похвал ему, он направляет его в Петроград к гремевшему уже тогда в столичном обществе славою аскета и глубокого мистика архим. Феофану, инспектору здешней духовной академии, пользовавшемуся к тому же необычайным авторитетом в «высшем свете». Там началась первая глава умопомрачительной карьеры в «свете» «старца», живущего среди соблазнов мира.
Знакомство Распутина с Феофаном относится к 1904 г. духовная академия тогда была своего рода штаб-квартирой всякого рода юродивых и блаженных, а инспектор ее архим. Феофан – командующий этой убогой братией. Вот почему рекомендованный архим. Хрисанфом «божий человек» сразу же и попал в это тихое пристанище, и к нему здесь отнеслись самым внимательным образом.
Архим. Феофан вскоре же был буквально пленен «старцем» и всецело подпал под его влияние. Он уверовал в его духовную опытность, в его прозорливость и в сущности вскоре признал его, невежественного мужика, своим духовным наставником и руководителем.
Как воздействовал сибирский «старец» на вечно замкнутого, неразговорчивого монаха-аскета – так и осталось загадкой. Но с того времени он располагается в академической квартире инспектора академии Феофана, живет здесь как дома, возвращается сюда часто поздней ночью и вообще, когда ему вздумается, часто приходит с поклонниками и поклонницами, мало-помалу начинающими к нему льнуть.
Архимандрит-мистик не только не возмущается нарушением установленных правил академической жизни, но еще более подпадает под обаяние «старца» и совершает даже поездку к нему на родину.
Такова внешняя, официально-показная сторона прошлого Григория Распутина, когда он плотно прикрылся личиной «старца»-богоискателя и делал «духовную карьеру».
Как потом оказалось, покровские слобожане не ошибались, когда говорили:
– Ой, задумал бродяга что-то, только выдержит ли? Не сорвался бы…
На постоянное жительство в Петрограде Гришка Распутин поселился лет 10 тому назад. Последнее время жил по Гороховой улице, в доме № 64, квартира 20, с женой, двумя дочерьми и сыном.
Фрейлины Александры Федоровны, А. А. Вырубова и Ек. А. Шнейдер, вместе с немецкой дворцовой партией, ввели Распутина в царские покои, и он быстро пошел в гору.
Приспешники царя, в своих шпионских интересах, окружили сибирского конокрада ореолом «вестника потустороннего мира» и втихомолку обделывали свои темные дела.
Черносотенцы-шпионы
Среди приспешников царя за последнее время наибольшую роль играл дворцовый комендант ген. Воейков. Сын обер-камергера при дворе Александра II и Алекс. III, то есть сын носителя того наиболее почетного придворного звания, которое пожаловано было недавно Штюрмеру, Воейков по окончании пажеского корпуса поступил в Кавалергардский полк, затем получил командование гусарским полком и благоразумно женился на дочери министра двора гр. Фредерикса, благодаря чему он получил должность дворцового коменданта.
Воейков – человек с хорошими материальными средствами, которые он недурно пополнил, продав кавказскую воду «Куваку» акционерной компании за 2 миллиона рублей. До какой степени велико было влияние Воейкова и до какой степени высшие сановники империи боялись затронуть его интересы, можно видеть из следующего эпизода, разыгравшегося сравнительно недавно, в то время, когда Воейков был еще собственником «Куваки».
Представитель известной кавказской промышленности Г., бывший комиссионер по продаже наших государственных минеральных вод, был однажды вызван к министру торговли кн. Шаховскому, который в резком тоне сделал ему выговор за то, что он позволяет себе, рекламируя кавказские минеральные воды, подчеркивать, что «Кувака» есть простая, а не минеральная вода.
«Меня вызывал к себе Воейков, – заявил кн. Шаховской, и я имел большие неприятности. Неужели вы думаете, что я из-за ваших минеральных вод должен сломать себе шею?» Г. возразил министру, что по контрактам он обязан продавать определенное количество воды в год.
«Я вам сокращу это количество вдвое, – воскликнул министр, – но только прекратите это печатное дискредитирование «Куваки».
Воейков был главным вдохновителем всех черносотенных начинаний Николая II. При нем, когда он был командиром гусарского полка, в котором начал свою офицерскую службу и Николай, гусарский полк стал одним из наиболее реакционных. Воейков с ловкостью опытного царедворца всемерно охранял свое влияние на царя и мог сказать с полной уверенностью, что Николай не взял пера в руки, не посоветовавшись с Воейковым.
Все знают верного спутника царя контр-адмирала Нилова, носившего звание флаг-капитана царя. Звание это было чисто почетным, и только во время плавания царя носитель этого звания исполняет служебную обязанность. Нилов исполнял ее всегда прескверно: при нем царь дважды был посажен на мель в финляндских шхерах, и Александре Федоровне пришлось по воде выходить на берег, т. к. было слишком мелко, чтобы подъехать на лодке.
Убежденный черносотенец Нилов, однако, отличался от Воейкова тем, что никакого касательства к делам политики не имел, все его влияние, основанное на личных симпатиях к нему Николая, ограничивалось кругом, так сказать, домашних интимных вопросов.
Совершенно исключительное положение при дворе занимал министр императорского двора гр. Фредерикс, лишь недавно переменивший баронский титул на графский. Это был, после Александры Федоровны, главный столп и оплот немецкого влияния…
Немец до мозга костей, он глубоко презирал все русское и как немец, живший благами, которые сыпались на него и на весь его род щедрой рукой монарха, он был глубокий черносотенец, и его непосредственного влияния не миновало ни одно большое назначение.
Весь двор считал Фредерикса крайне ограниченным, и Фредерикс действительно не разбирался в самых элементарных политических вопросах. Тем поразительнее было его влияние во всех вопросах, которые он разрешал всегда в зависимости лишь от одного признака; черносотенец или не черносотенец тот или иной кандидат, выдвигаемый на определенный пост.
Бывший гусар, затем командир лейб-гвардии конного полка, потом заведующий придворной конюшенной частью и помощник министра двора при графе Воронцове, Фредерикс – типичный представитель придворной шайки – тупой, невежественный и реакционный по глубокому своему неведению.
Полгода тому назад с Фредериксом произошел следующий эпизод. К Фредериксу обратились два влиятельных представителя иностранного дипломатического корпуса в Петрограде, живо заинтересованные в судьбах нашей родины. Оба дипломата указали Фредериксу, что создавшееся в России внутреннее положение угрожает интересам союзников, ведущих совместно с Россией войну. Они просят министра двора использовать личное влияние на царя и указать ему на необходимость пойти навстречу народу. Они подробно изложили русскому министру, в чем заключаются требования и чаяния русского народа.
Долго Фредерикс не мог понять, о чем, собственно говоря, так хлопочет «этот русский народ», и в конце концов попросил дипломатов написать ему, что он должен доложить государю. Просьба Фредерикса была исполнена, но когда записка, составлявшая одну страничку, передавалась Фредериксу, ему было сказано, чтобы он ни в коем случае не читал ее государю, а доложил ее содержание лично, так как нельзя же говорить царю о том, что иностранные дипломаты вмешиваются во внутреннюю русскую жизнь. Фредерикс заявил: «Я заучу, что вы мне написали».
При разговоре с царем Фредерикс все решительно забыл и так запутался, что царь начал нервничать. Тогда Фредерикс вынул из кармана записку и прочел ее. Царь, естественно, спросил: «Да кто написал вам все это?» Фредерикс вынужден был сказать То, от чего его так предостерегали дипломаты. В результате получился серьезный конфликт, едва не стоивший верительных грамот одному из крупных иностранных дипломатов.
Другим столпом немецкой партии являлся обер-гофмейстер гр. Бенкендорф, брат нашего покойного посла в Лондоне. Петроградский Бенкендорф всю жизнь был упорным черносотенцем и в качестве обер-гофмаршала, ведавшего одной из крупнейших частей придворной жизни, пользовался долголетними бессменным влиянием.
С ним был близок и другой немец, тоже первый чин двора, оберцеремонийместер бар. Корф, всю жизнь проведший при дворе и также пользовавшийся большим влиянием.
К ним примыкал недавно назначенный послом в Румынию ген. Мосолов, правая рука гр. Фредерикса, бывший начальник канцелярии министра двора. Мосолов был фактическим министром при глупом и ничтожном Фредериксе, и влияние его было колоссальное. Женатый на дочери бывшего премьера Трепова, пользуясь близостью, с одной стороны, с бюрократическими кругами, с другой – с Воейковым, Мосолов проводил самые различные дела политического характера. Назначение его в Румынию дало возможность отпустить в его распоряжение большую сумму на переезд, представительство и проч.
К той же компании принадлежал и начальник кабинета, то есть фактический министр финансов царя, генерал-лейтенант Волков, друг Воейкова и большой приятель самого царя, которого он сопровождал в Японию в бытность Николая еще наследником.
Вся эта компания вместе с несколькими флигель-адъютантами, в особенности флигель-адъютантом Свечиным, состоявшим почти несменяемо дежурным при царе, составляли ядро черносотенно-придворной партии, список которой был бы неполным, если бы мы не назвали начальника придворно-конюшенной части ген. – дам. Гринвальда, человека, почти не говорящего по-русски. Он считался надежным оплотом династии, и царь смотрел на него как на человека, который во всякое время дня и ночи пойдет расстреливать презираемый им русский народ. Наконец, полезно помянуть двух людей, совершенно неизвестных публике, но игравших определенную роль.
Один из них – ген. Гроттен, бывший лейб-гусар, затем командир армейского полка, появившийся при дворе благодаря давнишней дружбе с Воейковым.
Гроттен, конечно, дружил с Распутиным и Вырубовой и при дворе Александры Федоровны в значительной степени заменил Спиридовича, известного придворного охранника.
Другой – гофм. Федосеев, носивший официальное звание начальника придворных гаражей. Федосеев был правой рукой лучшего друга Александра III ген. Черевина, занимавшегося, главным образом, игрой в карты и пьянством. Все дворцовые охранные дела Федосеев знал в совершенстве.
За последнее время одновременно с Протопоповым на дворцовом горизонте выплыла из мрака забвения фигура старинного друга покойного издателя «Гражданина» князя Мещерского, Бурдукова.
Отношения Бурдукова с Мещерским были такого интимного характера, что Мещерской завещал Бурдукову все свое состояние, свой дом в Градненском пер. и даже свою обстановку.
Протопопов, тов. министра Анциферов и Бурдуков были фактическими хозяевами министерства внутренних дел, где Бурдуков занимал скромное место чиновника особых поручений с жалованьем в 6 тыс. руб., а влияние Бурдукова чувствовалось даже за стенами министерства в царских хоромах.
Это – одна из характерных фигур того цикла политических авантюристов, которые известны под кличкой темных сил.
Года два тому назад, благодаря Вырубовой и Распутину, определилось влияние главноуправляющего собственной его величества канцелярией по принятию прошений, члена Гос. Совета Мамонтова, черносотенца и распутинца, но за последнее время влияние его стало слабее в противоположность ст. – секр. Танееву, отцу пресловутой Вырубовой.
Вырубова действовала при дворе Александры Федоровны по непосредственным указаниям отца.
Конечно, в беглом очерке нельзя подробно выяснить роль самой Вырубовой, интимнейшей подруги Александры Федоровны, но для полноты картины напомним лишь, что Распутин в течение долгих лет своего владычества пользовался исключительным поклонением со стороны Вырубовой.
У Александры Федоровны была еще одна нежная подруга – гофлектриса Ек. Ад. Шнейдер. Должность гофлектрисы была создана специально для Шнейдер, и весьма возможно, что позорным появлением на верхах политической жизни Штюрмера он обязан, быть может, в значительной степени гоф-лектрисе.
Остальные фрейлины – гр. Гендрикова, бар. Буксгевден и другие – не пользовались никаким влиянием, и вся власть при дворе
Александры Федоровны была в руках Вырубовой и Шнейдер.
Очень большим влиянием на царицу пользовался и состоявший при ней бывший таврический губ. гофм. гр. П. П. Апраксин, открытый член союза русского народа.
И среди этих царских холопов Распутин был свой человек, «милой друг».
Главное преступление последнего времени Николая и Александры Романовых – это измена и предательство. Когда осенью 1914 года военное разведочное бюро обыскивало высокие здания Петрограда и окрестностей, отыскивая бесспорно существовавшие радиотелеграфные станции (их телеграммы перехватывались нами, но местопребывание станций не было известно), то властям, производившим расследование, пришлось прийти к выводу, что есть немецкие шпионские станции в Царском Селе. И расследование вынуждены были прекратить.
Народная молва недаром считала Царское Село гнездом немецкого шпионажа. Придворная партия – преимущественно немецкая. Министр двора даже говорил плохо по-русски. Плачевная роль Штюрмера в качестве министра иностранных дел общеизвестна. Он упорно вел Россию к позору сепаратного мира с Германией.
Союзная пресса обвиняет его, что он выдавал Германии наши дипломатические и военные тайны. Министр внутренних дел Хвостов, который был уволен за то, что поставил целью развести Николая с Александрой и убить Распутина, говорил своим близким, что у него имеются документы, уличающие двор в сношениях с Берлином.
Предательство было везде и всюду. Из письма А. И. Гучкова к начальнику штаба ген. Алексееву мы знаем, что Штюрмер и Беляев отказались от предложения Англии доставить полмиллиона ружей для нашей армии.
Мы знаем, как губил в России артиллерийское дело бывший великий князь Сергей Михайлович, точно столкнувшийся с немцами для того, чтобы обессилить русскую армию. Военный министр Поливанов сообщил в следственную комиссию много материалов, уличающих этого романовского героя. Такие же факты были собраны членами Государственной думы, вошедшими в особое совещание по обороне.
Дело шпиона Мясоедова было только приоткрыто. Если расследовать его в глубину, то шпионские нити протянутся далеко вверх, к правящим, к министерствам, ко дворцам.
И мы знаем, какая яркая нить протянулась к деятельности Сухомлинова, который, еще будучи киевским генерал-губернатором, окружил себя немецкими шпионами. Его ближайшим другом, с утра и до ночи бывавшим в его доме, был родственник его жены Альтшулер, оказавшийся начальником австрийской контрразведки.
Наша контрразведка хорошо знала это обстоятельство, но не предпринимала никаких мер, оправдываясь тем, что, пока Альтшулер действует под тайным нашим надзором, каждый шаг его известен. Этот Альтшулер узнал и выдал Австрии помощника начальника генерального штаба австрийской армии полковника Ридля, бывшего нашим тайным агентом и прекрасно осведомлявшего наш штаб об австрийских делах.
Вместе с Альтшулером, сначала в Киеве, а потом в Петрограде, около Сухомлинова ютилась шайка других австрийских и германских шпионов, которые были в то же время поставщиками нашего военного министерства и поэтому знали все секреты оборудования нашей армии. Один из этих поставщиков-шпионов был арестован весной 1915 года в Москве, но по приказанию Сухомлинова освобожден.
Гришка-шпион
И среди этих предателей, с которыми Распутин водил дружбу, был приятелем, протекает вся деятельность Распутина.
Кругом шептали, что англичане наши враги, а с немцами все равно в конце концов жить придется. Говорили, что царь с царицей тоже мира хотят с Германией. Да и со слов Николая Александровича и «царицы Саши», спрашивавших у Распутина совета, он видел, что они тяготеют к миру. Вот он и стал потрафлять» им, совсем по-мужицки.
– Эй, слушай, царь Николай, руби мир, руби зепаратнай мир с Ерманией, вся Расея за тебя и царицу! Не бойся, с Богом! Вот я вижу тебя на белом коне, царица с детьми в кипаже сидит, на вас весь народ расейский глядит. Руби, царь, мир, руби! Ни на кого не гляди, а Божьего человека Григорья слухай!..
Так пророчествовал Гришка, потрафляя в «точку».
Когда немцы стояли под Варшавой, задолго до ее сдачи, на Распутина опять стал «накатывать» дух, и он, в царских покоях, стал пророчествовать.
– Слушай, царь Николай, слушай, царица Александра! Пущайте немца у Аршаву и далее, не надо иво побеждать. Гличане нас слопают. Ильгельм наш спаситель, никто другой! Руби, царь, мир с Ильгельмом, руби! Дух приказывает, дух велит!
Александра Федоровна также настаивала, но Николай колебался. Этот случай Николай вспомнил, когда царский поезд в революционные дни стоял в ночь на 1 марта на ст. Дно. Ему доложили, что Петроград в руках народа и положение безнадежно: царь объявлен низложенным. Одно из присутствовавших лиц из состава свиты утверждает, что в эту минуту генерал Воейков воскликнул:
– Теперь остается одно: открыть минский фронт немцам. Пусть германские войска придут для усмирения этой сволочи. Адмирал Нилов, как он ни был пьян, возмутился и сказал:
– Вряд ли это удобно. Они заберут Россию и потом не возвратят.
Воейков продолжал настаивать, уверяя, что, по словам Васильчиковой, император Вильгельм воюет не с Николаем, а с Россией, питающей противодинастические стремления.
Государь ответил на это:
– Да, об этом много раз говорил Григорий Ефимович, но мы его не слушали. Это можно было сделать еще, когда германские войска стояли под Варшавой, но я никогда не изменил 6ы русскому народу.
Сказав эти слова, он заплакал.
Гришка, Вырубова и Протопопов
Центральной фигурой кружка, сплотившегося вокруг бывшей царицы Александры Федоровны, была, как известно, фрейлина Анна Александровна Вырубова. По общим уверениям, она первая довела до сведения Александры Федоровны о «богоподобном» «старце» – Распутине, о его «чудодейственных» свойствах, она ввела его в придворные круги, перезнакомила его со своей родовитой и влиятельной родней. (Вырубова, урожденная Танеева, разведенная жена влиятельного в свое время, блестящего офицера, капитана 1-го ранга.) Вырубова сблизилась с Распутиным едва ли не с первой встречи и не скрывала своего «поклонения».
Она же организовала оккультный кружок, в который входили и бывшие царь и царица, во главе с Распутиным.
Николай Романов с самого вступления своего на престол питал пристрастие ко всему мистическому и часто принимал участие в спиритических сеансах. При дворе, с самого начала его царствования, получили большое влияние разные проходимцы, игравшие на этой именно стороне характера Николая Романова. Первый был Папюс, затем появился Филипс и наконец Распутин.
Николай никогда не обращался за советами по делам государственным к специалистам данной области, а всегда прибегал к услугам случайных людей. Все назначения его царствования объяснялись именно этой недоверчивостью к людям и основанной на ней боязнью специалистов дела.
Среди придворных по поводу этого пристрастия к специалистам Николая ходила едкая и характерная эпиграмма:
Теперь я вас предупреждаю:
Военного министра пост
Займет, как я, наверно, знаю,
Преосвященный Феогност.
Распутин, «простой сибирский мужичок», как называл его Николай Романов, умел великолепно использовать эти качества характера бывшего царя. Распутин являлся орудием немецкой партии в широком смысле этого слова. Он был педалью, когда нужно было подействовать на волю Романова.
Помимо чисто придворного кружка германофилов, уже давно существует влиятельная немецкая партия, постановившая себе целью мирное завоевание России, превращение ее в германскую колонию. Руководители этой партии находятся в Берлине; среди них считают главным некоего Явинера, одного из директоров Дайтше банка, заведующего русскими делами. Об этом свидетельствует ряд фактов. Между прочим, в момент объявления войны в Германии были задержаны как раз те лица, которые немцами считались опасными для германской промышленности в России.
Немецкая партия, обладавшая исключительным влиянием, опиралась на банковских деятелей через посредство организованных на германские капиталы в России банков, на чиновничество, в особенности на некоторых чинов министерства иностранных дел, на придворную группу, среди которой много было идейных сторонников германской партии, как, например, Фредерикс, Воейков, Вырубова, и, наконец, на остзейских баронов, издавна занимавших все сколько-нибудь ответственные посты в администрации, армии и др. отраслях государственного управления.
Распутина всегда окружали клевреты и агенты этой партии, они следили за каждым его шагом и в нужный момент пользовались его влиянием в интересах своей партии. Среди них, несомненно, были германские шпионы, передававшие врагам и чисто военные тайны.
Во все время войны ведь не прекращались сношения двора с Германией.
Все еще хорошо помнят громкий скандал с фрейлиной Васильчиковой, арестованной в гостинице «Астория» и высланной из Петрограда за пропаганду сепаратного мира.
Во время обыска у Васильчиковой в ее чемоданах были найдены письма с шифрованными адресами, шифр которых удалось раскрыть. Адресатами оказались видные чины министерства иностранных дел, чины двора и некоторые из бывших великих князей и княгинь.
Среди писем, между прочим, обратило внимание одно, адресованное Марии Павловне-старшей и исходившее якобы от одной из герцогинь гессенских.
Действительным автором этого письма, как потом выяснилось, был Вильгельм. Основная мысль письма – между Гогенцоллернами и Романовыми нет вражды и быть ее не может, война идет с народом русским, восставшим против немецкого влияния. В письме рисуются идиллические картины «бедной» Германии, ставшей ареной голода и войны.
Васильчикову пришлось выслать сначала в Черниговскую губернию, а затем в один из глухих уездов Вологодской губернии. Не помогло на этот раз и заступничество Александры и Распутина.
Царскосельский лазарет № 79 имени А. А. Вырубовой в истории займет свое место как постоянное местопребывание наиболее ярых приверженцев Распутина, как клуб распутинцев; там даже есть особый телефон в бельевой комнате, по которому Вырубова постоянно беседовала со своим любимцем и по которому вообще велось всякие интимные разговоры.
Николай Иванович Решетников, одна из «правых рук» Распутина, темная личность с уголовным прошлым. По происхождению он московский купец, давно забросивший коммерцию, некоторое время он был попечителем в одном из учреждений имени Марии Феодоровны. Но отчетность в этом учреждении велась так, что очень скоро была обнаружена недостача в несколько десятков тысяч рублей попечительских сумм. Решетникову предстояло облачиться в серый халат…
Но… «молитва и служба за Распутиным» не пропадали. Вместо арестантского халата Решетников получил… чин действительного статского советника и по предложению Распутина переехал в Петроград, а во время войны стал заведовать хозяйственной частью лазарета Вырубовой. Связь Распутина с Решетниковым тонет в далеком прошлом. В свои наезды в Москву Распутин почти всегда останавливался у Решетникова. Решетников женат на родной сестре бывшего тобольского епископа Варнавы, личного друга Распутина.
С год тому назад известный тибетский «целитель» Бадмаев «представил» Распутину А. Д. Протопопова. До этого времени и двор, и сам Распутин о Протопопове слыхали только, как об очаровательном собеседнике, начитанном, образованном. У некоторых министров Протопопов бывал «на чаю». Своей манерой говорить, захватывать собеседника и все время вести его на поводу Протопопов очаровал Распутина. Как раз случилось, что взгляды их совпали.
– Вот башка! – сказал Распутин Бадмаеву, когда уехал Протопопов.
– Да, он дельный… – подтвердил Бадмаев.
– Куда нашим министрам… тяп-ляп, тяп-ляп… – и Распутин непечатно выразился. – Вот говорит…
В этот день, вероятно, была предрешена карьера Протопопова. По крайней мере, несколько дней Распутин упоминал его имя и у Вырубовой, и у себя на приемах. А через несколько дней Протопопов получил от Распутина приглашение «прийти». Протопопов, конечно, пошел. Стал бывать довольно часто затем у Вырубовой, в последние месяцы, например, чуть ли не каждый день. Вырубовой он также понравился. У нее он познакомился с Александрой Федоровной, Головиными и друг. членами кружка Александры.
Николай и двор не видели в Протопопове царедворца и считали его за выскочку. Назначение Протопопова министром внутренних дел состоялось исключительно по настоянию бывшей царицы, инспирируемой Вырубовой и Распутиным, для которого Протопопов стал окончательно «своим человеком».
– Какой он министр, – сказал Николай, когда заговорили о назначении Протопопова, но постепенно успокоился внешне, когда увидел «твердую» политику Протопопова. Эта-то «твердая» политика помогла Протопопову сохранить свой пост, когда был убит Распутин. Иначе он после смерти своего покровителя немедленно был 6ы выжит придворной партией. Эта придворная партия относилась к Протопопову недоверчиво и не открывала ему своих дверей.
В свои приезды в Царское Село даже с докладами Протопопов вынужден был довольствоваться приемами у Вырубовой, в ее особнячке на Леонтьевской ул. или в Серафимовском убежище. Но Протопопов нисколько этим не смущался и, не обращая внимания на полупрезрительное к себе отношение царедворцев, гнул свою линию. Распутин, чувствовавший отношение к своему протеже, неоднократно утешал его:
– Ты, Александр Митрич, больно-то не тужи, все перемелется, мука будет… Плюй на них.
И Протопопов на самом деле плевал. Он видел, что сила не в придворных, а в Распутине и Вырубовой. Даже в последний момент, Когда стало ясно, что революция взяла верх, что старый строй пал безвозвратно, Протопопов кинулся в Царское, как 6ы ища там себе защиты, но Царское и само доживало последние часы, и ему ничего не оставалось, как сдаться на «милость победителя».
Был один острый момент, когда Протопопов висел на волосок от отставки.
Николай решил призвать к власти А. Ф. Трепова. Трепов явился в царскую ставку и изложил ему свою программу «спасения отечества». В это время в ставке находились: генерал Алексеев, герцог Лейхтенбергский, генерал Нарышкин, граф Фредерикс, генерал Воейков и еще несколько лиц свиты.
Николай с программой Трепова вполне согласился, как и вообще со всеми всегда во всем соглашался.
– Но, – сказал Трепов, – для блага страны, для вашего счастья я не считаю возможным стать у власти, пока на посту министра внутренних дел остается Протопопов.
– Что же мне с ним сделать? – спросил Николай.
– Уволить в отставку.
Николай наклонил голову, с минуту размышлял, а потом потряс руку Трепову и сказал:
– Хорошо, Александр Федорович, будь по-вашему…
Трепов уехал из ставки, вполне уверенный, что Протопопов будет отставлен. Но… страной управлял кружок Александры Федоровны.
Трепов этого не предусмотрел.
Узнавши о грозящей отставке, Протопопов немедленно явился к Решетникову. У него он застал поклонницу Распутина Воскобойникову, которая тотчас же сообщила обо всем Вырубовой.
Были нажаты все педали, и Протопопов остался на занимаемом посту.
Происки отдельных царедворцев, желавших свалить Протопопова, не имели успеха, так как пойти открыто против Александры Федоровны и ее фаворитки Вырубовой никто не решался.
Протопопов был единственный министр, с которого Распутин за возведение на такой высокий пост ничего не взял. Это показывает, как говорят знавшие «старца», что Распутин, для «не своих» людей ничего не делавший бескорыстно, возлагал на него какие-то ему одному известные надежды.
Веселый Распутин
Кошмарное, гнусное было время, на фоне которого резко обрисовывается фигура наперсника бывшей царицы, пьяницы и развратника Распутина.
Он любил кутнуть, за «дамами» поволочиться, и часто можно было видеть Распутина в одном загородном ресторане, с владельцем которого, «большим хозяином», он был в дружбе.
В начале ужина Распутин всегда молчал. Язык у него развязывался тогда только, когда вино начинало производить свое действие.
Тогда он вставал с бокалом в руке и произносил тост, после которого начатая в тишине и молчании трапеза постепенно превращалась в кутеж, близкий к оргии.
Содержание тоста бывало приблизительно таково:
– Господа! Которые здесь сидят и которые все так хорошо и воедино, то дай же, Боже, чтобы которые не только здесь, но там, чтобы все было хорошо и воедино.
Начало тоста Распутин произносил скороговоркой и нараспев. Конец же быстрым неразборчивым шепотком, крестя свою рюмку и всех сидящих за столом.
Вообще Распутин говорил с ударением на «о» неправильным языком. Вместо слова «министр» он говорил «министер». Ко всем окружающим он обращался на «ты».
Прием многочисленных посетителей Распутина сопровождался следующей церемонией.
Лица, знакомые с ним или обращающиеся к нему по протекции, целовали его в левую щеку, а он отвечал поцелуем в правую щеку. Просители, приходящие к нему без протекции, целовали его в руку. Распутин, между прочим, не любил, когда ему целовали руку люди, в искреннем уважении которых он сомневался. Не любил он также, чтобы его называли «отец Григорий».
Просители должны были приносить в качестве дара или шитые золотом ночные туфли, или шелковую рубашку с поясом. Особенно доволен бывал он, если рубашка была собственноручной работы просительницы. Красивые просительницы могли быть всегда уверены в успехе своего ходатайства у «старца».
В некоторых случаях нужны бывали денежные дары.
Иногда ему дарили золотые вещи: кольца, браслеты, кулоны, серьги. Вещей этих Распутин не берег. Он благоволил к одному ювелиру, который за небольшие деньги скупал все ценные подарки, сделанные Распутину.
К музыке и танцам он питал неодолимую слабость. Во время кутежей музыка должна была играть беспрерывно. Часто Распутин вставал из-за стола и пускался в пляс.
В плясках он обнаруживал изумительную неутомимость. Он плясал по 3–4 часа.
В такие моменты Распутин подходил к столу и разговаривал, все время приплясывая, как будто ему было трудно остановиться.
Распутина нельзя было видеть только в мужской компании – его постоянно сопровождали женщины. В отношениях к женщинам он был положительно «патологическим случаем».
Иногда за столом, не стесняясь присутствующих, он ласкал своих соседок самым бесцеремонным образом. Он не пропускал ни одной красивой женщины, будучи в то же время безгранично ревнивым. Тот, кто позволял себе ухаживать за дамой, остановившей на себе внимание Распутина, рисковал многим.
Однажды, увидев, что заинтересовавшая его особа вышла с одним господином в другую комнату, он потребовал, чтобы ее вернули, и, наговорив дерзостей ее кавалеру, заставил ее остаться в общей комнате.
В очень редких случаях он встречал у женщин отпор, хотя передают, что однажды он получил пощечину от дамы, за которой начал слишком энергично ухаживать.
Распутина окружала группа людей, которые были неизменными участниками всех его кутежей, и обделывала по его поручению разные «дела».
У этих людей искали протекции. Одному из них Распутин подарил портрет с подписью:
– Дельцы у Бога первые люди.
Потому он, вероятно, всегда вращался в обществе темных дельцов, мужчин и женщин, помогал им проводить темные дела, получая за «содействие» сотни, тысячи и десятки тысяч рублей.
– Знашь, милой, мне предлагают за некоторое содействие 500 рублей, содействие пустяковое, от тебя зависит, не знаю, што изделать, взять или не взять.
– Какой ты наивный, Григорий Ефимович, конечно, бери, чего их, кровопийцев, жалеть, – разрешал сановный приятель.
Так докладывал он о благодарностях сотнями, умалчивая о тысячных. И когда говорили сановникам, что Гришка зашибает деньгу, и большую, обычно сановники возражали:
– Помилуйте, какая там деньга, берет пустяки и всегда нас спрашивает.
Ловкий был «старец».
Друзья-приятели
Распутин пользовался особенным расположением члена Гос. Совета В. K. Саблера (Десятовского). В бытность В. К. Саблера обер-прокурором св. синода особенно сказалось влияние Гр. Распутина на ход дел в ведомстве православного вероисповедания.
Не проходило дня, чтобы кто-нибудь не являлся с записочкой Распутина. Записочки эти выдавались направо и налево и писались по одному трафарету: наверху крест, а затем следовало: «Милой дорогой прими ево и выслушай. Григорий». В особо важных случаях Распутин писал: «Прими ево, выслушай, сделай все. Мне нужно, зайди ко мне, расскажи Григорий». Нет почти ни одного сановника, который 6ы не получал такого рода записочек.
В синоде через Распутина в кратчайшие сроки разрешился ряд бракоразводных процессов. Десятки перемещений владык и назначений священников происходили при вмешательстве Распутина.
В. K. Саблер бывал у Распутина, принимал по его записочкам вне очереди, интересовался его судьбой и не раз, когда его положение оказывалось затруднительным, обращался за содействием к Григорию Распутину.
Недругов Распутина В. K. Саблер почти не принимал. Вот чем. объясняется гонение на Илиодора и влияние этого ведомства на департамент полиции. Результат этого гонения известен: Илиодор бежал… Ни для кого не составляло секрета, что епископ Варнава Тобольский, бывший огородник, полуграмотный крестьянин, был рукоположен в епископы благодаря вмешательству Гр. Распутина.
Бывший товарищ обер-прокурора св. синода П. С. Даманский был большим поклонником и почитателем Распутина. О дружбе их ходило много толков. Действительно, «старец» дневал и ночевал у Даманского. Если кому-либо нужен был Распутин, во времена владычества Саблера всегда обращались к Даманскому. На телефонные звонки из квартиры Даманского обычно отвечали:
– Григорий Ефимович еще не приехали.
– Григорий Ефимович обедают.
– Григорий Ефимович отдыхают.
– Григорий Ефимович ушли в баню…
До последнего времени на стенах в квартире Даманского красовались портреты Распутина.
П. С. Даманский так же, как и В. K. Саблер, делал все «возможное» для Распутина.
Покойный князь В. П. Мещерский хорошо знал Распутина и относился к нему почти благосклонно. Мы говорим «почти», потому что своим близким князь В. П. Мещерский неоднократно говорил, что Распутин – «гадкая личность». Несмотря на это, Распутин часто бывал в доме князя Мещерского и нередко пользовался его покровительством в различных министерствах. Князь В. П. даже вывозил его в свет.
Когда Хиония Гусева покушалась на убийство Григория Распутина в селе Покровском, кн. В. П. Мещерский одним из первых прислал сочувственную телеграмму семье Распутиных и справлялся о состоянии здоровья. Правда, в последние месяцы жизни князя его отношение к Распутину резко изменилось, и в ответ на появившуюся н печати заметку об его отношениях к Распутину покойный в своих «Дневниках» отозвался о Распутине очень пренебрежительно и называл его проходимцем. В то же время Распутин заваливал князя «записочками», и эти записочки оказывали свое действие.
А. H. Хвостов много лет пользовался особым расположением Распутина. Последний, вскоре после убийства П. А. Столыпина, считал, что наиболее достойным преемником П. А. Столыпина мог 6ы быть именно А. H. Хвостов.
Во время убийства Столыпина Распутин был в Киеве. Дня через два после события, в то время, когда врачи еще надеялись на выздоровление Столыпина, Распутин предложил союзнику Розмитальскому, выступавшему одним из наиболее важных свидетелей со стороны обвинения в деле Бейлиса, созвать «знатных» и «популярных» киевлян для обсуждения вопроса о том, кто желателен в качестве преемника Столыпина.
Собрание происходило в квартире Розмитальского, но далеко не все приглашенные явились на это собрание. Часов в 9 вечера пришел и Распутин. Собравшиеся стали предлагать своих кандидатов, но ни один из них не был одобрен Распутиным. После долгих размышлений Распутин предложил своего кандидата – А. H. Хвостова, бывшего в то время нижегородским губернатором. Немедленно он отправил ему в Нижний Новгород телеграмму такого содержания:
«Ежели будешь во всем слушаться графа Сергея Юльевича, то будешь премьером, вместо Столыпина». От А. H. Хвостова была получена телеграмма, в которой он крайне нелестно отозвался о гр. С. Ю. Витте и отказался от предложения Распутина.
Отношения между Распутиным и Хвостовым в продолжение нескольких лет оставались обостренными. Но в 1915 году, на одном из великосветских раутов, состоялось примирение, и они снова стали друзьями. Когда же возникли слухи, связанные с именем Распутина, о возможности назначения А. H. Хвостова министром внутренних дел, то в осведомленных кругах не было сомнения, что слухи эти имеют основание.
Как известно, слухи эти действительно скоро оправдались. А. H. Хвостов был назначен министром внутренних дел. Однако через некоторое время отношения между Хвостовым и Распутиным снова обострились. А. H. Хвостов стал избегать Распутина. Между ними опять началась борьба, последствием которой и явилась нашумевшая история с Ржевским.
Покойный граф С. Ю. Витте также нередко пользовался услугами и советами Распутина. Граф Витте считал «старца» умным человеком и нередко совещался с ним. В начале войны, когда поднят был вопрос о воспрещении продажи спирта и водочных изделий, Распутин принимал деятельное участие в частных совещаниях, происходящих в квартире покойного графа.
Гр. Витте считал, что «Распутиным нужно уметь пользоваться и тогда он принесет большую пользу». Гр. Витте пользовался услугами не только Распутина, но и его приближенных. Известно, что князя M. M. Андронникова ввел в дом покойного графа Распутин.
Пресловутый Д. Л. Рубинштейн долго добивался знакомства с Распутиным. Ему в этом помог один шталмейстер, и Распутин посетил банкира.
В день посещения Распутина Рубинштейн устроил фестиваль, на котором. присутствовали многие сановники. Распутин имел большой успех на этом вечере. Рубинштейн знал о влиянии Распутина, который не раз оказывал ему всевозможное содействие.
При содействии Рубинштейна Распутин стал играть на бирже и нажил большие деньги. По совету Рубинштейна Распутин вел переговоры с одной дамой о покупке ее кирпичного завода.
Вскоре Рубинштейн получил чин статского советника.
Благодаря Распутину Д. Л. Рубинштейн близко познакомился с бывшим председателем Совета министров И. Л. Горемыкиным., и вскоре супруга бывшего председателя Совета министров принимает от Д. Л. Рубинштейна денежное пожертвование на лазарет и автомобиль для перевозки раненых.
Когда Д. Л. Рубинштейна арестовали, Распутин принял живое участие в его деле. Почти ежедневно покойный ездил по различным ведомствам и хлопотал за «Митю». Жене Рубинштейна, бывавшей почти ежедневно у «старца», Распутин месяца за два до освобождения сказал: «По в декабре выпустим Митеньку».
Со всеми своими сановными приятелями Распутин мало церемонился, и если по доброй воле они не исполняли его просьб, он совершал паломничество в Царское Село. И сановник, в лучшем случае, получал выговор, в худшем – уходил на покой.
Такова была сила власти бывшего сибирского конокрада и лжесвидетеля.
Поэт и фаворит
Распутин появлялся в самых разнообразных слоях петроградского общества, где всегда был центром общего внимания. Вот, например, он на вечере у петроградского дельца. Холодная, почти холостая обстановка, полное отсутствие женской руки, но во всем щедрый, расточительный «купеческий размах». Большие покои, дорогая мебель, разливное море вина – в такое-то время! Так и видишь, что тут примут человека на полчаса, сделают дело в несколько тысяч, справят магарычи, уедут отсюда, «с боевого фронта», опять куда-то к себе, где теплей и уютней.
И странно-пестрая компания. Три или четыре заправилы больших кинематографических фирм. Представитель большого издательского дела с весьма своеобразным отливом. Артист виднейшего театра с гитарой и анекдотами. Четыре красивые дамы – все бальзаковского возраста. Три писателя – В. В. Розанов, Н. А. Тэффи, А. П. Каменский. Несколько человек без речей – скромные, не то с большой застенчивостью, не то с большого похмелья фигуры.
За ужином Распутин много пил и развязно ухаживал за сидевшей с ним рядом дамой. Кто-то сообщил, что Распутин на днях очень хорошо написал про любовь, и тут же показал напечатанные на машинке листки. Про любовь так писал Распутин:
– Кто это сказал, что мой милый солнце? Какая неправда. Мой милый краше солнца. Светит солнце днем, а ночью ушло. А мой милый всегда со мной. Можно прожить без солнца, а без милого помираю каждую минутку.
– K концу ужина Распутин охмелел и стал изрекать афоризмы:
– У друга жену не отымай. Найди чужого, – у него отыми. Обманывай мужа, а больно ему не делай. Делай так, чтобы он про твою измену не узнал. Человека любить велено…
– Молись, чтобы я стал камень, – тогда я дам спокой женщинам. А до тех пор не дам.
– Пить можно, а пьянеть не надо. Учись с меня. Много я выпил, а пьян не бываю. Сорок тысяч верст своими ногами прошел. А били меня так, как, пожалуй, другого не бивали. А смотри, какой я перед тобой сижу…
Раз даже сострил:
– Никогда не старайся, чтобы чужая жена к тебе шла. Старайся, чтобы она к тебе… бегом бежала.
Кто-то подходил и подливал ему вино. Он пил и белое и красное, галантно тянулся с бутылкой к соседке.
– Спляшешь, Гриша? – спрашивали его.
– Спляшу, обожди!
Но сплясать ему не удалось. В полночь позвали к телефону и он, озабоченный, куда-то уехал.
На другом вечере и в другом обществе, где Распутин 6ыл среди «вершащих судьбы России», он также звонко выпил и разоткровенничался. K тому же люди все свои были, из них некоторых он же и в люди вывел, и стесняться нечего было.
– Да, милой, с Протопоповым я, кажись, маху дал.
– Как так? – спросили его.
– С Думой не может поладить. Которые царедворцы выскочкой его считают. Прямо из сил с Аннушкой выбились, защищая иво. Как-нибудь отстоим, Саша с нами. А с Николой разговор короткий. Дух велит, и шабаш. Кульклизма! Хи-хи-хи…
Но и здесь ему помешали, позвали к телефону. Вернулся встревоженным и заторопился.
– Куда ты, Григорий Ефимович? – спросили его.
– Саша требует…
– Кто, Протопопов, Александр Дмитриевич?
– Да нет! Царица. Ахтомобиль дома ждет. Так уж мне она надоела, так надоела, што и сказать не могу! Прямо не знаю, как быть. Только зачнешь в хорошей компании ужинать, смотри, телехвон. Саша требует. Тьфу!.. Одначе ехать надо.
И он мелкими, торопливыми шагами вышел, даже не простившись с приятелями.
В тиши кабинета
В этот период времени Гришка совершенно обнаглел. И никто не становился поперек дороги, по которой, задрав вверх рыло, шла победоносно и гордо эта «торжествующая свинья».
Напротив, дорожку расчищали и сзади плелись за Григорием свет Ефимычем разные титулованные и нетитулованные проходимцы.
Когда обнаружилась известная история с Ржевским, организовавшем будто 6ы покушение на Распутина, он поехал к Штюрмеру, кричал на него, топал ногами и ругал.
– Ах, ты, старый колпак, колпак старый, почему не найдешь мово убивца!
И это на премьер-министра орал и бранился бывший сибирский конокрад. Хотя и на прохвоста Штюрмера…
Какая злостная все-таки ирония. K этому же времени относятся и грандиозные кутежи в загородном ресторане «Вилла Родэ», с владельцем которого Гришка был в наилучших отношениях.
Кутеж обычно устраивался после того или иного темного дела.
Угощали его любимые им дельцы.
Компания шумно вваливалась в кабинет. Являлся сам «большой хозяин» Родэ и принимал заказ.
– Ты, милой, ребятам разносолы там разные, а мне монастырский салат. Да поострее. Водочки, конешно. Ушицу 6ы хорошо. Ты знашь мой скус. Мамзелев пока не пушшай. Слыхали, убить меня хотят? Шалишь, кишка тонка! Не так-то легко это изделать. Коло меня завсегда архандилы. Эй, там, услужающие! Дать моим тела – хранителям водочки и авсего протчаго.
В кабинете, кроме «дельцов», два генерала, полковник, Манусевич-Мануйлов и еще несколько типов, людей просто любящих выпить за чужой счет. Без них ни одна попойка не обходится.
Был и незабвенный Симонович, человек с брюшком и рыжими тараканьими усами, «секельтарь» Распутина, служивший ему с восторгом и упоением, захлебываясь в порыве усердия.
Он, этот «миляга» Симонович, сопровождал Распутина во всех его похождениях и не отставал от него вплоть до уборной, появляясь и в оной, если была в нем надобность…
Вошел лакей и стал раскладывать на столе закуски. Симонович шаром подкатился к нему, схватил из рук какую-то посуду и поставил перед Гришкой.
– Салат монастырский, Григорий Ефимович, для вас специально. Отведайте, пальчики оближете, – подобострастно сказал Симонович.
– Пальчики-то лижи ты, а я буду салать свой кушать, хи-хи-хи! – засмеялся Гришка.
– Хо-о-о-хо-хо! – стал вторить Симонович. – Это остроумно, великолепно. Надо записать.
– Пиши, пиши, на то ты и секельтарь мой, распронаединственный…
K Гришке подошел генерал, обнял его за талию и отвел в сторону:
– Как там в Царском? На мой взгляд, Думу обязательно распустить надо. Там черт знает, что говорят, власть грязью забрасывают! Вы бы доложили, уважаемый Григорий Ефимович, что это прямо бунт!
– Докладывал, все сказывал. Разянка все виноват, допустил думу до таких прениев. Малюков обо мне тожа в Думе разговор вел. Касательно «темной силы» и протчее. Ничаво. Сичас мы их распустим на отдых. Соберем у хвеврале, а там на покой. Прапорщиков из них изделаем. Пусть повоюют с ерманом. А Разянку мы взяли на подозрение. Тожа бунтует. Скоро перестанут. Даст Бог, все образуется. Саша у меня молодец, слушает, Микола только фостом вертит. И иво направим.
– На вас вся надежда, дорогой Григорий Ефимович. Прямо житья нет от этих нахалов.
– Пожалуйте, господа, к столу. Григорий Ефимович, просим! Сначала по водочке, настоящая, с беленькой головкой, каналья, так в рот и просится! – суетился Симонович.
Появление Кешки
– Вот што, милой, стрельни-ка в телехвон и вызови приятеля мово, Скокорева, помощника братмейстера. Пусть приедет закусить с нами. Время ишшо раннее. Можно подождать.
Симонович стрелой помчался исполнять приказание патрона.
Манусевич стал рассказывать анекдоты, и вызывает общий восторг. Кое-кто тоже пытался рассказать, но Иван Федорович, по общему мнению, побил рекорд.
Наконец, спустя полчаса появился и старый приятель Гришки, Кеша Скокорев, в форме помощника брандмейстера одной из пожарных частей Петрограда.
Многих Кеша знал, с остальными его знакомил Симонович.
– Наш будущий брандмайор, – рекомендовал он.
Сели за стол, выпили и стали закусывать. Кеша попросил большую рюмку, сказав, что маленькая только вкус портит.
Вид у него степенный, сосредоточенный, исполненный неотразимого достоинства. Он мало говорит, много пьет. Ко всем, кто не генерал, относится свысока. С Гришкой держит себя свободно, подчеркивая приятельские отношения.
В глубине души все-таки надеется быть когда-нибудь архиереем. В этом отношении считает себя обиженным, а Катю неблагодарной женщиной.
– У царя был? – угрюмо спросил он Григория.
– Был. Разговор имел сурьезный. Касательно Думы… Протчаго разного… Штурмура сказал прогнать… Понимашь, старая калоша, убивца мово споймать не может! – вдруг быстро, крикливым голосом проговорил Гришка, сверкая своим стальным взглядом.
– Н-да. Што ж, кого думашь поставить на его место? Времена скверные, палитика стала волноваться. Хлеба тожа нет. Народ кричит. Смотри, как 6ы чего не вышло.
– Все будя по-хорошему, не беспокойся. Солдатики нас поддержат. Охранное тоже свое наблюдение имеет. На место Штурмура полагаем Голицына князя назначить, тожа старая калоша, да што изделашь, коли других нет. Аннушка тожа за иво. С Сашей суждение имели, одобряет. Ну, да там видно будет. Давайтя выпьем!
Вино лилось рекой, настроение компании повышалось. В кабине пригласили цыганский хор.
Уж как слава
Нашему сударю,
Григорию
Свет Ефимычу, Слава!
Стройно пропел хор, и в пояс поклонились Гришке все цыгане. Тоже сделали и все присутствующие, кроме Кешки, который молча пил и с тоской в лице глядел на Гришку.
А Гришка, подбоченясь, в торжественной позе зазнавшегося гада, стоял, нагло улыбался и самодовольно глядел на славившую его компанию.
– Шимпанского цыганам! Жива-а-а! Эй, там, валяй плясовую! – дико закричал негодяй и пустился плясать.
Плясал он долго, и всем стало скучно и нудно смотреть на это осатаневшее животное.
Кешка печально вздыхал, зевал и пил все, что под руку попадало.
Наконец он на что-то решился и движением головы пригласил Манусевича.
Тот подошел и сел возле.
– А как вы, Иван Хведорыч, думаете нашшот революцыи?.. Как я полагаю, слопает всю нашу компанию… Освинели все мы тут, батюшка мой, особливо приятель мой… Ефимыч. Народ все понимат да на ус мотат. Хоша и я свинья свиньей, а понятие… имею, крестьянин бывшой, таперя секельтарь убернской. Во дворце – Гоморе подобно. За место правительства… пустое место… 6ыдто тени сидят, а не… человеки. Седни одне тени… завтра… другие. На хронте кровь льется, а издеся… в Питере… прелюбодеяние великое… кражи со взломом… тоись хочу сказать… воруют и пьянствуют… Вот примерно, как мы таперя… И придут некоторые люди… которые революция… ударют по пустому месту… И тени разбегутся, и мы с ними. Быдто нас и не было… Лехкое дело…
– Что вы, что вы, Иннокентий Васильевич! Какие ужасы предрекаете! Ничего подобного. Должен вам заметить, что по роду своей деятельности я окуран всех событий нашей внутренней политики. И не так уж все плохо, как думаете. Самодержавие еще крепко в своих устоях, войска твердо станут за трон. Правда, наблюдается некоторое колебание в Царском. Нужны решительные меры. Победы над немцами нам не надо. Немцы – это оплот самодержавного принципа. Григорий Ефимович докладывал государю, по соглашению с царицей и Анной Александровной и другими нашими патриотами, когда немцы были под Варшавой, что надо открыть фронт и пустить немцов в глубь России…
– Ну, и сволочи жа… вы все… с Гришкой вместе. Вот она штука в чем… То-то Гришка все ермана хвалит… А мне и невдомек… Ах, вы, сволочи… сволочи! Так вы хотите весь… народ российской немцам продать! Слушай, Ванька! – шипя сдавленным голосом, продолжал Кеша. – Энтому не бывать… Понимашь – не 6ы-ы-ы-вать! Таперя я понял Гришкину культизму… нашшот упокойников…
Манусевич пытался возразить Кешке, но тот взволнованным голосом продолжал.
– Слушай, Ванька! Говорю: слушай, Не мешай! – строго крикнул Кеша. – Тебя я понимал так: вор ты, грабитель… под судом состоишь… и давно по тебе тюрьма плачет. Энто ишшо ничего… Сам, брат, блатной был и есть. Сичас тоже на пожарах… што плохо лежит… стяну. Карактер такой. Баб люблю тожа. В тюрьме сидел, все как быть следует… но штоб Расею продавать… такого карактеру у меня нету… Слушай, Ванька! Если я… помощник брантмейстера, пьяница, вор и бабник, так… чувствую и думаю… то как ты полагашь… вся Расея о вас, паскудах, мыслит? А? Любит?.. Абажает?.. Не токма за страх, но и за совесть? Вот тут вам и конец… Никакой ерман нас не спасет… Потому дажи я… и с теми… которые… ревлюцыя. А Гришку… Сухостоя подлого… вбить… надо… правильно-о-о… – тихо закончил Кеша и из глаз покатились слезы, расползаясь по пьяному лицу.
Манусевич старался его успокоить, но Кеша мрачно посмотрел на него, отстранил от себя рукой и погрузился в тяжелую думу.
Сцена эта прошла незамеченной. Только Манусевич в памятной книжке что-то записал.
А Гришка плясал, подходил к столу, пил шампанское, обнимал приглашенных им певиц. Те взвизгивали, принимали непристойные позы и просили у всех «на счастье».
Кутеж разгорался в кошмарную оргию.
– Эта история, однако, влетит нам в копеечку, – сказал один из угощавших дельцов.
– Зато дельце какое обделали! – ответил другой и шепнул на ухо.
– Надо сейчас же послать телеграмму в Копенгаген. Время не терпит.
Кешка вдруг поднялся во весь рост и, дико вращая глазами, зычно крикнул:
– Сарынь на кичку! Сволочи! Народ идет!
– Это уж совсем неостроумно, – сказал кто-то.
И стали расходиться.
Накануне
Осенью прошлого года, в связи с назначением Протопопова мин. вн. д., в русском обществе и с трибуны Государственной думы заговорили упорно о «темных силах», во главе которых стоял Григорий Распутин, причастный к немецкому шпионажу. О6 отношениях его к «царице Саше», как он ее называл, определенно говорили даже великие князья. Да и сам Распутин их не скрывал в кругу своих друзей, рассказывая разные подробности своих посещений царскосельского дворца.
Из сознания ли опасности, угрожающей династии, из чувства ли материнства, но первым лицом за последние полгода, обратившим внимание Николая II на растущее недовольство в связи с ролью Распутина, была Мария Федоровна. Содержание разговора сына с матерью, происходившего в октябре месяце в Киеве, точно неизвестно даже членам семьи.
1 ноября имел с Николаем II продолжительную беседу по тому же поводу в. к. Николай Михайлович. Он явился во дворец с написанным им письмом, которое вслух прочел государю. Оно касалось не только Распутина, широко охватывая собой все вопросы, относившиеся к управлению страной, и намечало путь, по которому должен идти монарх. Резкое и обличительное, оно, по словам самого автора, могло задеть Николая II как мужа. Но царь не возражал и, взяв письмо, потом прочел его Александре Федоровне. Когда он дошел до того места, где говорилось о царице, она с яростью выхватила письмо из рук супруга и разорвала его в клочки.
Между прочим, когда речь зашла о Протопопове, Николай Михайлович сказал:
– Знаешь ли ты, что Протопопова тебе подсунули? У Бадмаева его познакомили с Распутиным.
– Я это знаю, – заметил царь.
– И ты это находишь нормальным! – изумленно воскликнул в. к. Николай Михайлович.
Царь промолчал.
Несмотря на резкость обличительных слов в. к. Николая Михайловича, царь с ним был очень любезен и, по обыкновению, отмалчивался.
– Эта манера отмалчиваться, – рассказывал великий князь, – прямо-таки отнимала всякую охоту говорить с ним о чем-нибудь. И тут еще эта любезность, ни на минуту не покидавшая его. Он положительно charmeur? Я даже как-то сказал ему, что этим он напоминает мне Александра I… Во время разговора с ним, когда я бросал одну резкость за другой, у меня несколько раз потухала папироса. Царь любезно подавал мне спички, и я даже забывал поблагодарить его, так я волновался.
Судьба династии и тревога за Россию, толкаемую в пропасть бывшими царем и царицей под влиянием разных авантюристов, заботила великих князей все более и более. По собственной инициативе приезжала в Царское Село великая княгиня Виктория Федоровна. Когда она заговорила о непопулярности царицы, Николай II, прервав ее, сказал:
– Какое отношение к политике имеет Alice? Она сестра милосердия – и больше ничего. А на счет непопулярности – это неверно.
И он показал целую кипу благодарственных писем от солдат. Читавшие, однако, эти послания из лазаретов утверждают, что все они сфабрикованы чуть ли не по одному образцу.
В них нет того, что так характерно для солдатских писем.
Виктория Федоровна осветила положение страны и даже назвала имена лиц, достойных быть ответственными министрами. Называла нынешнего премьера князя Львова, бывшего обер-прокурора синода Самарина, бывшего министра иностранных дел Покровского, Кривошеина.
Александру Федоровну возмутили слова Виктории Федоровны.
– Эти – враги династии. Кто против нас? Петроград, кучка аристократов, играющих в бридж и ничего не понимающих. Я двадцать два года сижу на троне, знаю Россию, объездила ее всю и знаю, что народ любит нашу семью.
Оба Романовы были в слепом неведении. Им казалось, что произвол в течение 22 лет должен был вызвать к ним любовь народа. Они были слепы и преступны, и Распутин продолжал быть хозяином судьбы России. Но расплата с ним была уже не за горами.
Князь Юсупов так передает о времени, предшествовавшем убийству Распутина:
– Я далеко стоял от двора, но уже давно предвидел, что он катится по наклонной плоскости. Большинство князей открыто возмущались политикой Николая, от которой он был слишком далек.
Вся сила находилась в руках Александры Федоровны и ее ярых сторонников. Я назову это просто манией величия. Государыня вообразила, что она вторая Екатерина Великая, что от нее зависит спасение и переустройство России. Ее приближенные, в лице Вырубовой, Протопопова и Гришки Распутина, только разжигали эту манию величия, создавали запутанное положение, из которого не было никакого выхода.
Протопопов уверял государыню и государя, что он довольно легко расправится с «бунтарями». Воейков вел тоже свою политику. С этого дня началась так называемая придворная пляска. В ней огромную роль играл Распутин, о котором я без омерзения не могу вспомнить.
Его влияние при дворе объясняют различно, но, на мой взгляд, это был хитрый мужик, обладавший силой гипноза. Я знал людей с сильной волей, но и те подпадали под его влияние.
Первое время я не верил, что какой-то Распутин может назначать и смещать министров и творить свое растлевающее влияние. Но вскоре я узнал горькую истину. Все усилия стоявших далеко от двора, где психоз стал какой-то эпидемией, разбивались в Царском Селе и не шли дальше обычных переговоров.
Все, как один человек, говорили, что придворная партия с Александрой Федоровной доведут Россию или до гибели, или до полной анархии. Но они не вняли ни голосу своих близких, ни представителей народа. И с каждым часом близился роковой момент развязки.
Николай Александрович за последний год окончательно потерял волю и всецело подпал под влияние Александры и ее друзей. Я помню, моя мать, предвидя грозный час, решилась на отчаянный шаг. Она пошла к государыне и высказала ей всю правду, предостерегая ее от печальных последствий.
Она пыталась уговорить государыню, чтобы последняя не препятствовала созданию новых реформ и ответственного министерства, что в этом и есть единственное спасение их дома, и пр. Александра не возражала, а молча слушала мою мать. Под конец разговора она согласилась с доводами моей матери и сказала, что подумает.
Прошло несколько дней, и я узнал, что при дворе ходят неприятные слухи против моей матери, что государыня очень недовольна ею. Таких попыток было несколько, но все они не увенчались успехом. Государыня была нема ко всем мольбам. Обращаться же к государю было лишней тратой времени.
Крупную роль играл при дворе друг Распутина, доктор Бадмаев. При дворе ходило много разных противоречивых слухов, так что трудно было добраться до настоящей истины. Одно я могу сказать, что Николая Александровича поили разными снадобьями, составленными тибетским светилой. В этом близкое участие принимал и Распутин. За последнее время государя довели почти до полного сумасшествия и его воля совершенно исчезла. Во всех своих государственных делах он исключительно советовался с Александрой, которая вела его к пропасти.
Но Бадмаев работал настолько осторожно, что не оставлял почти никаких следов. Я бы сказал многое, но не хочу в такое тревожное время обливать грязью тех, которые для России уже не играют никакой роли. Однако скажу, что при дворе царил какой-то кошмар, что там с каждым днем становилось все меньше и меньше людей.
Таковы воспоминания из недавнего прошлого князя Юсупова.
Александра Федоровна Романова была не только злым гением России, но и всей бывшей императорской фамилии. С первых же дней пребывания в России, бывшей принцессы Гессенской князья были взяты под подозрение и во дворце были очень редкими гостями. Слухи о временщиках и фаворитах доходили к родственникам царя из третьих, четвертых уст.
Выдвинулся Распутин… Но его сперва прятали, и многие члены династии увидели его впервые в Москве на торжествах по случаю трехсотлетия дома Романовых. На клиросе, в толпе певчих, жался очень неуверенно тюменский мужичок, слух о котором уже пошел по всей Руси великой. Придворная прислуга очень тактично охраняла на клиросе друга царской семьи.
По мере того как Распутин из салонов и будуаров высоких психопаток все ближе подходил к трону, в Царском Селе отмежевывались от великих князей все дальше и дальше.
Судьбы великих князей находятся всецело в руках старшего в роде, сидящего на троне. Он может сделать с великим князем все, что ему заблагорассудится, и решения его для князей безапелляционны.
В 1911 году великие князья, учитывая влияние ненавидящей их царицы, просят царя разрешить им собираться для пересмотра законов о царствующем доме и некотором раскрепощении князей.
Царь разрешает собрания, и на них, под редакцией князя Андрея Владимировича, военного юриста по образованию, создается новый закон о вольностях родственников царя. Князья вносят в новый закон пункт о праве свободного выбора жены, хотя бы и не царственной крови.
Автор закона Андрей Владимирович везет свой труд в Царское Село на утверждение царю, но тот отказывает ему даже в приеме.
Александре Федоровне вовсе не улыбалась роль конституционной царицы даже для великих князей, и послушный муж идет по указанному пути.
Распутин распустился пышным цветком и перешел уже все пределы, дозволенные и недозволенные. С каждым днем влияние его растет и крепнет, а гнет становится невыносимым. Возникают разговоры о необходимости убрать со ступеней трона зазнавшегося распутного мужика.
Князья чуть ли не открыто говорят, что Распутин волочит в грязи царскую порфиру. Возникает в семье царских родственников что-то вроде союза спасения династии и России.
Еще за десять дней до убийства Распутина шепотом из уст в уста тесного круга лиц, близких к дворцовой оппозиции, говорят, что готовится ликвидация Распутина.
Конец Распутина
17 декабря 1916 года утром в Петрограде распространился слух, что на Мойке в особняке князя Юсупова убит Григорий Распутин.
В течение целого дня, 17 декабря, несмотря на то что весь город интересовался этим делом, почти никто, за исключением, может быть, двух, трех лиц, не знал, где во всех этих рассказах истина и где вымысел. Многие склонны были даже думать, что и вообще ничего трагического не случилось, а на самом деле Г. Е. Распутин, как это нередко с ним бывало, действительно уехал с целью покутить и застрял на месте кутежа.
Такое объяснение казалось тем более правдоподобным, что домашние Г. Е. Распутина не думали беспокоиться по поводу отсутствия главы дома и почти до 4 часов дня, 17 декабря, ничего еще не знали о городских слухах.
Когда около 2 часов дня позвонили по телефону в квартиру Г. Е. Распутина и спросили, где хозяин, оттуда совершенно спокойно ответили, что Г. Е. нет дома, но что он будет дома к вечеру. Когда же после выхода вечерних газет стали звонить в квартиру «старца» и спрашивать, насколько верно сообщение об его смерти, из квартиры отвечали проклятиями.
Однако в тот же день, вечером, и на следующий, 18 декабря, было установлено, что ночь с 16 на 17 декабря действительно в особняке князя Юсупова убит Григорий Распутин. Убийство совершено при следующих обстоятельствах.
Около часа ночи к дому № 64 по Гороховой улице, в котором жил Распутин, подъехал автомобиль без номера, с потушенными огнями.
Рядом с шофером сидел молодой человек в штатском платье.
Дворник часто видел этого молодого человека приезжающим к Распутину и пропустил его во двор.
Молодой человек прошел к Распутину черным ходом. Он приехал пригласить его на раут к кн. Юсупову.
Вскоре молодой человек вышел вместе с Распутиным. По словам дворника, они, усаживаясь в автомобиль, громко смеялись и разговаривали.
Автомобиль быстро помчался по направлению к Мойке, а затем остановился у особняка князя Юсупова.
Как только молодой человек с гостем вошли в особняк, один из присутствовавших взял лежавший на столе револьвер и вручил гостю со следующими словами:
– Мы приговорили тебя к смертной казни, стреляйся.
Гость взял револьвер и направил его на одного из присутствовавших. Тогда к нему подбежал средних лет мужчина и ударил его по руке. Раздался выстрел, и пуля угодила в находившуюся в комнате собаку, убив ее наповал. Тогда все собравшиеся вынули из карманов револьверы и стали поочередно стрелять в гостя.
По словам дежурившего недалеко от особняка городового, в 1 час ночи, проходя мимо особняка, он услыхал в особняке выстрелы, разбудил дворника и просил впустить его в дом для выяснения причины стрельбы. Дворник разбудил управляющего домом, и тот отправился доложить собравшимся о городовом. Объясняться с городовым вышел средних лет мужчина и, вручив городовому карточку, убедил его, что убита собака, и предложил ему покинуть дом и ни о чем никому не говорить. После этого все присутствовавшие связали тело убитого по рукам и ногам, привязали к ногам большой булыжник и по черной лестнице вынесли в соседний двор, где их уже ожидал черного цвета автомобиль. Автомобиль отправился по Каменноостровскому проспекку на Петровский остров.
По другой версии, раут, разумеется, был только предлогом. До того в разные дни были сделаны два или три такие же приглашения, но всегда что-нибудь мешало. Наконец приглашение было принято. Оно было передано по телефону. Распутин был в веселом расположении духа. Он надел красивую верхнюю рубаху, тем более что на рауте предполагалось присутствие дам.
Автомобиль приехал к приглашенному в половине первого ночи. Один из участников был шофером. После того когда автомобиль подъехал к назначенному дому, дверь отворилась, и приглашенный вошел и громко сказал: «А, здравствуй, миленький». Это относилось к встречавшему лицу. Вскоре после этого к тому же дому, но уже с другого переулка, подъехал другой автомобиль. Фонари его были погашены. В этом автомобиле и было потом вывезено тело к Петровскому мосту.
Участников ужина было 6 человек. Тело убитого имеет в себе несколько пулевых ран, причем будто бы пули эти различного калибра. Одна рана нанесена в голову, повыше виска, почти в упор. Несмотря на это, раненый, большой физической энергии, бросился бежать, истекая по дороге кровью и пачкая полы. Ему стреляли вдогонку. Смертельной оказалась третья пуля. Участники убийства, люди из высшего общества, были в затруднении, что сделать с телом. Они не хотели вмешивать слуг, но сами не имели желания копать, например, для могилы мерзлую землю. Поэтому они и решили попросту сбросить тело с моста в воду. Они связали убитому ноги, привязали к веревке тяжелый груз, потом перенесли тело в автомобиль с погашенными фонарями и отвезли его на Петровский мост. Пониже моста есть большая полынья. Они сбросили тело с моста в воду. Оно сначала ударилось об край одного из плашкоутов; на досках остались кровавые следы. Тут же на плашкоуте осталась калоша убитого. Лицо пострадало именно от этого удара о плашкоут.
От сотрясения груз оборвался, и тело, освободившись, уплыло по течению и попало под лед. Течением прибило его ближе к берегу против убежища престарелых артистов. Там его и нашел старший городовой Андреев в понедельник поутру. Но когда он прорубил лед и стал вытаскивать тело, оно вырвалось у него из рук и нырнуло назад в воду. Именно тогда и оторвался воротник шубы. Впрочем, Андреев все-таки вытащил тело.
Член Государственной думы, присутствовавший при убийстве, на следующее утро уехал особым поездом на Запад, другие участники дела тоже хотели уехать, но им пришлось воротиться с вокзала домой.
Кто стрелял, кто убил – это знает тесный круг лиц, причастных к освобождению России от Распутина. Но они дали клятву сохранять в тайне историческую ночь в особняке Юсупова и хранят ее свято.
Молва называла имена четырех: владельца особняка Юсупова, великих князей Дмитрия Павловича и Иоанна Константиновича и В. М. Пуришкевича.
Царское Село избрало из этих четырех действующих лиц двух: князя Юсупова и Дмитрия Павловича. На них обрушился гнев царицы.
Юсупова кто-то допрашивал, а Дмитрий Павлович просто временно был арестован на дому, откуда ночью в сочельник был отправлен в Персию, не будучи даже ни разу допрошен.
Водолазные работы, производившиеся 18 декабря у Ново-аптекарского моста, были закончены около 10 час. вечера ввиду полной невозможности дальнейшего их продолжения. От моста по течению было обследовано более ста саженей, но все было безрезультатно. Поиски возобновились рано утром. Обследовался район за рекой, занятой участком Е. В. Атаманова, с несколькими жилыми постройками, арендуемый от кабинета. При производстве водолазных работ находился особый полицейский наряд из чинов речной и наружной полиции.
В 8 час. 40 мин. утра старик городовой речной полиции по первой дистанции Андреев стал разметать метлой затянувший поверхность промоины довольно плотный лед, который был совершенно чист. Всматриваясь, Андреев заметил какой-то темный комок, вмерзший в лед и даже слегка приподнимавшийся над его поверхностью. Обрубив пешней замеченное место, Андреев обнаружил край воротника собольего меха и немедленно сообщил о своей находке дежурившему полицейскому надзирателю.
Несколько человек городовых быстро обрубили полусаженный квадрат льда, и когда раздробили последний, то обнаружили человеческий труп. Последний был немедленно извлечен на поверхность и перенесен на береговой откос. Немедленно по телефону из убежища для престарелых артистов было сообщено старшим чинам полиции; через четверть часа на место случая прибыл районный полицеймейстер генерал-майор Галле, а за ним начальник охранного отделения генерал-майор Л Лобачев. Вскоре прибыли генералы Курлов и Попов. Последние подвергли осмотру труп, немедленно довели о находке до сведения министра внутренних дел.
19 декабря в 11 час. утра был произведен повторный осмотр вытащенного трупа, который производился с мельчайшими подробностями. Карманы платья, в которое был одет труп, осмотру подвергнуты не были. С прибытием прокурора судебной палаты Завадского и судебного следователя по особо важным делам Середы все присутствующие направились в один из домов участка Атаманова, где приступили к составлению подробного акта, значительная часть данных для которого была дана прибывшим по вызову полицейским врачом. Из осмотра трупа видно, что Распутину было нанесено три огнестрельных раны, из которых одна в голову, другая в грудь и третья в бок. Первая из этих ран в голову вызывает некоторые сомнения, вследствие того, что на голове был обнаружен значительных размеров кровоподтек, который, по-видимому, произошел оттого, что брошенный головой вниз труп, прежде чем упасть в воду, ударился о сваи моста. Об этом, между прочим, свидетельствует кровавое пятно на балке. Шуба не была надета на трупе, он был просто обернут в нее, причем был еще обмотан довольно широким куском сукна темного цвета, длиною около трех аршин. Ноги трупа оказались связанными тонкой бечевкой. По-видимому, у трупа были также связаны и руки, но бечевка развязалась при его падении и труп застыл с приподнятыми кверху руками. Кроме шубы, на трупе была надета длинная русская верхняя рубаха с красивой вышивкой и синеватого цвета брюки и сапоги без калош.
С прибытием перечисленных выше старших чинов администрации труп был прикрыт двумя кусками черной материи.
В этот промежуток на место случая почти ежеминутно подъезжали автомобили. В числе прибывших были епископ Тобольский Исидор, несколько групп военных и, кроме того, автомобиль, в котором прибыли лица, близкие к убитому, в том Числе Симонович. Тут же присутствовало несколько журналистов. От места нахождения трупа к выходу на Петровский проспект была установлена длинная цепь городовых, не пропускавших никого к трупу, без специального на то разрешения. K осмотру были допущены во время составления акта только два или три лица.
Тело Григория Распутина, как это было решено при составлении акта, надлежало отправить в прозекторскую судебномедицинского кабинета Военно-медицинской академии на Нижегородскую ул. Шоферу грузовика, везшему гроб, было отдано приказание ехать на Нижегородскую ул. Сопровождал грузовик автомобиль, в котором находилось двое лиц охраны, которые по прибытии грузовика на Выборгскую сторону изменили намеченный маршрут, тело было направлено в покойницкую при Чесменской богадельне, за Московской заставой, в 7 верстах от города. Около тела была установлена охрана.
Чесменская богадельня была избрана, главным образом, для того, чтобы не привлекать внимания публики.
Труп Распутина был отправлен в Чесменскую богадельню с соблюдением строжайшей тайны.
19 декабря между 2 и 3 часами дня в центральный гараж Красного Креста (Ковенский, 5) явился пристав 2 Литейного уч. Прямухин и обратился к заведующему гаражом инженеру Величко с требованием предоставить в его распоряжение, по приказу градоначальника Балка, закрытый санитарный автомобиль. Вместе с шофером Желобовским Прямухин прибыл в резерв столичной полиции на Гончарной ул., не сообщив ни шоферу, ни Величко цели и места назначения поездки. В резерв столичной полиции в автомобиле заняли места начальник резерва, околоточный надзиратель, два городовых и пристав, захватив с собою предварительно широкий брезент с веревками. Шоферу было приказано ехать на Петровский остров. Оставив автомобиль с шофером в стороне от места находки трупа, чины полиции вскоре возвратились, везя на санках два обернутых в брезент и рогожу тюка, в одном из которых находился труп.
Заметив собравшуюся у автомобиля толпу, пристав громко приказал везти труп в прозекторскую военно-клинического госпиталя, что на Выборгской стороне. Однако, когда все было готово к отъезду, к автомобилю, запыхавшись, подбежал некий генерал и шепотом велел шоферу ехать в Чесменскую богадельню. Рядом с шофером сел городовой, а вместе с трупом и шубой, внутри кареты, поместились околоточный и два городовых. Позади санитарной кареты, не отставая ни на шаг, ехал открытый автомобиль, в котором находились помощник пристава 2 Петроградского уч. Васильев и начальник сыскной полиции Кирпичников.
В Чесменскую богадельню процессия прибыла в сумерки. На столе в часовне лежал труп одного из обитателей богадельни – старика-инвалида. Помощник пристава Васильев приказал немедленно «сбросить» труп на пол, что городовые и исполнили. С шумом ударилась голова старика о каменные плиты часовни. Ногами городовые отпихнули его подальше в угол. Впоследствии ко времени ожидавшегося приезда высокопоставленных лиц труп инвалида перенесли в холодную покойницкую. На место старого воина на стол осторожно и любовно уложили любимца двора. Около 10 часов вечера автомобиль Красного Креста выехал из богадельни в гараж.
Вскрытие тела Распутина состоялось 20 декабря. Производивший вскрытие профессор Д. Косоротов так об этом передает:
– 19 февраля я был предупрежден и приглашен письмом судебного следователя на вскрытие тела Распутина, назначенное на утро 21 декабря в часовне Чесменской богадельни.
20-го утром я сделал необходимые распоряжения служителю касательно инструментов, препаратов и проч. В этот же день, по старому обычаю, мы, однокурсники Военно-медицинской академия, праздновали 37-ю годовщину окончания курса. На обеде в скромном ресторане нас собралось немного. Было около 7 часов вечера, когда меня попросили к телефону. Со мной говорили из анатомического института и извещали о том, что прибыл товарищ прокурора, а также следователь, которые экстренно вызывают меня на вскрытие. Я объяснил, что обедаю и не могу явиться; если же кому-либо угодно меня видеть, то я прошу пожаловать к себе в ресторан. Вскоре туда явились товарищ прокурора и следователь в автомобиле. Мой служитель оказался тут же, рядом с шофером, и мы поехали на вскрытие.
При вскрытии найдены весьма многочисленные повреждения, из которых многие были причинены уже посмертно. Вся правая сторона головы была раздроблена и сплющена вследствие ушиба трупа при падении с моста. Смерть последовала от обильного кровотечения вследствие огнестрельной раны в живот. Выстрел произведен был, по моему заключению, почти в упор, слева направо, через желудок и печень с раздроблением этой последней в правой половине. Кровотечение было весьма обильное. На трупе имелась также огнестрельная рана в спину, в области позвоночника, с раздроблением правой почки, и еще рана в упор, в лоб (вероятно, уже умиравшему или умершему). Грудные органы были целы и исследовались поверхностно: но никаких следов смерти от утопления не было. Легкие не были вздуты, и в дыхательных путях не было ни воды, ни пенистой жидкости. В воду Распутин был брошен уже мертвым. Упомяну кстати, что исследование трупа производилось при очень неудобной обстановке, при керосиновых лампах, причем для осмотра полостей груди и живота приходилось вносить лампу в самую полость.
Мне часто приходилось, – говорит Косоротов, – производить различные трудные и неприятные вскрытия. Я – человек с крепкими нервами и, что называется видал виды. Но редко мне приходилось переживать такие неприятные минуты, как в эту жуткую ночь. Труп производил на меня неприятное впечатление. Это козлиное выражение лица, эта громадная рана на голове были тяжелы даже для моего испытанного глаза. Особенное впечатление произвела на меня эта торопливость при производстве вскрытия. Туда приходила одна молодая полная дама и затем еще одна молодая женщина, которые настаивали на том, чтобы все по возможности было скорее закончено. Об этом же меня просили и следственные власти, но я нашел необходимым сделать свою работу методично и добросовестно. По моему мнению, Гр. Распутин был убит выстрелом из револьвера. Одна пуля была извлечена; другие же выстрелы сделаны на близком расстоянии, и пули прошли навылет, так что нельзя дать заключения о том, сколько человек стреляло.
Мы пили чай после вскрытия, чтобы немного отдохнуть от этого тяжелого зрелища, и я ясно помню недоуменные взгляды, которые бросали друг на друга представители следственной власти. Гр. Распутин был крепкого сложения: ему было 50 лет, и я припоминаю, как мы в разговоре между собой, делясь впечатлениями, говорили, что он прожил бы еще столько же. Несомненно, что Распутин был убит в пьяном виде: от трупа несло коньяком. Мозги его были нормальной величины и не носили следов каких-либо патологических изменений.
Я считал своим долгом не предавать гласности всех этих данных до суда; но в настоящий момент предварительное следствие по делу об убийстве Распутина-Новых прекращено новым министром А. Ф. Керенским, и поэтому я могу о нем высказаться.
Похороны
В тот же день, после вскрытия, около 11 час. вечера, по распоряжению градоначальника Балка, в Чесменскую богадельню прибыли два автомобиля – санитарный и открытый. В эту ночь всем церемониалом отпевания, обмывания и одевания покойника распоряжалась прибывшая из Царского Села некая дама в костюме сестры милосердия. Полная, высокая шатенка, довольно некрасивая, лет 40, – это была по одной версии Анна Вырубова, по другой – другая не менее яростная почитательница талантов «старца» – Головина («Мунька»).
Много огорчений претерпела «сестра» из-за отсутствия добровольцев, которые пожелали бы обмыть труп. Даже агенты сыскного и охранного отделений, запрудившие двор богадельни, не говоря уже о городовых, – все категорически отказались от этой чести. Наконец, после долгих уговоров и, главным образом, посулов «сестре милосердия» удалось склонить на это «святое», по ее словам, дело какого-то конного стражника. При этом стражник переворачивал тяжелое тело утопленника, а «сестра» его тщательно обмывала. Обмыв тело, «сестра милосердия» начала его облачать в привезенные части. туалета: парчовую рубаху из тканого серебра, черные брюки и носки. Труп был снаряжен. Кто-то из чинов полиции предложил заботливой «сестре» ехать в Царское на другом, хотя и открытом, но менее тряском автомобиле. Но она истерически закричала:
– Нет, нет, оставьте меня. Я поеду только с ним.
И уселась рядом с шофером санитарной кареты. Был сильный мороз – 25 градусов. Дул резкий ветер. Но «сестра» терпеливо переносила суровый холод и ветер, не издавая ни одного звука жалобы. Зато, вплоть до самого Царского Села, она не переставала рыдать. Только по временам, когда карбюратор давал шумные вспышки от попавшего туда снега, она с тревогой спрашивала:
– Господи, неужели что-нибудь случится? Неужели мы не доедем?
Но все обошлось благополучно.
Процессия прибыла в Александровский парк к месту, где была приготовлена могила, в 3 час. 15 мин. ночи. Могилу рыли солдаты воздушной обороны Царского Села под командой полк. Мальцева, по словам которого «яма» предназначалась для свалки мусора. Принятые предосторожности и тайна, которой обставлялась вся эта работа, навела солдат на мысль, что это не яма для мусора, а могила для Распутина, об убийстве которого в Царском Селе было уже известно. Один молоденький солдатик даже спросил Мальцева: «А почему, ваше высокоблагородие, она мелкая и уж очень на могилу походит?» Последовал грозный окрик: «Держи язык за зубами, не твоего дурацкого ума это дело».
За три часа до приезда похоронной процессии, в 12 часов ночи, духовник Николая и Александры Романовых о. Александр Васильев позвонил клитору Федоровского собора полк. Ломану по телефону и предупредил, что он рано утром заедет в собор за облачением и кадилом. Ломан, знавший о том, что в парке копается «яма», догадался, что предстоят похороны, тем более что и о. Александр не скрывал от него, сказав ему: «Я буду служить панихиду по приказанию государыни…»
Здесь нужно отметить, что как полковник Ломан, так и о. Александр слыли в Царском за определенных противников Распутина. Ломану Распутин даже сказал однажды: «Ты лучше уходи (в отставку), все равно ничего не получишь».
Сопровождавшие процессию четыре полицейских чина, шофер и Лапшинская торопливо сняли гроб с автомобиля и молча опустили его на веревке в могилу.
Всем стоявшим в эту ночь в Царском Селе на карауле был отдан строжайший приказ молчать обо всем виденном и слышанном и не рассказывать ничего даже своим женам. Вообще, по-видимому, всем лицам, имевшим какое бы то ни было соприкосновение с Распутиным после его смерти, был внушен такой страх, что почти ни от кого ни в первые дни после убийства, ни позднее почти ничего нельзя было узнать. До самых последних дней все причастные к этому делу свято хранили свою тайну, и только революция дала возможность прочитать эту темную страницу истории бывшего двора Романовых.
После того как тело Распутина было опущено в могилу, к Лапшинской подошел полковник Ломан.
– В полчаса девятого назначено, – прошептал Лапшинской на ухо полковник и направился к убежищу, поставив у могилы часового. Могила осталась открытой.
Все это было проделано так тихо и быстро, что стоявший неподалеку, на посту № 9, на аллее парка, часовой солдат сводного полка ничего не слыхал.
В 8 час. 30 мин, утра к могиле подошел беспрепятственно, пропущенный дежурными сыщиками о. Александр, а через 10 минут со стороны дворца подошла с обеими своими сестрами и Вырубова. Лапшинская прибыла к могиле раньше всех.
В 8 час. 45 мин. утра быстрыми неровными шагами подошел к месту погребения Николай Романов в сопровождении Александры и дочерей Татьяны и Ольги. Алексея как на погребении, так и на всех последующих панихидах никто не видал. Николай с семьей прибыл к месту без конвоя, даже без провожатых.
Панихида длилась не более 15 минут. Николай с женой и обеими дочерьми поклонился праху Распутина, и скоро ушли. На месте остались только Лапшинская и Вырубова с сестрами. На страшном морозе они голыми руками помогали зарывать могилу.
В это утро по приказанию Мальцева охрана с могилы была снята, так как были получены сведения, что событие прошедшей ночи ничьего внимания не привлекло. Сняты были также и сыщики, бессменно в течение 12 часов дежурившие около Серафимовского убежища и новой постройки. На другой же день охрана могилы была поручена сторожу новой постройки. Но как жестоко пришлось разочароваться полковнику Мальцеву, поверившему в секретность погребения.
Утром 22 декабря сторож, подойдя к могиле, увидел, что кто-то на ней совершил непристойность. Немедленно узнали об этом Александра, Вырубова и Лапшинская. Гневу их не было конца. Но виновника найти было трудно. Со следующей ночи на могилу уже был поставлен часовой из сводного полка, который охранял могилу до тех пор, пока она не была вскрыта восставшим гарнизоном Царского Села утром 2 марта.
С 22 декабря и до последних дней Александра Федоровна часто посещала могилу, почти всегда одна. Вырубова и Лапшинская бывали на могиле почти каждый день, в особенности последняя, подолгу коленопреклонеино молившаяся. Николай никогда не бывал, не бывал также и бывший наследник.
27 декабря, на девятый день смерти Распутина, на его могиле в присутствии Лапшинской и Вырубовых была отслужена панихида. Иногда могилу посещали сестры Головины и сановники двора.
2 января на могиле была опять отслужена панихида. На этот раз в память выздоровления Вырубовой после катастрофы на Виндаво-Рыбинской жел. дор., когда у нее были переломлены обе ноги. В этот день на панихиде были: Штюрмер, митрополит Питирим, все Вырубовы, Протопопов, все Головины, Александра Федоровна с Татьяной и Ольгой и мн. др., сановники двора, имен которых солдаты не знают. Панихиды были еще несколько раз, но по какому поводу они совершались, знают только Лапшинская и Вырубова.
На могиле Распутина
Старый режим умел охранять свои тайны. Одна из таких тайн – могила Распутина. После убийства Распутина его труп перевезли в Царское Село. Вот все, что известно достоверно. А дальше идут слухи. Говорили, что Распутин похоронен в Феодоровском соборе. Затем пошла молва, что труп Распутина перевезли в Сибирь, и только теперь, когда рухнул старый строй, открылась эта тайна.
Могилу Распутина разыскал капитан Климов. Капитан Климов служил в воздушной батарее для охраны резиденции, командиром которой был полковник Мальцев. Последний являлся одной из тех темных сил, которые были пособниками бывшей царицы в ее темных авантюрах.
Зимой 1916 года капитан Климов получил командировку на фронт и вернулся обратно в свою батарею сейчас же после убийства Распутина. Здесь от своих товарищей он узнал, что, по слухам, Распутин погребен в Царском Селе. Капитан Климов тогда же захотел разыскать могилу Распутина.
Однажды, проезжая автомобилем по лесу, примыкавшему к дворцовому парку, капитан Климов был остановлен несколькими жандармами, и, когда стал добиваться, почему его остановили, жандармы категорически заявили, что он должен вернуться обратно, так как проезд здесь запрещен. Во время пререкания с жандармами из лесу выскочила целая толпа сыщиков и чинов охраны, и все они с необычайной поспешностью настаивали, чтобы Климов вернулся обратно. Климов повернул автомобиль и медленно поехал в город, в Царское Село, и в это время мимо него проехали санки, в которых сидели Александра Федоровна и Ольга.
После этого происшествия Климов вновь вернулся к тому месту, откуда его возвратили, но уже пешком. Здесь он заметил тропинку, уводившую в сторону от дороги в глубь леса. Исследовав эту тропинку, он нашел, что она приводила через лес к опушке его, где строились какие-то деревянные здания.
Но полковнику Мальцеву уже успели донести о том, что капитан Климов что-то разыскивает и бродит по таинственной тропинке. Тотчас же Климов был переведен из воздушной батареи в другую часть и должен был прекратить свои поиски.
В день революции полковник Мальцев был арестован, а солдаты и офицеры воздушной батареи в один голос потребовали, чтобы командиром батареи был назначен капитан Климов. Заняв этот пост, Климов немедленно вновь принялся за поиски могилы Распутина.
Распросив солдат и жителей, он пришел к выводу, что таинственная тропинка, найденная им в декабре 1916 г., возле которой он встретил Александру Федоровну и Ольгу, действительно ведет к могиле Распутина. Деревянная постройка, которую он увидал, оказалась часовней при Серафимовском убежище, воздвигнутой фрейлиной Вырубовой над могилой Распутина. Раскопки под часовней обнаружили металлический гроб, в котором находилось тело Распутина.
О своем открытии капитан Климов представил коменданту Царского Села рапорт.
Побывавшая на могиле Распутина Л. Богуцкая в «Дне» передает свои впечатления.
– Я выехала вместе с моими коллегами по перу, с караульным офицером и с командиром воздушной батареи капитаном Климовым к могиле Распутина. Обогнув Александровский дворец в Царском Селе, автомобиль мчался мимо ограды дворцового парка, а затем свернул вправо в примыкавший к парку лес. В глубине леса мы остановили машину. Здесь начиналась тропинка, открытая капитаном Климовым.
Тропинка извивается между старых елей, совершенно скрывающих ее. Пройдя с четверть версты, мы увидели воротца, срубленные из молодых березок, дальше – мостки, по обеим сторонам которых устроены перила, также из молодых березок. Мостки кончались у опушки леса, у сруба недоконченной постройкой деревянной часовни. Саженях в ста от часовни виднеются лесные материалы, охранять которые якобы должен был часовой, стоявший не у лесных материалов, а у самой часовни.
Солдаты, стоявшие на этом посту, рассказывают, что сюда очень часто приезжала Александра Федоровна со своими дочерьми. Их обыкновенно сопровождал полковник Мальцев, как только они приезжали, часовому давался серебряный рубль или гостинцы и тотчас же часовой отсылался к лесным материалам – «считать бревна». Если часовой поворачивал голову в сторону часовни, чтобы посмотреть, что делают строящейся часовни Александра Федоровна и сопровождавшие ее, к нему немедленно подбегал полковник Мальцев и, выругав крепкими словами, приказывал не оборачиваться, а внимательнее считать, чтобы не сбиться со счета.
Иногда и офицеры интересовались, зачем часовой поставлен так далеко от лесных материалов. Полковник Мальцев объяснил им, что в часовне устроено центральное отопление, а часовой для того и поставлен, чтобы охранять это центральное отопление.
Подойдя к часовне, мы обошли ее кругом и вышли к восточной стене. Тут должен был находиться алтарь. Под этим будущим алтарем и похоронен Распутин.
Проползши под стеной, мы увидели как бы колодец, аршина в четыре глубины. Внутри колодца видна верхняя крышка металлического цинкового гроба. Крышка эта врезана так, что оказалось отверстие приблизительно в пол-аршина диаметром, как раз над головой Распутина.
При свете зажигаемых самодельных факелов ясно видны борода и густые волосы «старца». Лицо его почернело. В виске – крохотное отверстие, заткнутое куском ваты. Сюда попала пуля, прекратившая жизнь Распутина.
Возле часовни, когда мы приехали, было человек 5 солдат. Все они с любопытством пролезали под стену и наклонялись над гробом, а некоторые спускались на дно колодца, чтобы ближе заглянуть в лицо покойника. Один из них при нас просунул руку в отверстие около головы и вытащил небольшую деревянную икону Знамения Пресвятой Богородицы. На обратной стороне иконы карандашом сделаны собственноручные надписи:
Александра.
Ольга.
Татьяна.
Мария.
Анастасия
Налево, в углу, написано: «11 декабря 1916 г. Новгород». В правом углу – еще одно имя, написанное тоже карандашом, но более мелко: «Анна».
Эту икону Александра Федоровна с дочерьми получила в Новгородской губернии, куда ездили в начале декабря. Она привезла ее, чтобы подарить на память Распутину, и после его убийства положила ему на гроб. Надписи сделаны рукой Александры Федоровны и ее дочерей. подпись «Анна» в правом углу сделана фрейлиной Анной Вырубовой.
Заключение
В некоторых петроградских газетах в марте текущего года сообщалось, что «22 декабря прошлого года, два дня спустя после похорон Распутина, сторож, подойдя к его могиле, увидел, что кто-то совершил на ней непристойность».
Это сделал Кешка Скокорев.
Эта была его месть. Правда, месть страшная, кощунственная.
Когда в. к. Павел Александрович, совместно с другими великими князьями, указывал, что Распутин – это гибель страны, Александра Федоровна ответила:
– Это неверно. Наоборот, русский народ, в особенности крестьяне, довольны, что в царские хоромы проник и мужичок. У меня имеются письма, доказывающие правдивость моих слов.
Так вот, Кешка Скокорев доказал, насколько эти письма отражали удовольствие народа по поводу пребывания Распутина в царских хоромах.
Доказательство ужасное, кошмарное, как и все то, что делалось в течение многих лет в царских хоромах.
Заканчивая описание жизни и деятельности Распутина, невольно приходится остановиться над крайне интересным и сложным. вопросом – кто такой, собственно, был Распутин, подчинивший себе бывших царя, царицу и их приспешников.
В прессе вопрос этот разрешался различно. Называли его «народным мистиком», простым деревенским. знахарем, шарлатаном, обладавшим силой гипноза, богоискателем, и многое другое еще ему приписывалось.
Пожалуй, народный мистик, деревенский знахарь, шарлатан, обладавший силой гипноза, – все это в нем было, но как средство к достижению своих целей. Всем этим он прикрывался. На самом деле никакого религиозного искательства в нем не было.
Он был самый обыкновенный шарлатан-эротоман, быть может, и обладавший силой гипноза.
И не его какие-либо, особенные способности, если не считать эротических, подняли его на высоту петроградского «большого света».
Он там был нужен – его подняли, а потом. некоторые «приятели», как Штюрмер, Питирим и Хвостов, не знали, как от него избавиться, когда он стал над ними куражиться.
Мы лично мало верим в искренность религиозных исканий великосветских дам, заканчивающих свои искания в тени алькова.
И не пророчества Распутина создали ему головокружительный успех.
В его пророчества немного верил, кажется, только один Николай.
Остальные, в том. числе и жена Николая, Александра Федоровна, видели в Распутине то, что им надо было: кто средство получить теплое место или обделать темное дело, кто просто здорового мужика, отличавшегося большими способностями по амурной части.
И Распутин шел вверх, окруженный поклонницами, вначале из народа, потом. из «сфер высоких», где праздная, обеспеченная, сытая жизнь создали самый утонченный культ разврата.
В среде аристократии, буржуазии и вообще обеспеченных классов, приблизительно начиная с 80-х годов прошлого века, за редкими исключениями, простое, естественно природное влечение мужчины и женщины считалось «мещанством», чем-то неприличным, влекущим за собой «некрасивое» деторождение.
И «мещанство» заменилось грязным, отвратительно-мерзким, утонченно-безобразным.
Как все пряное, острое, раздражающее – «новый культ любви» им самим. надоел, опротивел, и стали оглядываться назад, на «мещанство».
Так прожорливый гастроном, пресытившись тонкими блюдами, начинает тяготеть к ржаному сухарю, посыпанному обыкновенной солью, и кислым. щам.
И вот тут-то Распутин пришелся ко двору. Принес в «сверы» и сухарь и кислые щи.
Молва про него росла, им. стали интересоваться, приглашать на интимные вечера, где его выступления сопровождались большим. успехом. Успех, конечно, коренился не в религиозных откровениях, а в его мужицкой физической мощи.
Недаром его называли «патологический случай».
И по этой специальности практика у него была, как он выражался, «агромадная».
Но когда Распутин очутился в роли «любимца двора» и катался, как сыр в масле, он бросил свою личину и объявился во всю ширь своего безобразия.
Он стал тем, чем всегда был: развратным пьяницей, хитрым шарлатаном.
И обаяние его осталось только при дворе, где репутация его была непоколебима. А весь Петроград прекрасно знал, что это за «богоискатель».
И когда он стал не в меру пакостить, когда его безобразия перешли все границы и стали сплошным. кошмаром – его «пришили», как конокрада, и бросили в воду. Конец вполне заслуженный.
По распоряжению нового правительства тело Григория Распутина выкопано из могилы и предано сожжению.
Тоже правильно. Пусть никакого следа от него не останется, как и от тех, кто его оплакивает.