Пусть её научат быстро
Чтить высокое начальство
И персону бургомистра!
1649–1793 —!!![3]
Перевод В. Левина
Невежливей, чем британцы, едва ли
Цареубийцы на свете бывали.
Король их Карл, заточён в Уайтхолл,
Бессонную ночь перед казнью провёл:
Под самым окном веселился народ,
И с грохотом строили эшафот.
Французы немногим учтивее были:
В просторном фиакре Луи Капета
Они на плаху препроводили,
Хотя по правилам этикета
Даже и при такой развязке
Надо возить короля в коляске.
Ещё было хуже Марии-Антуанетте,
Бедняжке совсем отказали в карете;
Её в двуколке на эшафот
Повёз не придворный, а санкюлот
Дочь Габсбурга рассердилась немало
И толстую губку надменно поджала.
Французам и бриттам сердечность чужда,
Сердечен лишь немец во всём и всегда.
Он будет готов со слезами во взоре
Блюсти сердечность и в самом терроре.
А оскорбить монарха честь
Его не вынудит и месть.
Карета с гербом, с королевской короной,
Шестёркою кони под чёрной попоной,
Весь в трауре кучер, и, плача при том,
Взмахнет он траурно-чёрным кнутом —
Так будет король наш на плаху доставлен
И всепокорнейше обезглавлен.
* * *
Перевод В. Левина
Разубранному в золото чурбану
Я возжигать не буду фимиам.
Клеветнику руки я не подам.
Не поклонюсь ханже и шарлатану.
Пред куртизанкой спину гнуть не стану.
Хоть роскошью она прикроет срам.
Не побегу за чернью по пятам
Кадить её тщеславному тирану.
Погибнет дуб, хоть он сильнее стебля.
Меж тем тростник, безвольно стан колебля.
Под бурями лишь клонится слегка.
Но что за счастье жребий тростника?
Он должен стать иль тростью франта жалкой
Иль в гардеробе выбивальной палкой!
ПРОЛОГ ИЗ «ПУТЕШЕСТВИЯ ПО ГАРЦУ»
Перевод А. Дейча
Фраки чёрные, чулочки.
Белоснежные манжеты, —
Только речи и объятья
Жарким сердцем не согреты.
Сердцем, бьющимся блаженно
В ожиданьи высшей цели.
Ваши лживые печали
Мне до смерти надоели.
Ухожу от вас я в горы.
Где живут простые люди.
Где привольно веет ветер.
Где дышать мне легче будет.
Ухожу от вас я в горы.
Где шумят густые ели.
Где журчат ключи и птицы
Вьются в облачной купели.
Вы, прилизанные дамы.
Вы, лощёные мужчины.
Как смешны мне будут сверху
Ваши гладкие долины!..
* * *
Перевод Ю. Тынянова
Девица, стоя у моря.
Вздыхала сто раз подряд.
Такое внушал ей горе
Солнечный закат.
Девица, будьте спокойней,
Не стоит об этом вздыхать;
Вот здесь оно спереди тонет
И всходит сзади опять.
* * *
Перевод С. Маршака
За столиком чайным в гостиной
Спор о любви зашёл.
Изысканны были мужчины.
Чувствителен нежный пол.
— Любить платонически надо! —
Советник изрек приговор,
И был ему тут же наградой
Супруги насмешливый взор.
Священник заметил: — Любовью,
Пока её пыл не иссяк.
Мы вред причиняем здоровью.
Девица спросила: — Как так?
— Любовь — это страсть роковая! —
Графиня произнесла
И чашку горячего чая
Барону, вздохнув, подала.
Тебя за столом не хватало.
А ты бы, мой милый друг,
Верней о любви рассказала,
Чем весь этот избранный круг.
ПЕСНЯ О ДУКАТАХ
Перевод Л. Гинзбурга
Золотые вы дукаты,
Где ж вы скрылись без возврата?
Уж не к золотым ли рыбкам
Вы случайно завернули —
В море с берега нырнули?
Иль средь золотых цветочков
В поле, вымытом росою,
Заблистали вы красою?
Может, золотые птички.
Беззаботно балагуря,
С вами носятся в лазури?
Или золотые звёзды.
Улыбаясь с небосвода,
С вами водят хороводы?
Ах, дукаты золотые!
Не найду я вас нигде:
Ни в лазурных небесах.
Ни в долинах, ни в лесах.
Ни на суше, ни в воде, —
Лишь в глубинах сундука
Моего ростовщика!
* * *
Перевод А. Дейча
Приснилось мне, что я господь,
Венец всего творенья,
И в небе ангелы поют
Мои стихотворенья.
Я объедаюсь день и ночь
Вареньем, пирогами.
Ликёры редкостные пью
И незнаком с долгами.
Но мне тоскливо без земли,
Как будто я за бортом.
Не будь я милосердный бог,
Я сделался бы чёртом.
— Эй ты, архангел Гавриил,
Посланец быстроногий!
Эвгена, друга моего.
Тащи ко мне в чертоги.
Архангел крыльями взмахнул.
Полёт к земле направил.
Он друга моего схватил.
Ко мне тотчас доставил.
— Ну, что ты скажешь про меня.
Что сделался я богом?
Недаром в юности моей
Я так мечтал о многом.
Я чудеса творю, что день,
В капризе прихотливом.
Сегодня, например, Берлин
Я сделаю счастливым.
Раскрою камни мостовой
Рукою чудотворной,
И в каждом камне пусть лежит
По устрице отборной.
С небес польёт лимонный сок
Как будто над бассейном.
Упиться можете вы все
Из сточных ям рейнвейном.
Берлинцы — мастера пожрать,
И в счастии непрочном
Бегут судейские чины
К канавам водосточным.
Поэты все благодарят
За пищу даровую,
А лейтенанты — молодцы.
Знай, лижут мостовую.
Да, лейтенанты — молодцы,
И даже юнкер знает.
Что каждый день таких чудес
На свете не бывает.
СТРАНСТВУЙ!
Перевод С. Маршака
Когда тебя женщина бросит — забудь,
Что верил её постоянству.
В другую влюбись или трогайся в путь.
Котомку на плечи — и странствуй.
Увидишь ты озеро в мирной тени
Плакучей ивовой рощи.
Над маленьким горем немного всплакни,
И дело покажется проще.
Вздыхая, дойдёшь до синеющих гор.
Когда же достигнешь вершины,
Ты вздрогнешь, окинув глазами простор
И клёкот услышав орлиный.
Ты станешь свободным, как эти орлы,
И, жить начиная сначала.
Увидишь с крутой и высокой скалы.
Что в прошлом потеряно мало!
ЭДУАРДУ Г
Перевод В. Левина
Тебе даны и сан, и орден алый.
Наследный герб, чины и много прав.
Но для меня ты просто бедный малый.
Хотя бы стал ты герцог или граф.
Меня не взять приобретённым в свете
Наружным лоском, благородством фраз, —
Не так ли на филистерском жилете
Блестит в булавке дорогой алмаз?
Я знаю, в этом пышном одеянье
Бессмысленно влачит свой грустный век
Больная тварь, несчастное созданье.
Разбитый хворью жалкий человек.
Как все, ты раб врачебного искусства,
Кладёшь примочки, бегаешь в клозет.
Так не болтай про выспренние чувства, —
Не верю в твой высокопарный бред!
* * *
Перевод Ю. Тынянова
Давали советы и наставленья
И выражали своё восхищенье.
Говорили, чтоб только я подождал.
Каждый протекцию мне обещал.
Но при всей их протекции, однако,
Сдох бы от голода я, как собака.
Если б один добряк не спас.
Он за меня взялся тотчас.
Вот добряк! За мною он — в оба.
Я не забуду его до гроба.
Жаль — не обнять мне его никак.
Потому что сам я этот добряк.
* * *
Перевод С. Маршака
Кричат, негодуя, кастраты.
Что я не так пою.
Находят они грубоватой
И низменной песню мою.
Но вот они сами запели