наличными выдам, Ежели парня отец столько раз его сможет прослушать. То же все шесть или больше софистов кричат в один голос И, побросавши вояк, занимаются подлинным делом: С них уж довольно отрав да мужей этих неблагодарных 170 Или котлов, что слепым старикам возвращают здоровье. Ритор в отставку уйдет, коль поступит по нашим советам, Вступит на пестрый жизненный путь, от школьного мрака В битву жизни сойдет: у него не погибнут деньжонки, Раз он достанет себе тессеру на выдачу хлеба. Это ведь самый высокий доход для ритора. Спросишь, Учит почем Хрисогон, почем Поллион богатеев, И от досады порвешь весь учебник речей Феодора. Тысяч шестьсот стоит баня, да портик - еще подороже, Где господину понежиться в дождик, не дожидаясь 180 Ясной погоды, носилки свои не забрызгавши грязью (Так-то лучше блестят копыта нарядного мула). Сзади - столовый зал, на больших нумидийских колоннах, Высью своей собирает лучи заходящего солнца. Сколько за дом? И сколько тому, кто умеет расставить Кушанья, или тому, кто сладкое к пиру готовит? Перед лицом этих трат полагают, что пары червонцев Хватит вполне заплатить хотя бы Квинтилиану. Сын для отца дешевле всего. "Откуда же столько Квинтилиан имеет лесов?" Не надо примеров 190 Редкой удачи: кому повезет, тот и мудр и прекрасен, Красноречив; кому повезет - родовит, благороден И, как сенатор, - обут в сапоги с застежками лункой; Раз повезло, он великий оратор, искусный стрелок он. Чудно поет (даже если охрип). Вся разница в том лишь, Что за светила тебя с материнского лона приемлют, Слыша твой первый крик рожденного только младенца. Если захочет Судьба, ты из ритора консулом станешь; Волею той же Судьбы ты не консул будешь, а ритор. Хоть бы Вентидий - кто? Кто Туллий? Ими звезда лишь 200 Добрая правит да сила чудесная темного рока: Рок дает царства рабам, доставляет пленным триумфы. Впрочем, счастливец такой реже белой вороны бывает. Многих сомненье берет в их пустой и бесплодной учебе: Плохо свой кончили век Лисимах, Секунд Карринатский; Видели вы бедняком, Афины, даже того, кто С вас не имел ничего, кроме чаши холодной цикуты. Пусть же, о боги, теням наших предков земля будет легкой, Пусть благовонный шафран и весна пребывают в их урнах В честь их желанья, чтоб место отца заступал лишь наставник. 210 Взрослый уже Ахиллес боялся розги, когда он Пенью учился в родимых горах: он не стал бы смеяться Даже теперь над хвостом кентавра, учителя пенья. Нынче же ученики колотят Руфа и прочих, Руфа, которого все Цицероном-аллоброгом звали. Кто же Келаду отдаст, Палемону ученому столько, Сколько их труд заслужил грамматика? А ведь из этой Мелочи (плата у них куда чем у риторов меньше!) Кой-что откусит на долю свою и дядька безмозглый, И выдающий урежет себе. Палемон, уступи же, 220 Платы убыток стерпи, подобно тому торгашу, что Продешевит простыни, одеяла дешевле уступит, Лишь бы совсем не пропала работа твоя среди ночи, Труд спозаранку, когда не проснулись и мастеровые, Те, что шерсть начинают прясти кривыми гребнями; Только бы вонь от стольких лампад, сколько было мальчишек, Зря не пропала, когда по ночам казался Горации Вовсе бесцветным и копотью весь покрывался Вергилий. А для получки твоей ведь еще у трибунов дознанье Нужно! Вот так и блюди суровой науки обычай, 230 Ибо учителя долг - языком в совершенстве владея, Помнить историю всю, а авторов литературных Знать, как свои пять пальцев, всегда; и ежели спросят Хоть по дороге в купальню иль в баню, кто у Анхиза Мамкой была, как мачеху звать Анхемола, откуда Родом она, - скажи; да сколько лет было Ацесту, Сколько мехов сицилийских вин подарил он фригийцам. Пусть, мол, наставник оформит рукой еще мягкий характер, Лепит из воска лицо, как скульптор; пусть своей школе Будет отцом, чтоб питомцы его не шалили позорно, 240 Не предавались порокам. Легко ль за руками мальчишек Всех уследить, когда, наблудив, убегают глазами? Вот, мол, забота тебе. А кончится год, получай-ка, Сколько за день собирает с толпы победитель из цирка.
САТИРА ВОСЬМАЯ.
Что в родословных за толк? Что пользы, Понтик, считаться Древних кровей, выставлять напоказ своих предков портреты Эмилианов род, стоящих на колесницах, Куриев с маленькой порчей, Корвина, что стер уже плечи, Гальбу, совсем без ушей и вовсе лишенного носа? Что из того, что в большущей таблице хвастливо укажешь Ты на Корвина, сплетаясь на древе с иными ветвями, Где потемнел уже конный начальник с диктатором вместе, Если порочишь ты Лепидов честь? К чему эти лица 10 Стольких вояк, если ты пред лицом Сципионов играешь В кости всю ночь, засыпаешь же только с восходом денницы В час, когда эти вожди пробуждали знамена и лагерь? Стоит ли, Фабий, - хоть ты Геркулесова рода потомок, Радоваться аллоброгам, большим алтарем восхищаться, Раз ты и жаден, и пуст, и слаб, как евганский ягненок? С кожей изнеженной, пемзой катинской натертой, позоришь Ты волосатых отцов и, точно преступник, бесчестишь Весь свой несчастный род портретом своим недостойным. Хоть твоя зала полна восковыми ликами предков, 20 Знатности нету нигде, как только в доблести духа: Нравом, характером будь иль Коссом, иль Друзом, иль Павлом, Вот кого ты выставляй перед ликами собственных предков, Вот кто, - если ты консул, - тебе вместо ликторов будут. Выкажи прежде всего богатства души: заслужил ли Праведность ты, за правду держась на словах и на деле, Значит, ты знатен. "Привет тебе, Лентул, привет тебе, Юний, Кто б ты ни был, хоть крови другой, гражданин необычный, Редкий муж, для родины всей предмет ликованья!" Так бы и крикнул, совсем как народ, обретя Осириса. 30 Разве можно назвать родовитым того, кто не стоит Рода и только с собой несет знаменитое имя? Правда, и карлика мы иногда называем Атлантом, Лебедем негра зовем, хромую девчонку - Европой; А у ленивых собак, с плешинами, вовсе паршивых, Лижущих край фонаря, в котором нет уже масла, Кличка бывает и "Барс", и "Тигр", и "Лев", и еще там Кто погромче рычит из зверей. Поэтому бойся. Остерегайся, чтоб не был и ты "Камерин" или "Кретик". Речь для кого я веду? Я к тебе обращаюсь, Рубеллий 40 Бланд. Ты на древнем надут родословном дереве Друзов, Будто бы сам совершил кое-что, благородный заслугой, Дуешься тем, что рожден от блестящего семени Юла, А не от пряхи наемной, живущей у самых окраин. "Подлые вы, - говоришь, - вы из низшего слоя народа; Можете ль вы указать нам, откуда родители родом? Я же Кекропов внук!" Живи себе и услаждайся, Раз ты уж так родовит. И однако, в низах у плебеев Скрыт тот речистый квирит, что умеет поддерживать тяжбу Знатного неуча; также плебеи, одетые в тоги, 50 Права узлы расплетут, разрешат загадки закона. Юноша-воин спешит на Евфрат иль к орлам, стерегущим Смятых батавов: силен он оружьем; а ты что такое? Внук Кекропа, ты только подобье обрубленной гермы. В чем твоя разница с гермой? Да только лишь в том, что у этой Мраморная голова, у тебя же фигура живая. Тевкров потомок, скажи, разве кто бессловесных животных Кровными будет считать, если силы нет в них? Мы хвалим Борзых коней, на бегу столь легких, что хлопать устанешь В цирке, охрипшем от криков, когда там ликует Победа. 60 Тот лишь породист конь (с каких бы ни был он пастбищ), Кто впереди всех бежит, кто первый пылит на равнине. Конь от кровей Корифея иль хоть бы Гирпина - продажный Скот, если редко Победа стоит на его колеснице. Нет ведь у них почитания предков, нет снисхожденья К теням: прикажут - они по дешевке меняют хозяев; Шею стерев хомутом, их потомки тянут телегу Или крутят жернова на мельнице, на ноги слабы. Чтобы дивиться тебе, - не твоим, - свое покажи нам, То, что можно как надпись врезать, - помимо почета, 70 Что воздаем мы всегда тому, кому всем ты обязан. Этого хватит юнцу, который, как слышно, гордится, Весь до краев переполнен, надут, что родня он Нерону. Верно, что здравый смысл у Судьбы бывает не часто. Я не хотел бы, Понтик, чтоб ты ценился за то лишь, Что было славой предков твоих, без того, чтобы сам ты Честь заслужил. На славу других опираться позорно, Чтоб не упасть и не рухнуть, как крышка, утратив подпору. Так и лоза, стелясь по земле, тоскует по вязу. Будь же добрый солдат, опекун, судья беспристрастный; 80 Если ж свидетелем будешь в делах неясных и темных, То хоть бы сам Фаларис повелел показать тебе ложно И, угрожая быком, вынуждал бы тебя к преступленью, Помни, что высший позор - предпочесть бесчестие смерти И ради жизни сгубить самое основание жизни. Смерти достойный - погиб, хоть бы сотню устриц лукринских Он поедал за обедом и в Космов котел погружался. В день, когда ты правителем станешь желанных провинций, Нрав свой крутой сумей обуздать, умерь раздраженье, Алчность свою сократи и жалей союзников бедных: 90 Нет ведь у них ничего - только кости, даже без мяса. Что говорят законы, следи, что тебе поручает Курия: сколько наград ожидает правителей добрых! Но от сенатских правых громов Капитон и Нумитор Пали за свой киликийский грабеж. Да что в этом толку? Ты, Херипп, присмотри для своих лохмотьев прекона Да помолчи, ибо Панса возьмет то, что Натта оставил: Просто безумье - терять даже то, что есть на дорогу. Вот в старину процветал покоренный нами союзник: Не было стонов и не было ран понесенной утраты; 100 Полной чашей был дом, повсюду лежали большие Деньги, из Спарты плащи, пурпурные ткани из Коса, И со скульптурой Мирона, с картиной Паррасия жив был Фидий в слоновой кости, и много работ Поликлета; Редкий стол обходился без Ментора славных изделий. Вот откуда тащил Антоний, тащил Долабелла Или безбожный Веррес: в глубине корабельного трюма Тайно добычу везли побольше военных триумфов. Что ж у союзников ныне? Лишь пара волов, табунок лишь Конский, стада вожак, участочек поля, - все взято, 110 Вплоть до ларов самих, коль статуя есть повиднее, Хоть бы одно божество в кивоте: ибо и это Ценно теперь и считается главным. Ты по заслугам, Может быть, сверху глядишь на Коринф умащенный, на Родос Столь невоинственный: что тебе сделают юноши в смолах, Хоть бы и целый народ, что на ляжках выщипал волос? Лишь избегай ты суровых испанцев, и области галлов, Да берегов иллирийских, щади и жнецов, что питают Рим, пока отдает он досуги театру и цирку. Да и какие награды возьмешь ты за счет преступленья, 120 Раз так недавно Марий раздел догола африканцев? Прежде всего воздержись обижать союзников бедных, Но храбрецов; отбери хоть бы золото все, что имеют, И серебро, однако оставь и щиты и мечи им,