— Хитрая дрянь, — едва слышно прошептала Ольга. — Ты слышал? Она ведь…
Да, Елизавета действительно изящно выкрутилась, ответив на каверзный вопрос — если вообще допустить, что все интервью от начала и до конца не было срежиссировано заранее. И если гневные комментарии по поводу личности младшего Морозова вполне могли оказаться ее собственными мыслями, то осторожный реверанс в сторону старшего… нет, такое мог придумать только другой человек — проживший целую жизнь, матерый, опытный политик.
Светлейший князь генерал-фельдмаршал Владимир Градов, черт бы забрал его обратно на тот свет!
Иван Петрович вздохнул и снова запустил видео. И дальше смотрел уже почти без эмоций, просто переваривая информацию — в конце концов, все самое паршивое уже прозвучало, а остальное…
Остальное оказалось вполне предсказуемым.
— … и вы собираетесь бороться за трон? — поинтересовался Маска?
— Бороться? — Елизавета картинно приподняла бровь. — Я собираюсь его занять. В соответствии с правом единственной в роду Романовых. Это наследие моего отца, деда и великих предков вплоть до Петра Великого. И мой долг, если хотите. И поступить иначе я просто не могу.
— А как же акт о престолонаследии? Полагаю, многим из моих подписчиков уже известно, — Маска снова посмотрел в камеру, — что закон, принятый еще при Павле Первом в конце восемнадцатого века, до сих пор сохраняет силу. И даже в современной трактовке подразумевает преимущество наследников мужского пола. Иными словами…
— Иными словами, это означает, что любой европейский дворянин, будь он даже младенцем или слепым стариком сотни лет от роду, не знающим ни слова по русски, все равно окажется в списке наследования выше меня. — Елизавета пожала плечами и улыбнулась. — Но это, очевидно, указывает на одно лишь только несовершенство закона. Любой, кто хоть что-то смыслит в политике, поймет, что править страной может только человек, который вырос здесь. Который сам является частью народа и аристократом по праву не только рождения, но и должного воспитания. А что касается каких-то там древних законов, — Елизавета взглянула в камеру, — все они были написаны людьми. И должны служить людям — а никак не наоборот.
Иван Петрович выругался. Не вслух, конечно же — одними губами. Вернувшийся с того света генерал неплохо натаскал племянницу. И даже придумал, что следует ответить на очередной каверзный вопрос. Вряд ли такие разговоры удовлетворят европейских монархов, но по эту сторону границы речам великой княжны будут аплодировать стоя.
Тем временем Елизавета на экране телефона сменилась лицом, которое Иван Петрович разве что не видел во снах. В отличие от царственной племянницы, возрожденный Серый Генерал, кажется, вообще не готовился ни к какому интервью. Напротив, выглядел так, будто только что пришел в студию прямо с поля боя: ворот расстегнут, прямо на рубашку надет легкий бронежилет. Волосы растрепаны, а на щеке — едва заметная ссадина.
То ли настоящая, то ли вовсе нарисованная хитроумными гримерами исключительно для того, чтобы наделить облик юного вояки совсем уж запредельной харизмой. Хотя она и без того зашкаливала — одной только бесшабашной белозубой улыбки на молодом лице хватило бы, чтобы за Елизаветой пошла вся женская половина столичной знати.
От Ивана Петровича не ускользнуло, как Ольга едва слышно вздохнула. Видимо, короткая связь с юным курсантом для нее все-таки оказалось куда большим, чем работой на благо рода Мещерских. И пусть сейчас влюбленность сменилась ревностью и злобой — все равно… нехорошо. Чувства — опасная штука.
Опасная и ненужная.
— Доброй ночи, столица. — Острогорский на экране улыбнулся во всю ширь. — Полагаю, вам всем прекрасно известно, кто я. Так что не будем тянуть и перейдем сразу к делу. Ее высочество Елизавета Александровна уже сказала все, что нужно, и я могу добавить совсем немного. Лишь то, о чем следует говорить солдату, а не той, кто уже совсем скоро станет правящей императрицей.
Скрытый в теле мальчишки Градов говорил так, будто все это уже случилось. Ни в его позе, ни во взгляде не сквозило даже тени сомнения, что великая княжна получит корону.
— Нам не будет править какой-то там герцог из Брауншвейга, — продолжил он. — Нами не будут править иберийцы, Матвей Морозов или какой-нибудь солдафон, хоть бы и наделенный всеми мыслимыми полномочиями и титулами. Мой город и моя страна, как и я сам, склонится только перед истинной наследницей короны и рода Романовых — великой княжной Елизаветой Александровной. — Острогорский сложил руки на груди. — И мы восстановим справедливость любой ценой. И сегодня на ее защиту должен встать каждый, кто считает себя офицером, дворянином или просто гражданином Империи. Мне и моим друзьям уже не раз случалось побеждать там, где, казалось, победить невозможно — и во имя ее высочества я готов делать это снова и снова. И если кто-то считает, что сможет нас остановить, — Острогорский взглянул в камеру и уже без тени улыбки на лице закончил: — то подумайте еще.
Изображение на экране сменилось анимацией с логотипом студии Маски и замерло. Ролик подошел к концу, а Иван Петрович все так же сидел без движения. И только через минуту или две нашел в себе силы поблагодарить Ольгу.
— Видео снесли через десять минут, — вздохнула та. — Канал Маски заблокировали через пятнадцать. Но за это время…
Иван Петрович молча кивнул. В свои семьдесят с лишним лет он достаточно соображал в современных технологиях, чтобы понимать: для всезнающей и ничего не забывающей сети даже минута — это целая вечность. А за четверть часа ролик наверняка успел разлететься по всем соцсетям и, что куда опаснее, осесть на жестких дисках сотен и тысяч людей. И можно сколько угодно «чистить» копии — они все равно будут появляться быстрее, чем физически смогут работать штатные цензоры Морозова, Третьего отделения, полиции, пресс-службы Зимнего и еще черт знает кого. Выпущенный Градовым джинн покинул бутылку, и чтобы запихнуть его обратно, потребовалось бы повернуть вспять само время.
А это, как известно, невозможно.
Когда дверь за Ольгой закрылась, мысли, наконец, начали приходить в порядок. Сначала замедлили бег, потом кое-как остановились и, наконец, сами расползлись по полочкам, заняв положенные места.
Ничего смертельного не произошло… пока. Градов сделал свой ход. Дерзкий и опасный, пожалуй, даже непредсказуемый, однако уж точно не из тех, что способны поставить в тупик того, кто целых десять лет готовился занять свое место.
Не на троне, конечно же — рядом, в уютной и почти безопасной тени чужого величия.
Девчонка сбежала из-под венца и, что еще хуже, при этом уцелела. Окончательно поверила в себя и заявила, что готова унаследовать корону. А значит… Значит, пора ускорить кое-какие события.
Но для начала — разобраться с текущими проблемами.
Иван Петрович выдвинул ящик стола и нажал на спрятанную над ним потайную кнопку. И не прошло и минуты, как дверь — не та, которая несколько минут назад закрылась за Ольгой, распахнулась, и в кабинет шагнула фигура в черном костюме.
Настолько огромная, что еще немного, и ее уже невозможно было бы назвать человеческой. Даже над самыми рослыми из гвардейских полков или особой гардемаринской роты гость возвышался бы примерно на голову, а шириной плеч — превосходил любого профессионального атлета. Толстенная бычья шея, огромные мускулистые ручищи, ноги, больше похожие на стволы вековых сосен — во всем Петербурге вряд ли нашелся хоть один подходящий по размеру комплект готовой одежды, и все, от пиджака до исподнего наверняка пришлось шить на заказ.
Коротко стриженые белоснежные волосы и поблескивающие в полумраке алым глаза дополняли и без того внушительный облик, и Иван Петрович против воли поежился. Хоть и знал почтенного Павла Карловича еще в те времена, когда тот выглядел, как самый обычный человек.
Немец с незамысловатой фамилией Шмидт служил роду Мещерских чуть ли не самого рождения. Официально его должность именовалось «начальник службы безопасности», но куда лучше подошло бы «цепной пес». Сложнейшие и могучие Конструкты полностью перекроили тело, Дар и даже сознание Павла Карловича, превратив щуплого тридцатилетнего мужчину в гору человеческой плоти, однако лишь закрепили ту фанатичную преданность, которую тот испытывал к Ивану Петровичу.
Такому человеку всегда можно было доверить любую работу — даже самую страшную и грязную. Павел Карлович никогда не задавал лишних вопросов и один работал куда эффективнее, чем целая армия нечистых на руку офицеров и штатских бездарей из спецслужб, привыкших каждый месяц получать на счета изрядные суммы.
— Вы уже видели интервью великой княжны? — поинтересовался Иван Петрович.
Павел Карлович лишь склонил голову. То ли с возрастом стал особенно немногословен, то ли Конструкты каким-то образом смогли повредить голосовые связки — в последнее время великан редко произносил больше нескольких фраз подряд.
— Что ж, полагаю, тогда мне не понадобится объяснять, что произошло. — Иван Петрович откинулся на спинку кресла. — Разберите видео по кадрам. Ищите любые зацепки. Подключите всех наших людей, на всех уровнях. Не жалейте средств. И мне плевать, как вы этого добьетесь — девчонка должна исчезнуть. Раз и навсегда.
— А Острогорский?
На этот раз Павел Карлович соизволил заговорить. Негромко, но весомо и гулко, будто в его груди с рокотом перекатывались здоровенные валуны. От голоса стекла в окнах задрожали, а стационарный телефон подпрыгнул и неторопливо пополз к краю стола.
— Не задавайте глупых вопросов! — Иван Петрович раздраженно накрыл ладонью убегающий аппарат. — Найдите их всех. И избавьтесь.
Глава 19
Уже в который раз за последнее время я наблюдал, как меняется город, отзываясь на воздействие… скажем так, внешних факторов.
Сначала — вернувшись из небытия и пробираясь сквозь пробки на верном «Самурае» — я смотрел, как столица изменилась за десять лет моего отсутствия, сравнивая ее с той, что помнил ранее. Тогда город предстал передо мной еще величественнее и прекраснее, чем раньше.