Но подбрасывает смелым.
Я же имел достаточно оснований считать себя одним из тех счастливчиков, кто умеет делать нужные выводы из собственных ошибок и… скажем так, не делать всех остальных. Самонадеянный просчет, который закончился пленением младшего Гагарина, заставил меня уделить побольше внимания конспирации и маршрутам в городе.
Но намертво запереть на даче под Приморском, конечно же, не смог. И когда настало время снова прогуляться в столицу, я натянул новую личину и отправился в путь.
С такой группой сопровождения, что рядовые граждане предпочитали обходить нас стороной, а полиция и гвардейцы неодобрительно качали головами, хмурились, однако даже не пытались остановить дюжину парней в кроссовках и спортивных костюмах.
Из которых я, пожалуй, был самым неубедительным и худосочным. Короткие стрижки, бороды, суровые взгляды темных, как южная ночь, глаз и сросшиеся над переносицей густые брови. Камбулат с братьями и прочей родней — лучшей охраны и по совместительству маскировки я не мог и придумать.
Со стороны это наверняка выглядело вылазкой лихих горцев на прогулку в центр столицы. И пока такие люди вели себя прилично — даже патрульные предпочитали обходить их стороной.
Тем более, что повод добраться до Дворцовой площади и поглазеть по сторонам у нас объективно имелся: новоиспеченный канцлер Мещерский решил устроить самый настоящий праздник по поводу вчерашней пресс-конференции.
На который его светлость герцог Брауншвейгский и Люнебургский Георг из рода Вельфов заявил, что после долгих раздумий и сомнений все же ощущает в себе достаточно сил и уверенности поддаться на уговоры Государственный думы и петербургской знати, которые в один голос просили… нет, пожалуй, даже требовали у него воспользоваться законным правом занять российский престол.
И короноваться, перед этим приняв православие и получив местный паспорт на имя Георгия Федоровича Романова.
Ожидаемый ход. Если я чему-то и удивлялся, то разве что тому, что иберийцы и Мещерский не провернули этот финт еще раньше. Видимо, тогда они еще желали набрать побольше союзников, попутно сделав из Георга не только суперзвезду и медийную персону, но и чуть ли не самого настоящего народного героя.
И, надо сказать, у них это получилось… почти. Глядя на нарядную толпу вокруг, я и сам на мгновение поверил, что его светлость действительно поддерживает чуть ли не весь город. На экранах телевизоров, транслирующих мероприятие на всю страну в прямом эфире, все это наверняка смотрелось еще эффектнее: полная площадь ликующих людей, автомобильные гудки, флаги Брауншвейга, то тут, то там свисающие из окон и развевающиеся на ветру…
Спектакль. Качественно подготовленный, дорогостоящий, разрекламленный, с блестящим актерским составам и срежиссированный профессионалами по высшему разряду — но все же спектакль. Я имел возможность наблюдать картину и воочию, и на параллельно — на экране телефона, который умница Корф сумел подцепить к трансляции федерального канала.
Кто-то менее искушенный, пожалуй, и не заметил бы особой разницы. Но я видел, что телевизионщики специально выбирают ракурсы, вылавливая те места на площади, где люди стояли особенно кучно. А может, даже не стеснялись монтировать в прямой эфир нарезки с помолвки Елизаветы и Матвея Морозова, которая состоялась… должна была состояться чуть меньше месяца назад.
А крупные планы, с которых зрителям у экранов улыбались красотки и молодые парни, повязавшие на плечи флаги города, наверняка и вовсе были работой профессиональных актеров примерно наполовину — если не больше. Конечно же, число почитателей и преданных сторонников Георга уже давно измерялось тысячами и даже десятками тысяч, а с сомневающимися их количество вполне могло бы достичь и миллиона…
Много? Пожалуй. Но уж точно не для города с населением чуть ли не вдесятеро больше. Я еще не успел забыть, сколько людей вышли на улицы встречать мои танки в девяносто третьем — однако их точно было побольше, чем сегодня.
Я попытался посчитать количество человек, которые сейчас собралось на Дворцовой, и оно вышло не таким уж впечатляющим. Грамотно расставленные ограждения и блокпосты смогли создать иллюзию толпы, но не больше. И чем внимательнее я всматривался в окружавшие нас лица, тем сильнее убеждался в фальшивости происходящего.
Наемные заводилы с криво натянутыми улыбками, усталые мужчины в штатском, в которых угадал бы служащих и мелких чиновников даже слепой… Некоторые бедняги явились на празденство с семьями. Их изрядно разбавляли небольшие компании по шесть-семь человек, явно специально согнанные на Дворцовую с каких-нибудь государственных предприятий. Проходя по аркой Главного штаба, я раза три натолкнулся на стайки детишек с то ли учителями, то ли воспитателями.
Бюджетники, школы, детские дома… Мещерский задействовал весь имевшийся под рукой административный ресурс, и все же картина всеобщего блага и единодушия вышла плоской и настолько блеклой, что не смогла убедить даже самых обычных граждан. Я то и дело натыкался взглядом на хмурые и встревоженные лица тех, кто явился поддержать его светлость герцога Брауншвейгского по собственной воле — и их оказалось не так уж и много. И каждый выделялся из якобы-ликующей толпы отсутствием кое-как наспех натянутой на физиономию фальшивой улыбки.
Особенно забавно оказалось наблюдать за шпиками и соглядатаями: их на площади было сколько, что они, кажется, сами уже не могли сообразить, где свои, а где — чужие. Своих людей на Дворцовую отправили и мы с Гагариным, и Морозов, и Мещерский с Георгом, и еще черт знает кто. Невзрачные мужчины в джинсах и темно-серых куртках бродили туда-сюда, и иногда казалось, что вокруг вообще нет никого, кроме них.
— Пожалуй, тут мы разделимся. — Я легонько толкнул в бок одного из старших Камбулатовых. — Побродите по площади, посмотрите, что к чему… Встретимся на этом же месте через час.
Хмурый парень с короткой черной бородкой кивнул, и через несколько мгновений примерно полдюжины наших растворились в толпе. Через десяток шагов исчезли еще трое, а к пункту досмотра мы подходили уже вдвоем с Камбулатом. На этот раз я решил обойтись без оружия — после драки с альбиносом мой Дар, кажется, стал еще сильнее, разом прыгнув через несколько степенек развития, на преодоление которых у обычного парня моего возраста ушло бы несколько лет.
Пожалуй, я уже и правда не нуждался в огнестрельных игрушках, да и в схватке Щитов и атакующих элементов со мной с гарантией справились бы разве что «единицы» и матерые «двойки» — однако расслабляться все же не стоило. Пройдя через рамку металлодетектора, я огляделся по сторонам. Но ни седоусых генералов с квадратными подбородками, ни блеклого вида потрепанных старичков с хитрыми глазами поблизости как будто не было.
А уж альбинос с его габаритами точно не смог бы подобраться незамеченным. Толпа за ограждением надежно скрывала нас с Камбулатом, но его туша возвышалась бы над головами простых смертных чуть ли не на целый метр.
Впрочем, я все то и дело продолжал осматриваться — на всякий случай.
— Ты смотри — стоят.
Из размышлений меня вырвал насмешливый голос, прозвучавший прямо над ухом. Поначалу я никак не мог понять, что именно так развеселило Камбулата, но, приподнявшись на цыпочки, все-таки сообразил.
В почетном карауле у Зимнего стояли иберийцы. Конечно, не только они: я разглядел и шевроны гвардейских полков, и кого-то из дворцовой полиции, и вояк из Брауншвейга — земляков Георга. И даже около полудюжины бойцов гардемаринской роты в парадных мундирах. И все же большую часть охраны около стен составляли заморские гости с косыми алыми Бургундскими крестами на плечах.
— Занятно. — Я ехидно ухмыльнулся. — Неужели его высокопревосходительство канцлер не доверяет своим людям?
Вопрос, разумеется, был чисто риторическим: настоящей опоры среди силовиков у Мещерского не имелось. Ему вполне хватило бы влияния и денег купить симпатии хоть половины армейских генералов и чинуш из Министерства обороны — но не их верность. Любого, чье слово хоть чего-то стоило среди силовиков, связывала с Советом или дружба, или родство, или долги, которые едва ли получилось бы заплатить любой из существующих в мире валют.
Неудивительно, что Мещерский с Георгом подстраховались.
— Позорище, — проворчал Камбулат.
Похоже, он считал чужаков в оцеплении у дворца чуть ли оскорблением мундира императорского флота — и, пожалуй, не только он один. Я только сейчас сообразил, почему местные вояки стояли у пропускных пунктах с такими постными лицами.
Ничего, парни — это ненадолго. Слово Серого Генерала.
Знакомое лицо вдруг мелькнуло совсем рядом — буквально в паре шагов. И тут же снова исчазло в толпе. Я не успел даже толком сообразить, кого именно увидел, а тело уже отреагировало само: тут же подобралось, ускорило шаг, оставляя за спиной недоумевающего Камбулата, и через несколько мгновений уже двигалось следом за невысокой фигурой в штатском.
Я не был уверен до конца, но когда расстояние между нами сократилось, понял, что все-таки не ошибся. Видимо, дела в Третьем отделении шли совсем нехорошо. После того, как Совет безопасности как следует прошерстил контору, многие потеряли чины и должности. Кое-кто даже отправился под суд, однако моему старому знакомому повезло — и не в последнюю очередь потому, что я не потрудился донести куда следует весь компромат, добытый у покойного Резникова.
В последние пару недель мой… скажем так, друг, был не слишком-то общителен. Видимо, оттого, что все его подразделение отправили работать «в поле» — то ли шпионить за конкурирующими организациями, то ли выискивать врагов отечества — мнимых или существующих. В любой другой день я, пожалуй, просто прошел бы мимо, чтобы не привлекать лишнего внимания, однако сейчас у меня в голове вдруг созрел план… Точнее, в нем появилась та самая недостающая деталь, которой так не хватало.
— Доброго дня, ваше высокородие, — негромко произнес я. — Отличная сегодня погодка, не правда ли?