— Не могло, — кивнул я. — Утром будет поздно. Потому что я пришел не обсуждать твое предложение, а сделать тебе другое.
— Как интересно, — Георг явно через силу улыбнулся. — Я весь внимание.
— Уезжай. — Я не до конца совладал с голосом, и в нем проскользнула вся накопившаяся усталость. И от этого слова прозвучали еще весомее. — Просто уезжай, не мешкая. Как только рассветет… а лучше прямо сейчас. Уезжай и больше никогда сюда не возвращайся.
— С какой стати? — вскинулся Георг. — Кажется, ты не понимаешь, Владимир. Завтра меня…
— Нет, это ты не понимаешь, — Я легонько постучал глушителем пистолета по колену. — Если хочешь сказать, что завтра тебя назовут законным преемником покойного императора — вынужден тебя разочаровать. Завтра это будет совсем другая страна. А для тебя, если ты не примешь мое предложение, завтра не наступит вовсе. Я здесь только из уважения к тому, что ты в нужный момент не подвел, не испугался и прикрыл мне спину. Пусть даже и преследуя собственные интересы, — усмехнулся я. — Боевое братство для меня не пустой звук, но… У меня нет выбора, Георг. А у тебя выбор пока еще есть. Потому я предлагаю в последний раз: просто уезжай.
Георг внимательно посмотрел на меня, перевел взгляд на пистолет и спросил, кажется, уже приняв решение:
— Почему ты уверен, что я сдержу слово? Ведь я могу сейчас пообещать тебе уехать, а завтра…
— А завтра ты погибнешь, — сухо ответил я. — Возможно, как герой, но погибнешь. И это чертовски обострит отношения между странами во всей Европе. Возможно — вплоть до объявления войны. Скажи, Георг, ты любишь свой Брауншвейг?
— Д-да… — явно не понимая, к чему я веду, выдавил из себя Георг.
— Тогда возвращайся домой — или ты его больше не увидишь. Ты неплохой парень, но умудрился влезть в игры больших и очень злых мальчиков, Георг. И в этих играх с самого начала тебе уготована весьма незавидная роль. Мальчика для битья, марионетки, повода для войны — выбирай, что тебе больше нравится. — Я покосился на дверь. — Неужели ты хоть на минуту мог допустить, что тебе и впрямь позволят править, а не только носить корону?
Георг промолчал.
— У этой страны уже есть правитель. И это не ты. Потому подумай, о чем я тебе сказал.
Я встал и принялся скручивать глушитель со ствола. Сейчас я окончательно осознал, насколько сильно устал… А еще понял, что мне чертовски жаль Георга. Неплохого, в общем-то, мальчишку, который заигрался во взрослые игры, посчитав себя значимой фигурой.
Что ж. Лучше получить прививку от наивности, чем пулю.
Сунув пистолет в кобуру, я шагнул к балкону. На пороге задержался, обернулся и проговорил:
— Надеюсь, что ты примешь правильное решение. Удачи, Георг.
Взявшись за перила, я одним движением перемахнул через них, отправляя тело в темноту.
Земля мягко толкнулась в ноги, и в тот же момент откуда-то издалека донесся звук мощного взрыва, а горизонт осветила яркая вспышка. Я вздохнул, и, продолжая держаться в тени, двинулся обратно к забору.
Кажется, это будет чертовски длинная ночь.
Глава 28
— Все… все готово.
Морозов замялся, и непродолжительный и по-военному емкий доклад завершился будто бы на полуслове. За прошедшие пару недель старик, похоже, так и не смог решить, как ко мне обращаться — то ли в соответствии с чином и титулом почившего десять лет назад генерала и светлейшего князя, то ли как к прапорщику Острогорскому… То ли как к некому усредненно-безликому Владимиру Федоровичу, которого, тем не менее, называл на «ты».
Правда, исключительно с глазу на глаз.
— Вольно, генерал, — усмехнулся я. И, оглядевшись по сторонам, добавил: — Да ладно тебе, старик. Как-нибудь разберемся.
На мгновение в глазах под кустистыми седыми мелькнуло что-то вроде благодарности, но взгляд Морозова тут же снова стал сначала строгим, а потом и сердитым. Разумом старик, конечно же, понимал, кто стоит перед ним, однако окончательно смириться с юнцом в качестве главнокомандующего объединенными силами гвардейских полков и особой гардемаринской роты так и не смог. Многоопытному вояке и главе Совета имперской безопасности не слишком-то нравилось подчиняться какому-то там прапорщику.
Пусть даже не совсем обычному.
А подчиняться приходилось. Не то чтобы я так уж сильно тянул на себя одеяло, однако безграничное доверие Елизаветы добавляло мне очков в глазах всех союзников — от старших офицеров «преображенцев» и «семеновцев» до самых дремучих старцев из многочисленной камбулатовской родни.
Формально моя должность называлась «советник по особым вопросам», но на деле это означало… скажем так, что-то куда большее.
— Как-нибудь разберемся, — эхом повторил Морозов. — Начали за здравие. Теперь бы еще закончить… как положено.
Первые машины с гвардейскими знаменами на башнях и турелях появились на улицах Петергофа еще на рассвете, и буквально через несколько часов город был в наших руках. Пускай не так уж тихо, зато мирно: без единого выстрела, взрыва гранаты или хотя бы увесистого удара прикладом или армейским ботинком. Гражданские чины поспешили поприветствовать новую хозяйку, местная полиция взяла под козырек, а расквартированные в Петергофе регулярные части… В общем, вояки просто продолжали службу, как ни в чем не бывало. И если кто-то из полковников и получил распоряжение поднять бойцов по тревоге и незамедлительно воспрепятствовать мятежу гвардии, то приказы из министерства — или откуда там они вообще теперь могли поступать? — таинственным образом затерялись по пути к непосредственным исполнителям.
Прямо как в девяносто третьем.
— Справимся. — Я отодвинул занавеску и указал на колонну техники, неторопливо катившейся по Санкт-Петербургскому шоссе. — Я не так уж хорошо разбираюсь в политике, но по-моему это называется «триумф».
Горожане встречали гвардейцев с цветами и имперскими флагами. Примерно четверть из собравшихся вдоль центральных улиц согнали в добровольно-принудительном порядке ушлые местные чиновники из тех, кто уже успел сообразить, что ветер переменился. Но остальные явно пришли сами — просто потому, что хотели хоть одним глазком увидеть будущую императрицу.
— Город наш… пожалуй, — с явной неохотой проворчал Морозов. — Но остальное еще предстоить взять.
— Возьмем. — Я пожал плечами. — Как будто у нас есть выбор.
На этом беседу, пожалуй, следовало закончить. Старик кое-что смыслил в боевой работе пехоты и тяжелой техники в условиях плотной застройки, однако вряд ли так уж хорошо представлял, что делать дальше. Впрочем, как и я сам — просто улучшенный Конфигураторами восемнадцатилетний мозг соображал раз этак в пять быстрее.
— Присмотри пока за ними. — Я кивнул в сторону шагавшего по проспекту строя гвардейцев. — А я проведаю ее высочество. Кажется, пора готовиться к пресс-конференции.
— Не рано? — Морозов приподнял седую бровь. — Ты ведь сам хотел помариновать их подольше.
— Самое время, — отмахнулся я. — Я хочу, чтобы в кадр попало все, что нужно.
К примеру — статские и военные чины, явившиеся к импровизированному «двору» будущей императрицы. Елизавета принимала клятвы в вечной преданности уже третьи сутки подряд, и поток желающих явно не собирался иссякать. Нам даже пришлось выделить чуть ли не весь первый этаж дворца, чтобы ожидающие высочайшего внимания могли ожидать с каким-никаким комфортом. Второй и третий занимали наспех созданные рабочие группы, способные хоть как-то дублировать основные государственные структуры, а штаб мне пришлось вынести «за забор» — в здание Петергофской гимназии.
Которое я как раз и покинул после беседы с Морозовым. Перешел через Правленскую улицу, отсалютовал часовым на воротах и зашагал по парку. Если память мне не изменяла, в это время Елизавета как раз должна была выйти на прогулку. Разумеется, не только для моциона, но и для того, чтобы пообщаться… скажем так, в неформальной обстановке — с теми, кого по той или иной причине не могла принять официально. Я рассчитывал, что многие из столичных родов пожелают тайком отправить в Петергоф своих посланников или представителей.
И, похоже, не ошибся. Я еще не разглядел среди аллей маленькую фигурку, неспешно идущую в окружении темно-красных мундиров гардамаринской роты, однако шагавшую следом за Елизаветой толпу не заметил бы только слепой.
Гражданские, военные чины. Мужчины, женщины и даже дети — кто-то из петербургских аристократов для пущей убедительности явился всем семейством, надеясь, что будущая государыня непременно оценит такую демонстрацию преданности.
Впрочем, куда больше меня интересовали те, кто следовал за красными мундирами на куда более почтительном расстоянии. Среди них, как ни странно, хватало и уже знакомых лиц — тех самых, что я весьма продолжительное время наблюдал в интернациональной свите Георга.
После того, как его светлость герцог Брауншвейгский изъявил желание в спешке покинуть столицу, число его поклонников существенно поубавилось. И большая часть заморских послов и генералов тут же принялась обхаживать Елизавету. Британцы, французы, итальянцы, немцы и еще бог знает кто и не думали отправляться восвояси — видимо, получили от своих президентов и монархов вполне конкретные указания.
Подойдя поближе, я разглядел троих высоких чинов из иберийского посольства. Официальная позиция Мадрида, разумеется, не изменилась, однако его величество Альфонсо Четырнадцатый не постеснялся отправить своих людей в Петергоф. Вряд ли они явились к Елизавете предложить выгодный союз между державами, скорее даже наоборот, однако…
Однако все это что-то да означало. Пусть пока еще не признание законности претензий наследницы рода Романовых на российский престол, но хотя бы теоретическую возможность и такого варианта. Еще неделю назад старик Альфонсо наверняка спал и видел, как бы пристроить на трон в Зимнем своего ставленника, но теперь осторожно стелил соломку и готовился и к другим вариантам.
Хотя бы потому, что политики такого уровня никогда не складывают все яйца в одну корзину.