— Доброго дня, ваше высочество! — Я осторожно раздвинул плечами фигуры в темно-красных мундирах. — Чудесная сегодня погодка, не правда ли?
Четырех молодых парней — младших наследников кого-то из столичных князей — тут же как ветром сдуло. Какая-то из петербургских «желтых» газет — может, даже с подачи Корфа или Маски — записала меня в женихи Елизаветы, и все прочие претенденты на эту вакансию… скажем так, предпочитали держаться подальше от прапорщика Острогорского.
Я не спешил выступить с опровержением — в конце концов, такая новость в каком-то смысле даже играла нам на руку.
— Попозируем немного? — Я осторожно взял Елизавету под локоть. — Завтрашнему выпуску «Ведомостей» определенно не помешает фото для первой полосы.
— Что угодно — лишь бы больше не слушать эту… ерунду.
Ее высочество определенно хотела выразиться покрепче, однако сдержалась. Вряд ли сейчас нас мог подслушать хоть кто-то, кроме моих сослуживцев из особой роты, однако и этикет, и осторожность следовало соблюдать в любом случае.
— Ты готова? — Я чуть ускорил шаг и указал на столпившихся у дворца журналистов. — Самое время вспомнить, что надо сказать этим…
— Не переживай. Я всегда готова.
Елизавета улыбнулась, подмигнула и повернулась навстречу объективам, разом перевоплощаясь из девчонки почти на два года младше меня-нынешнего в без пяти минут царствующую императрицу. Я прошел с ней под руку еще несколько шагов, то и дело щурясь от вспышек фотокамер, но потом все же отстал: совместные снимки отлично годятся для газет, однако с интервью Елизавете лучше справиться самой.
— Евгения Лисовина, первый канал! — От толпы журналистов отделилась невысокая бойкая девушка с короткой стрижкой. — Ваше высочество, буквально на пару слов…
— Доброго дня, сударыня. — Елизавета учтиво склонила голову. — Разумеется. Для ваших зрителей — все, что угодно.
— Насколько нам известно, вы намерены заявить о своих правах на престол! — выдохнула журналистка в микрофон. — Скажите, пожалуйста, каким именно образом вы собираетесь обойти ограничения, которые в подобных случаях накладывает акт о престолонаследии, обнародованный еще императором Павлом в одна тысяча восемьсот…
— Достаточно. Для начала скажу, что я не просто намерена — я уже заявила о своих правах на российский престол. Сформированная мною лично правительственная комиссия уже работает, мне уже подчиняются войска и государственные служащие. — Елизавета взглянула на меня и снова развернулась к камерам. — Со дня на день я ожидаю, что присягу принесут также и члены Совета имперской безопасности и заседатели Государственной думы. И тогда я непременно потребую у них — и лично у его сиятельства канцлера Ивана Петровича Мещерского внесения всех соответствующих ситуации правок в акт о престолонаследии.
— Разве у них есть подобные полномочия? — наигранно удивилась журналистка.
— Ничуть в этом не сомневаюсь. В отсутствие правящего монарха Государственная дума может выступать в качестве законодательного органа, а канцлер — утверждать принятые заседателями решения. — Елизавета чуть сдвинула брови. — Однако если его сиятельство откажется выполнить свои прямые обязанности, мы будем вынуждены…
Елизавета запнулась, нахмурившись. В относительную тишину воскресного утра вплелся какой-то совсем нехарактерный для него звук. Я закрутил головой, пытаясь вспомнить, что он мне напоминает. Но, прежде чем в голове возникла нужная ассоциация, в безоблачном небе появился источник шума.
Три силуэта, напоминающие хищных рыб. Три стремительно несущиеся по небу смертоносные тени. Звено боевых вертолетов, выстроившихся для атаки… И сейчас заходящих на цель.
И гадать, кто именно был их целью, не приходилось.
Откуда-то с невидимых мне позиций к вертолетам потянулись дымные трассы: гвардейцы не зря ели свой хлеб и отработали по воздушным целям из ПЗРК. Вот только там, в кабинах, сидели явно не зеленые новички: машины все, как одна, завалились в противоракетный маневр, а в небе расцвел фейерверк тепловых ловушек.
Ни одна из ракет не достигла цели, а вертолеты, тем временем, свалились в пике, нацелив тупоносые морды прямо на нас. На пилонах застыли смертоносные цилиндры, готовые в любой момент вырваться из пусковых установок, и я понял, что это — все. Конец.
Секунды замедлились, потянувшись тягучим киселем, будто кто-то могущественный одним щелчком пальцев притормозил их стремительный бег. Только через несколько невероятно длинных секунд стало понятно, что со временем все нормально — это я свалился в стремительное скольжение в отчаянной попытке обогнать смерть, пикирующую на нас с небес.
Раз. С оружейных пилонов стартуют сразу несколько ракет. Две, четыре, шесть… Двенадцать! Звено опустошило половину укладки пусковых контейнеров, и сейчас дюжина сгустков смерти, заключенных в металлическую оболочку, неслись прямо на нас. И до того момента, как они доберутся до цели, остались считанные секунды.
Два. Со всех сторон к Елизавете несутся бойцы особой роты, до этого момента невидимые для стороннего наблюдателя. Во главе — Гагарин-младший. Но они слишком далеко. Они не успеют. Ракеты — быстрее.
Три. Я прыгаю вперед, сбивая плечом журналистку, в падении обхватываю Елизавету и увлекаю ее на землю. Она вскрикивает, ей больно, но мне сейчас не до нежностей. Мы падаем на асфальт, я накрываю ее своим телом и неистовым усилием выгребаю резерв практически до дна, поднимая Щит, равного которому по мощи я не создавал никогда.
Четыре. Контакт! Череда взрывов, сливающихся в один, и все вокруг исчезает в пылающем аду. От немыслимой температуры плавится асфальт и камни, я чувствую, как проминается купол Щита, а по спине прокатывается раскаленная волна. Китель начинает тлеть, потрескивая, кожу нестерпимо жжет, но это не важно.
Я сумел! Щит поглотил энергию взрыва, и мы живы. Теперь… Теперь нужно не дать вертолетам возможности сделать второй заход. Потому что еще раз чудо у меня не получится.
Я вскакиваю на ноги, заливая рубашку кровью, хлынувшей из носа, оглядываюсь и вываливаюсь из ускорения. Резерв почти на исходе, лишь на самом донышке плещется совсем немного энергии, и я использую ее всю, до конца.
Темные фигуры вертолетов проходят практически у нас над головами. Я потянулся к ближайшему Даром, ухватился за хвост и рванул в сторону, запуская его, как биту в городки. Движки винтокрылого демона взвыли, пытаясь справиться с внезапно возросшей нагрузкой, пилот в кабине наверняка запаниковал, пытаясь вернуть себе управление, но было поздно.
Провернувшись пару раз вокруг своей оси, вертолет врезался в головную машину, послышался душераздирающий скрежет, а потом в небе вспух огненный пузырь. Третий вертолет взрывом отшвырнуло в сторону, он ушел в неконтролируемое вращение, и в тот же момент до него все-таки дотянулись из ПЗРК.
Еще один взрыв — и по земле забарабанили обломки техники, а я покачнулся и тяжело рухнул на колено. В глазах потемнело, голова пошла кругом, а к горлу подступил тугой ком. Я выложился практически полностью, и сейчас тело реагировало на единовременный выплеск такого количества энергии Дара, отчаянно пытась собрать в кучу надорванные синапсы.
— Владимир! Владимир, ты в порядке?
С трудом сфокусировав взгляд, я рассмотрел обеспокоенное лицо Елизаветы, и от сердца сразу же отлегло. Жива… Чего нельзя сказать об остальных…
— Да, — прохрипел я, выпрямляясь.
Пошатываясь, я осмотрелся, и почувствовал, как остатки сознания заполняет ярость. Густая, черная и всеобъемлющая, как сама смерть. Я выдал немыслимой мощности Щит, но, к сожалению, его хватило только накрыть меня с Елизаветой. Остальные оказались беззащитны, и то, что я увидел, заставило сжаться даже мое сердце.
Дворцовый сад вокруг был завален трупами. Разорванные и обугленные тела журналистов, придворных и еще бог знает кого валялись повсюду, абсолютно не поддающиеся опознанию. Уцелели лишь те, кто находился дальше от эпицентра, и кого успел накрыть собственным Щитом Гагарин. А те, кто был со мной рядом… Мир праху их.
— Вовка… Что… Что же это?
Ко мне подошел покачивающийся Гагарин. Капитан особой роты видел в своей жизни многое, но, кажется, даже для него зрелище хладнокровно уничтоженных гражданских оказалось почти невыносимым.
— Что это? — Я хрипло усмехнулся и сплюнул на землю густую слюну впополам с кровью. — Это смертный приговор для его сиятельства канцлера. И, полагаю, пришло самое время привести его в исполнение. Собирай людей. Мы идем на Зимний.
Глава 29
Гулкая тишина перед залпом казалась невыносимой. Напряжение, разлившееся в воздухе, было настолько густым, что его можно было резать ножом. Короткая передышка в скоротечном бою давила на мозг, свалившийся в адреналиновый режим, и жаждавший действия. Впрочем, это продлилось недолго.
— Второй взвод, залпом — пли! — проскрежетала рация голосом офицера, командующего машинами прорыва.
В следующую секунду воздух сжался, и по Дворцовой площади прокатился оглушительный удар. Сразу три танка рявкнули пушками, посылая бронебойно-осколочные снаряды точно в центр баррикады, воздвигнутой у парадного входа в Зимний. Камень, мешки с песком, арматура — все разлетелось в стороны, унося с собой тех, кто не успел спрятаться.
Грохот эхом отразился от фасада, и над площадью встал черный столб дыма. И в этот дым, подобно ангелам мщения, ринулась пехота, спешащая войти через пролом, пока защитники не перебросили к нему дополнительные силы.
— Пехота пошла, — снова послышалось в рации.
Сводные силы из бойцов Семеновского и Преображенского полков, прикрываемые гардемаринами, с боем занимали позиции ошеломленного противника. Еще немного — и внешний, наскоро воздвигнутый периметр, падет. А дальше — штурм и зачистка Зимнего.
Если, конечно, там еще останется, кого зачищать.
Кажется, все имеющиеся силы Мещерский — или кто там у него командовал? — бросил на баррикады, в несколько линий выстроенные на площади. Большую часть мы уже перемололи, оставив за собой дымящуюся технику и безжизненные тела, и теперь спешили прорваться в сам дворец.