Мы проехали 232 мили от Парижа, оставалось еще 155 до Бреста (конец, finis, земле, terre, Финистер), все моряки по-прежнему на борту поезда, ибо, само собой, чего я не знал, Брест – Военно-Морская База, где Шатобриан услышал гром пушек и увидел, как флот возвращается с победой после какой-то битвы когда-то в 1770-х.
Мое новое купе лишь молодая мамаша со вздорной дочуркой да какой-то парень, наверно, ее муж, и я лишь время от времени потягиваю коньяк, затем выхожу в переулок поглядеть в окно на проносящуюся тьму с огнями, одинокую гранитную ферму с огнями, зажженными только внизу в кухне, и смутные намеки на холмы и торфяники.
Тыдымдым дым.
22
Я довольно-таки сдружаюсь с молодой парой, и в Сен-Бриё кондуктор выкрикивает «Сен-Брриё!» – Я ору в ответ «Сен-Бриёк!»
Кондуктор, видя, что не очень-то здесь входят и выходят, одинокий перрон, повторяет, уча меня, как надо произносить эти бретонские названия: «Сен-Брриё!»
«Сен-Бриёк!» ору я, подчеркивая, как видите, шумное «к» этой вот штуки.
«Сен-Брриё!»
«Сен-Бриёк!»
«Сен-Брриё!»
«Сен-Брриёк!»
«Сен-Бррриё!»
«Сен-Бррриёк!»
Тут он соображает, что имеет дело с маньёком, и бросает игру со мной, и просто чудо, что меня не вышвырнули с поезда прямо тут, на месте, на дикий брег, называемый Побережья Севера (Côtes du Nord), но он и морочиться даже не стал, в конце концов у Маленького Принца билет первого класса и Маленького Гадца вероятнее.
Но то было потешно, и я все равно настаиваю, когда вы в Бретани (древнее имя Арморика), земле Кельтов, произносите все свои «К» с каком – И как я уже где-то говорил, если б «Сельты» произносились с мягким звуком «с», как, похоже, это делают англосаксы, мое имя звучало бы вот так: (и другие имена):-
Джек Серуак
Джонни Сарсон
Сенатор Боб Сеннеди
Поскакун Сэссиди
Дебора Серр (или Сарр)
Дороти Силгаллен
Мэри Сарни
Сид Симпльтон
и наконец
Каменные Монументы Сарнака через Сорнуолл.
Да и все равно в Корнуолле есть место под называнием Сен-Бреок, и мы все знаем, как это произносить.
Наконец прибываем в Брест, конец пути, земли больше нет, и я помогаю жене с мужем выйти, держа их переносную люльную штуковину – И вот она, смурной дымчатый туман, странные лица глядят на немножество выходящих пассажиров, дальний гудок парохода и смурное кафе через дорогу, где Господи я не получаю никакого сочувствия, я провалился в люк Бретани.
Коньяки, пива, и потом я спрашиваю, где гостиница, прямо за строительным полем – Левее меня, каменная стена смотрит на траву и внезапные обрывы, и смутные дома – Где-то там туманный горн – Атлантическая бухта и гавань —
Где мой чемодан? спрашивает служка за стойкой в смурной гостинице, да ведь где-то в конторе авиалинии, наверное —
Мест нет.
Небритый, в черном дождевике с зюйдвесткой, грязный, я выхожу оттуль и плюхаю по темным улицам, похожий на какого ни возьми приличного американского мальчика в беде, старого ли, молодого, к Главной Топталовке – Незамедлительно признаю ее как таковую, Rue de Siam, названа в честь Короля Сиама, когда сюда приезжал с каким-то скучным визитом, заодно наверняка и смурным, и, вероятно, сбежал назад к своим тропическим канарейкам как можно скорей, ибо новые каменщицкие брустверы Кольбера отнюдь не вселяют никакой надежды в душу буддиста.
Но я-то не буддист, я католик, вновь заехавший в землю предков, что сражались за католицизм вопреки невозможному всему, однако в конце победили, как certes[49], на заре, я услышу бой tocsin[50] церковных колоколов по покойникам.
Я заваливаю в самый яркий с виду бар на Rue de Siam, которая есть главная улица, подобная тем, что видел, бывало, скажем, в 40-х, в Спрингфилде, Масс., или Реллинге, Калиф., или та главная улица, о которой Джеймз Джоунз писал в «И подбежали они» в Иллиное —
Хозяин бара за своей кассой вычисляет лошадок в Лоншане – Я тут же принимаюсь болтать, сообщаю ему свое имя, его зовут м-р Quе´rе´ (что мне напоминает правописание Quе´bec), и он позволяет мне присесть и повалять дурака, и попить, сколько влезет – Меж тем молодой бармен тоже рад со мной поговорить, очевидно, слыхал про мои книжки, но немного погодя (и это совсем как Пьер ЛеМэр в «La Gentilhommiе´re») вдруг каменеет, полагаю, по сигналу начальства, работы выше крыши, помой стаканы в раковине, я истощил гостеприимство еще одного бара —
Такое лицо я видел у своего отца, нечто вроде отвращенья губа-на-губу ДА-ТОЛКУ-ЧТО тьфу-ты, или плюф (dе´dain[51]), или плях, когда он либо уходил, проиграв на скачках, или из бара, где ему не понравилось то, что там происходит, по временам, особенно если думал об истории и мире, но вот когда я выходил из того бара, вот тогда на лицо мое снизошло такое выражение – И хозяин, который был весьма душевен полчаса, вернулся к своим цифрам с лукавым подвидом в конце концов занятого руководителя где угодно – Но что-то без промедленья поменялось. (Впервые сказал свое имя.)
Их наставления, мне данные, как найти номер в гостинице, не вывели или пере-вели меня к подлинному месту из кирпича и бетона с кроватью внутри, чтоб я мог преклонить на ней главу.
Теперь я скитался в самой что ни есть тьме, в тумане, всё закрывалось. Мимо в машинках с ревом проносилось хулиганье, а некоторые на мотоциклах. Кто-то стоял на перекрестках. Я у всех спрашивал, где тут гостиница. Теперь они этого даже не знали. Время к 3 ночи. Через дорогу от меня взад-вперед ходили группы хулиганов. Я говорю «хулиганов», но когда все закрыто, последние притоны с музыкой уже выдворяют горстку пререкающихся посетителей, что растерянно ревут у машин, что остается на улицах?
Чудом, все же, я вдруг миновал банду из дюжины или около того Флотских призывников, хором певших на туманном углу воинственную песню. Подошел прям к ним, поглядел на главного певца, и своим алкогольным хриплым баритоном выдал «Аааааах» – Они выжидали —
«Ве´е´е´е´»
Им стало интересно, что это за псих
«Мах – риии – ии – ий – яаааах!»
Ах, «Аве Мария», на следующих нотах я слов уже не знал, а просто пел мелодию, и они подхватили, подцепили песню, и вот они мы хором из баритона и теноров поем, как печальные ангелы, неожиданно медленно – И прям весь первый припев – В туманной туманной росе – Брест, Бретань – Затем я сказал «Adieu»[52] и ушел. Они так ни слова и не сказали.
Какой-то псих в дождевике и шляпе.
23
Так что, почему люди меняют себе имена? Сделали что-то гадкое, преступники они, стыдятся своих настоящих имен? Боятся чего-то? В Америке какой-то закон есть против использования собственного имени?
Я приехал во Францию и Бретань просто найти старое свое имя, которому почти что три тысячи лет и все это время никогда не менялось, потому как кому придет в голову менять имя, которое значит просто-напросто Дом (Ker), В Поле (Ouac) —
Точно так же, как говоришь Лагерь (Biv), В Поле (Ouac) (если только «бивуак» не есть неправильное написание старого Бисмаркова слова, глупо такое утверждать, потому что слово «бивуак» употреблялось задолго до Бисмарка 1870-го) – фамилия Керр, либо Карр, попросту означает Дом, к чему с полем морочиться?
Я знал, что Корнский Кельтский язык называется Кернаук. Знал, что есть каменные памятники, именуемые дольменами (столы из камня) в Кериавале в Карнаке, некоторые называются аллеями менгиров в Кермарьо, Керлескане и Кердуадеке, а город поблизости называется Керуаль, и я знал, что первоначально Бретонцы были «Бреонами» (т. н. Бретонец и есть «Le Breon»), а у меня есть добавка к фамилии «Le Bris», и вот я в «Бресте», и стал ли я от этого кимврийским шпионом от каменных монументов в Риштедте в Германии? Ритстап также фамилия немца, который кропотливо собирал имена фамилий и их херальдических щитов, а мое семейство включил в «Rivista Araldica»?[53] – Скажете, я сноб – Мне только хотелось выяснить, почему фамилия моя никогда не меняла себе имени, и, быть может, обрел бы там какую-никакую сказку, и выследил бы ее до Корнуолла, Уэльса и Ирландии, а то, может, и Шотландии допрежь, в чем я уверен, затем до города на реке Св. Лаврентия в Канаде, где, мне рассказывали, была Seigneurie (Сеньория), и я, тем самым, могу поехать жить туда (вместе с моими тысячами кривоногих франко-канадских кузенов, носящих то же имя) и никогда не платить налоги!
Ну а какого краснокрового американца с «понтиаком», крупной ипотекой и язвами в мартовский марш не заинтересует такое великолепное приключение!
Эй! Кроме того, мне надо было спеть Флотским ребятам:
Пошел я на Флот
Мир повидать
а что увидал?
Морскую даль.
24
Вот теперь мне уже страшно, я подозреваю, кое-кто из тех парней, что перекрестно петляют по улицам у меня на шаткой тропе, прикидывают, как взять меня на гоп-стоп из-за моих оставшихся двух или трех сотен дубов – Туманно и тихо, вот только вдруг визжат колеса машин, загруженных парнями, никаких уже девчонок – Я свирепею и подхожу к явному пожилому печатнику, спешащему домой с работы или переброса в картишки, может, призрак моего отца, как наверняка бы смотрел на меня сверху вниз мой отец той ночью в Бретани, наконец, куда его и всех его братьев и дядьев, и отцов их тянуло поехать, и только бедному Ти-Жану в конце концов это удалось, а у бедного Ти-Жана ножик Швейцарской Армии в чемодане заперт на летном поле в двадцати милях за торфяниками – Ему, Ти-Жану, грозят теперь не бретонцы, как в