На восточный берег Днепра дивизия, вошедшая в 32-ю армию Резервного фронта, прибыла в конце июля 1941 года, предварительно отработав на строительстве огневых позиций и противотанковых рвов в Подмосковье и на участках ржевско-вяземского оборонительного рубежа.
21-й полк формировался в средней школе № 342.
Командир 21-го полка Александр Прокофьевич Михеев, опытный военный, командовал стрелковым полком при освобождении Западной Украины в 1939 году. Он в одном из классов школы собрал командиров батальонов и поставил конкретные задачи каждому батальонному начальнику. На этом совещании присутствовал и старший лейтенант Александр Иванович Козлов. Он понял одно: его подразделение готовится к защите Москвы от гитлеровских захватчиков на недалеких уже подступах к ней.
— Нам нужно максимум усилий, чтобы сдержать на своем рубеже наступление в сторону столицы зарвавшегося врага. Стойкость и мужество вместе с благородной яростью у нас должно быть на кончиках штыков. У немцев железа много. Их броневые черепахи не тихоходные, они стремительно несутся к столице, клиньями врезаясь в наши позиции. Москвичи такую судьбу не приемлют. Только стойкость и мужество делают ничтожным удары той самой судьбы. Мы должны выстоять и победить. Преждевременно ликует противник, — быстро, словно экономя драгоценное время, чеканил образные слова комполка Александр Михеев.
Комбаты грустно молчали, и только старший лейтенант Козлов без энтузиазма отозвался, а скорее посетовал:
— Всем сейчас тяжело. Но главная беда у меня — оружия маловато, товарищ командир, как против железа воевать — винтовкой одной на двоих? Многие с оружием-то не обнюхались.
— Одной на пятерых, — раздались возмущенные возгласы сразу нескольких бойцов.
— Это действительно проблема. Недостающую часть оружия добудем в бою. Немцы его тоже бросают немало, отступая в боестолкновениях с нашими воинами. Другое дело танки. Одна надежда на карманную артиллерию — гранаты и бутылки. ПТР, к великому сожалению, наши конструкторы еще не сварганили. Сделают, обязательно. Слепят, когда припечет. Сталин их заставит шевелиться. У немцев они есть — будем пока заимствовать у них. Слышал краем уха, что скоро и в нашей армии они появятся — ускоренными темпами идут разработки…
А еще запомнил комбат Козлов теплые отцовские слова комполка Михеева, обращенные лично к нему:
— Держись, старший лейтенант! Ты ведь комбат — это высокая должность в армии. Твердо стой на земле по жизни, иначе сшибут и не встанешь. А сейчас война — стойкость вдвойне нужна!
Так Козлов и пронес через всю жизнь эту, если можно так сказать, заповедь, потому что она душу его раскачала основательно…
После небольшой подготовки дивизию перебросили в район сначала Волоколамска, а потом в район Ржево-Вяземского рубежа, где она опять занималась строительством линии обороны. Строились полнопрофильные окопы, блиндажи, ДОТы, ДЗОТы и другие инженерные сооружения.
26 сентября на основании директивы НКО СССР ополченские дивизии были преобразованы в регулярные соединения Красной армии. 7-я МСДНО получила общевойсковой номер и стала именоваться 29-й стрелковой дивизией, а 21-й стрелковый полк, в котором служил А. И. Козлов, был переименован в 1298-й стрелковый полк.
В конце сентября в дивизии насчитывалось 15 тысяч человек личного состава. Имелось в ней 33 танка. Было несколько и танкеток. Соединение занимало оборону на левом берегу Днепра в районе Дорогобужа. Штаб 29-й стрелковой дивизии был расположен в одном из домов деревни Ямщина на окраине города Дорогобужа.
Козлов нашел, как говорится, общий язык с подчиненными, которые делали вместе с ним общее дело — защищали, как могли, Родину. Он уходил с головой в работу, которая называлась службой. Поэтому Александр уважал себя за то, что сумел найти честный контакт — без унижений, без пошлых изгибов — между своей совестью и совестью окружающих.
Комбат сидел на корточках с картой. Столом являлся пенек огромной сосны, срезанной недавно неизвестным лесокрадом. Над ним висел в качестве крыши кусок плащ-палатки. Вечерело. Прохладный воздух вошел в ноздри, освежил гортань и заполнил легкие. Минут через 10 заморосил мелкий дождец. В голове от этого прояснилось. Он прикидывал по карте, как лучше организовать оборону подразделения.
С огромной сосны, стоящей рядом, свалилась за шиворот холодная водяная не капля, а каплища. Он вздрогнул от неожиданности и подумал: «Надо же… словно прицеливалась и попала в цель — за шею». В миг от неожиданности он быстро нагнулся, уперся ладонями в колени, вскочил и зафыркал.
И тут, словно снег на голову, прервала ход оборонных мыслей возвратившаяся с задания группа разведчиков.
Один из них, самый говорливый, красиво рассказал удивительную историю. Вражеский эшелон с боевой техникой на подъеме забуксовал и покатился вниз. Оказалось, два подростка, движимые своими маленькими чудачествами, смазали рельсы густым слоем то ли солидола, то ли свиного жира — смальца на протяжении несколько сот метров крутого подъема железки.
Козлов по этому поводу, распираемый восторгом изнутри, пошутил:
— Сильное оружие, после которого немецкие составы могут остановиться только во Владивостоке — не помогут им паровозные «песочницы».
Бойцы захохотали…
Оружия ополченцам не хватало. Однажды после очередного артиллерийско-минометного налета противника погибло много наших красноармейцев и командиров, в том числе и вооруженных. Когда Козлов с группой воинов своего потрепанного в боях батальона направились в сторону леса, он услышал недалеко стрекочущий звук неприятельского пулемета. Рукой он подал команду — приказал всем залечь.
«По ком же немец так яростно стреляет в сторону воронки?» — задал себе вопрос комбат.
В бинокль он увидел жуткую картину. Когда стрельба внезапно прекратилась и воронку стали окружать фашисты, забрасывая ее гранатами, из нее вдруг выполз испачканный гарью и глиной наш солдат. Потом он приподнялся и встал в рост. Он был весь посеченный осколками. Все его обмундирование было красного цвета. На щеке висело на сосудах белое глазное яблоко. Немцы прекратили стрелять и бросать гранаты. Они застыли, словно под действием гипноза — оцепенели от ужаса. По всей вероятности, один гитлеровец не выдержал и решил из «гуманных» соображений закончить мучения советского воина броском гранаты. И тут произошло чудо — солдат быстро наклонился к упавшей под ноги долговязой с деревянной ручкой гранате и «возвратил» ее окружавшим немцам. Тут же раздался оглушительный взрыв. Снопами попадали фашисты и наш герой…
«Умирает тот, кому суждено умереть, — рассуждал про себя комбат. — И не нам судить природу или судьбу. Здесь нам очевиден принцип: жизнь — Родине! Честь — никому! Видать опытный воин. Знал, что немецкие гранаты взрываются на несколько секунд дольше, чем наши. Поэтому и среагировал правильно».
Эту историю он довел солдатам.
После того, как группа Козлова двинулась дальше, надеясь пробиться из окружения, один безоружный ополченец, увидев в кустах нашего убитого воина, побежал добыть таким образом винтовку. Она лежала под телом красноармейца, покоившего на животе в луже мочи и крови. Он перевернул погибшего и вытащил оружие из-под несчастного, а затем побежал догонять своих побратимов по отступлению…
Бежал и про себя подумал: «Все получилось быстро в добыче оружия!» Винтовка была тяжела для студента, почти подростка фигурой, но им завладело чувство удивительной легкости — теперь он с оружием в руках! И может защититься…
Группа Козлова шла без тылового обеспечения, но есть всем хотелось. Спасали крестьяне, но не везде. Однажды под вечер Козлов послал нескольких ополченцев в деревню с просьбой помочь провизией. Во дворе одной из изб они увидели анемичного старика, успокаивающего такого злого пса на привязи, что шерсть на загривке у четвероногого сторожа не опускалась. Селянин назвал себя Тихоном. Потом он, оглядываясь по сторонам, высказался так:
— Чужих, ворожих глаз немало в округе хаты… Я вам вынесу сам кусочек сала и хлебыну, а вы посядьте он там, в кущах, — тихо проговорил хозяин и пошел в избу. Перед дверью он щелчком отправил окурок на землю, проследив, куда он упадет. Огненная точка описала плавную дугу и пропала в густой влажной траве. После этого он успокоился — везде было много сухой соломы и подсохшего сена. Куряка, очевидно, боялся пожара из-за неосторожности.
— Надо рассредоточиться, — скомандовал Козлов, поймав себя на мысли, где он находится. Он понимал необходимость осторожности и бдительности — каждого в бинокль не разглядишь. Это он подумал на тот случай, если крестьянин приведет с собой полицаев. Голодным и измученным мужикам не надо было приказывать — все укрылись в густых зарослях лещины.
Минут через 20 дед принес брусок желтого сала и теплую ржаную булку хлеба.
— Уходьтэ хлопци, с ентого мяста… каратели на хутори, идут швыдко сюды, — предупредил партизан Тихон на белорусско-польском суржике.
Скоро густой лесной массив проглотил горстку наполовину невооруженных патриотов. Даже с этим усеченным отрядом народных мстителей Козлову удавалось не только отбиваться от полицаев и карателей, но и громить мелкие подразделения и части немцев из засад.
В октябре погода стала сумбурной. С утра небо было окрашено в лазоревый цвет. Солнце поднялось быстро. Но к полудню внезапно набежавшие с запада лохматые, похожие на растянутую вату, тучи отправили на землю крупные сырые хлопья раннего октябрьского снега.
Уже через месяц после начала Великой отечественной войны стало ясно, что военная доктрина Советского Союза, изложенная в «Боевом уставе» РККА (бить врага на его территории), оказалась мифом. Войска вермахта стремительно наступали и уже к началу осени приблизились на опасное расстояние к Москве. К началу октября обстановка стала близкой к критической — в окружение под Вязьмой и Брянском попали 60 советских дивизий.