Не удивительно, что после случившего оставшихся в живых красноармейцев охватила ярость. Один командир отдал приказ арестовать начальника станции, другой — расстрелял его на месте. А ведь с позиции мирного времени начальник был прав. А вдруг семафор откроют — эшелоны без задержки должны быть отправлены, сзади идут другие. Железнодорожный транспорт жил и живет строго по расписанию. Тем более это было военное время. Времени для сбора разбежавшихся по лесу граждан у него тогда бы не было…
Выпрыгнула из вагона и Галя. Сначала она метнулась в сторону густо поросшего кустарника за железнодорожной насыпью. Потом устремилась бегом через небольшую поляну к лесу. Пробежав «стометровку» страха, тяжело дыша, запыхавшись, пошла медленно. Сердце долго работать под физической и психологической нагрузкой не могло. Пройдя с километр, она решила передохнуть на видневшейся опушке низкорослого мелколесья. Оставалось немного, чтобы дойти до намеченной цели. Но свинцовая тяжесть в ногах, появившаяся от усталости, повалила ее на землю…
Неожиданно ее внимание привлек какой-то бетонный колпак, оказавшийся заброшенным дотом. Проникнув в него, она упала на пол и через мгновение уснула. Сколько девушка проспала — не знала. Проснулась от немецкой лающей команды: «Рус капут, выходи!»
Когда ее вывели из дота, она увидела длинную многотысячную колонну мирных жителей и советских военнопленных, двигающуюся по проселочной дороге. В эту человеческую массу втолкнули и Галину. Людей, построенных по четверо, немцы вели куда-то на запад. Иногда колонна останавливалась на привалы. Галя слабела с каждым днем от голода, физического истощения и психологической нагрузки. После одного из очередных привалов, это было ночью, она заметила глубокую воронку, на дне которой лежала куча наломанных кем-то веток. Она сползла вниз, укрылась для тепла валежником и задремала. А потом снова, как в ДОТе, провалилась в тревожный сон. Через некоторое время она проснулась от крика — конвой поднимал пленных.
Сначала Галя в порыве измученного, но немного отдохнувшего тела захотелось сбросить с себя «зеленое одеяло», встать и пристроится к колонне. Но холодный ум подсказал другую команду: «Лежи, замри, может, пронесет».
И Галя замерла. Она слышала какие-то немецкие команды карателей, топот ног, гул двинувшейся колонны. Несмотря на мокрую землю на дне воронки, остуженной за ночь, у нее на лбу от волнения и переживания выступил горячий пот.
«Боже мой, неужели пронесло?!» — подумала она, осторожно сбрасывая с себя ветки-спасительницы. Выбравшись из ямы, испачканная в глиноземе, она побрела в сторону какой-то деревни. Скоро появились первые сельские дома с дымами…
«Значит, в них топят печи, готовят еду, пьют чай или молоко», — размышляла Галина. Постучала в дверь одной из изб, чтобы обогреться, но ее не пригласили в дом. Второй, третий, четвертый дом… Ее никто не впускал в сельский очаг…
«Как же так — русские люди не могут помочь таким же русским? — задавала сама себе вопросы Галина. — Почему так случилось? Откуда людская черствость? Где же наше традиционное гостеприимство?»
Вопросы были логичны, но она не знала приказа немецкой администрации, что за укрывательство партизан и красноармейцев немцы обещали расстреливать каждого жителя, не щадя даже детей.
Но в жизни мир не без добрых людей, а хотелось бы, чтобы он существовал без недобрых. В одну избу ее все же впустили.
«Рядом с добрым малоизвестным человеком даже этот мрак отступления и побега из плена стал на мгновение радужным, — подумала Галина. — Добрый человек не может быть бесчестным».
Хлопотливая хозяйка, назвавшая себя Антониной, помогла девушке очистить армейскую юбку от прицепившегося репья и налипших сухих кусочков глинозема. Накормила картошкой в мундире и напоила девушку горячим мятным чаем. От всей души Галя поблагодарила смелую и добрую крестьянскую семью, от которой узнала о страшном карательном приказе оккупантов. От Безиной (такой была фамилия Антонины) она направилась искать партизан.
А в голове шевельнулась мысль: «После войны я обязательно найду эту семью и отблагодарю ее за великодушие».
Она шла лесом и продолжала занимать себя философствованием: «Какой смелый и добрый человек эта Антонина. Прекрасная русская женщина. Как она мне помогла!..»
На опушке леса ей встретилась такая же девушка, как и она, убежавшая из колонны военнопленных. Познакомились, протянув друг другу руки.
— Дуся Вилкова. Зови меня просто Галя.
— Тоня Романова.
— Откуда?
— Из колонны деру дала, немцы проспали — с улыбкой ответила Тоня. — Что делать-то будем? Куда идти?
— Как куда — в партизаны! Нам теперь их надо искать! — заметила Галина.
Говорили, пробираясь лесными тропинками на разные темы — дорог боялись. По ним на восток двигались немецкие войска.
Тоня почему-то надеялась на большие перемены по весне.
— Галя, я думаю пружина Красной армии, прижатая немцем до предела к кремлевской стене, должна, наконец, распрямиться.
— Я тоже так думаю.
— Весна, любовь, полеты на крыльях радости, — щебетала Тоня.
— Весна, конечно же, наступит, но любовь и войну трудно совместить. Вообще, весна с медицинской точки зрения воспринимается как период истощения организма — витаминов будет не хватать. Перепады давления. Новый сезон после зимнего прозябания, — заумно ответила Галина.
Теперь поиск партизан девушки продолжали вместе. Скоро они нашли то, что искали. Партизанские разведчики привели девушек в отряд. Провели с ними беседу, накормили и определили в отряды. Галя и Тоня стали разведчицами. К девушкам на дорогах Смоленщины было больше доверия со стороны местных полицаев — мало ли зачем селянки идут в соседнюю деревню? Жизнь же продолжалась, хоть и в оккупации. Такой ситуацией стали пользоваться партизаны, используя девушек для ближней разведки. Они выявляли места обитания местных полицаев — их адреса проживания, гарнизоны карателей, направление движения войсковых колонн неприятеля…
Выше уже говорилось, как познакомились Александр Козлов и Галина Вилкова, как стали семейной парой. Они застали самые страшные дни позора нашего отступления. Это случилось в начале Великой Отечественной войны, несмотря на отчаянное сопротивление наших пограничников и пехотинцев. Молодая семейная пара прошла дорогами сурового партизанского быта, неожиданного пленения карателями и тонкой игрой с немецкой военной разведкой в одном из ее подразделений под кодовым названием «Сатурн».
Они были молодыми и любили друг друга, но обстоятельства иногда выше людских намерений и надежд. У них были моменты, когда предательски шевелился в голове жуткий вопрос: жизнь, быть может, не стоит того, чтобы жить, но что с ней еще можно делать? Смерти боятся — на свете не жить. Некоторые стрелялись. Александр и Галина считали такой выход малодушием.
Было время, когда Галю и Александра привязывал к жизни уже после войны тот, кому они служили опорой — их маленький сын Саша — Александр Александрович, или просто Сан Саныч! Но этот момент крепкой семьи разрушили дикие обстоятельства человеческой черствости и равнодушия, в том числе и безразличного чиновничества. И тогда судьба показала им свое переменчивое лицо: плохие дни стали чередоваться с очень плохими сутками. Тонко и мягко звенящая семейная струна вдруг оборвалась. Одни уста и теплом, и холодом дышат. Она с сыном уехала на родину. Козлов за ней не последовал.
Когда его спрашивали:
— Почему не поехал?
Он гордо отвечал:
— Я не хотел сидеть безработным на шее у Галиных родственников. Чужой хлеб рот дерет, да и за чужой счет не купишь почет. А потом я бы никогда не променял Ставропольский край на Саратовскую область. Я считаю, что это было предательство с ее стороны — тихая вода берега подмывает. Но я не намерен ни в чем ее обвинять. Золото испытывают кислотой, а человека — золотом. На ее родине тоже было не золото в те голодные и холодные послевоенные годы.
После бегства от Козлова ее жизнь нельзя было считать счастливой.
Галя по натуре хладнокровная. Даже при горячих обстоятельствах рассчитывала действовать по указке не сердца, а разума, тем более с малолетним сыном. Ум любит простор, а тем более женский ум лучше всяких дум. Она привыкла перед важным поступком помолчать. Никому она своих мыслей не доверяла и закрывалась, как раковина двумя половинками.
Через некоторое время она вторично вышла замуж. Теперь она стала Вепревой, родила второго ребенка. Галя рассказала своему теперь самому близкому человеку (сын Саша был тогда еще маленький) о своем прошлом. Скоро у них родилась дочь. А жизнь текла, как она должна течь в подобных жизненных ситуациях.
Второй муж сходил с ума от ревности из-за редкого звонка Александра или присланной поздравительной открытки, приуроченной к какой-то памятной дате. Наверное, у всякой ревности есть причины. И есть один неписаный закон: «Когда не верит женщине мужчина, не верит он не ей — в себя не верит он…»
Вот уж действительно, измены хранят аромат верности идеалам, а с другой стороны, женщина изменяет, сохраняя верность природе материнства.
В середине 1970-х Галина работала в Балаковской Центральной районной больнице.
В годы горбачевской перестройки Галя совершенно случайно по ТВ увидела документальный фильм об Александре Козлове. В ходе показа фильма шел разговор о немецкой Борисовской разведшколе. И вдруг показали ее портрет — молодой, энергичной, деловой женщины… Она заплакала. Наверное, много чего вспомнилось и хорошего и не очень. А потом, словно развивая тему несостоявшихся планов, подумала: «Невзгоды — это четки, нанизанные на ниточку судьбы. Умные их спокойно перебирают. Мы же разорвали ниточку, и все бусинки рассыпались — собирать не захотели. Куда-то спешили, торопились, да и ниточка оказалась непрочной».
На 70-летнюю Галину смотрела… Галя — открытая, веселая, у которой