На глазах девушки выступили слезы. Она, словно досадуя на это, с остервенением вытерла их кофтой и придавила на газ. Какое-то время ехали молча. Затем она продолжила:
– Я была там. Я видела всё. Видела, как тебя били, как Данилу ударили шокером тоже видела. Но сделать уже ничего не могла. У меня и мысли не было, что они организуют целую облаву на вас. Я недооценила их, и лишь в этом моя вина.
Сергей молчал. Он хорошо знал свою племянницу и понимал, что сейчас точно не время взывать к её совести. Сейчас она полностью убеждена в своей правоте. И еще больше он досадовал на то, что понимал – отчасти она права. Если бы не она, Сидоров ещё долго собирал бы трупы под поездами. Она лишь ускорила процесс. Приблизила развязку… Воронов, чтобы как-то вернуть её в русло повествования, спросил:
– Значит, они заставили тебя подводить людей к суицидам, шантажируя жизнью Филюшкина. Что еще они заставляли тебя делать?
Света утерлась рукавом и шмыгнула носом совсем уж по-детски. Маленький и незначительный жест, который, тем не менее, показался Сергею таким милым, таким родным. Он вспомнил её маленькую. Точно так она шмыгала носом, будучи ребенком, когда плакала и жаловалась любимому дяде на свои детские обиды, а он утешал её. Сергей вдруг понял, что перед ним совсем ещё молодая девочка, только со студенческой скамьи. Девочка, попытавшаяся взвалить на свои хрупкие плечи неподъемный груз. Сделать хоть что-то, чтобы мир вокруг стал лучше, справедливее. И делала она это, как могла.
– Им сильно мешал Данила, – перебила она ход его мыслей. – Сам того не желая, он перешел дорогу очень влиятельным людям. Как я поняла, под организацию всего мероприятия шеф взял немаленькую сумму у местных авторитетов, а стараниями Данилы отдавать ее стало нечем.
– Это мы и без тебя поняли, – ответил Сергей. – Они тебя привлекли, для того чтобы разыскать его?
– Нет. Убить.
– Но он жив и почти здоров. Как тебе удалось столько оттягивать этот заказ? Он сегодня спас четверых. И сейчас бегает по метро, пятого разыскивает.
– Никого он уже не разыскивает. Я сделала всё, как они велели, – тихо ответила Света и вновь посмотрела на часы. – Через семнадцать минут он покончит с собой.
Глава 19
В отличие от брата, Фунту московское метро всегда нравилось. Стерлинг постоянно ныл, что народу много – не протолкнуться, бомжи на весь вагон благоухают так, что вокруг вакуум образуется, а людям приходится жаться в другом конце вагона друг к дружке, лишь бы оказаться подальше от этого запаха. Фунт же был более сдержан и в подобных вещах умел находить положительные стороны. Подземка представлялась ему своего рода кровеносной системой мегаполиса, в которой люди играли роль эритроцитов. Городу нужны были эти маленькие жалкие клеточки. Каждый по отдельности, они не представляли никакой ценности. Но вот толпа таких людей-клеток – это и есть та самая живительная сила города, которая не давала ему стареть. Такое сравнение макро- и микроорганизмов позволяло Фунту видеть полную картину мироздания. Люди – клетки, Москва – организм. Без клеток организм погибнет, задохнется. Некому будет приносить кислород, в данном случае ‒ деньги. Не будь налогоплательщиков и работников, город загнулся бы за пару месяцев. Задохнулся бы в собственной вони, вдавленный глубоко под землю собственной массой. Людям-клеткам, в свою очередь, был необходим хозяин-организм. Без него их передвижения были бы просто хаотичным набором направлений и путей, город же заставлял их двигаться туда, куда ему было нужно. Миллионы горожан каждый божий день выползали из своих теплых углов и спускались под землю, для того чтобы добраться до ненавистного места, чтобы выполнить там ненавистную им работу, и все ради того, чтобы оплатить свое жалкое существование в этом жирном организме. Платя огромные налоги и снимая безумно дорогое жилье, они в массе своей обрекали себя на бесконечную погоню за призрачным счастьем. Навязанный им образ жизни никак не мог устроить нормального человека, но, вот парадокс, большинство из них даже не догадывались, что они всего лишь средство для поддержания жизни чужого организма. Некоторые из них барахтаются более интенсивно и, при хорошем раскладе, через несколько лет исправной службы и выплат дани обретают свободу в виде маленьких железных коробочек – автомобилей. Мнимая свобода обрекает их на бесконечные пробки и еще более масштабные поборы в виде транспортных налогов, штрафов, платных парковок и беспрестанно дорожающего бензина. Особо нетерпеливые клеточки даже умудряются ввязнуть в кабалу кредитов ради такой свободы. И опять парадокс – становятся счастливее. Мнимое счастье, приобретенное на деньги, которых ты еще не заработал, но, тем не менее, бесконечно греющее душу и тешащее самолюбие.
Фунт смотрел на всех этих людей-клеток с жалостью и восторгом одновременно. С одной стороны, подобная эксплуатация людей городом была ему противна. Но, если посмотреть на это с другой стороны, становилось понятно, что насильно никто никого не держит. Никто не приглашал этих глупых клеточек бегать сломя голову в поисках счастья в этом огромном железобетонном организме. Никто, в конечном итоге, не держит их и после того, как они приехали в мегаполис. Хочешь свободы ‒ собирайся и вали себе обратно в селезенку или печень, не важно, откуда ты там родом. Но нет же, будут сидеть тут, в сердце страны, и накачивать своим почти бесплатным трудом его и без того непомерно раздутые потребности. Фунт восхищался этим фактом. Каким же нужно быть гением, чтобы одурачить сразу столько людей?!
Себе же он отводил роль лейкоцита ‒ небольшой иммунной клетки, борющейся по мере сил своих с клетками, «прущими» против системы. Такой вот уродской клеткой, по его мнению, и был объект его слежки. Фунт уже два часа следовал за этими двумя отбившимися от рук эритроцитами. Щеглов и Воронов, будто заведенные, бегали по всей подземке и всячески мешали его организации нормально зарабатывать. Команды действовать Фунт не получал, и его заданием на сегодня было проследить за маневрами этих двоих, по возможности, не попадаясь им на глаза. Чем он, собственно, и занимался. Меняя образы, словно в театре одного актера, он следовал за ними буквально по пятам. Видел чудесное спасение одного, затем другого суицидника. Сменил образ ‒ быстро снял парик, вывернул двухстороннюю куртку наизнанку и нацепил кепку с дурацкими клапанами для ушей. Затем продолжил слежку. После спасения третьего опять на ходу сменил образ, теперь он был инженером в очках и с усиками. Сумка через плечо, битком набитая реквизитом для смены внешности, позволила ему оставаться незамеченным на протяжении всего дня. Несколько раз Фунт невозмутимо ловил на себе взгляд Воронова, но тот, видимо, так и не почуял слежку, чем сильно потешил его самомнение как актера.
Чем дольше длилась слежка, тем сложнее было оставаться незамеченным. Особенно трудно было на станции «Тропарёво», где народу было мало по сравнению с центром, в котором затеряться в толпе глупых эритроцитов не составляло большого труда. Но тут случилось маленькое чудо ‒ объекты слежки разделились. Следить за Вороновым команды не было, и Фунт с легким сердцем отправился следом за Щегловым. План шефа был до безобразия простым. Стерлинг остался с профессором Филюшкиным и по звонку должен был привести его на встречу с Данилой в указанное время и место. Фунт же должен был проследовать за этой занозой в заднице и, убедившись в том, что работа самонадеянной девчонки выполнена, убрать обоих.
***
Капитан Сидоров заметно нервничал. Служебная «Волга» захлебывалась, выдавая максимум своих сил, но, несмотря на все старания водителя, к цели они двигались, казалось, медленнее черепахи. Телефон Воронова по-прежнему не отвечал. Анонимная наводка застала его врасплох аккурат после того, как он отчитался перед начальством о проделанной за день работе. В сообщении был адрес загородной железнодорожной станции, и, судя по всему, именно там ожидалась развязка всей этой запутанной истории. Кому-то удалось собрать в одном месте почти всех её участников, включая и самого организатора. Номер, с которого пришло сообщение, не определился. Сидоров, конечно, догадывался, кто именно скинул ему эту наводку, но убедиться в своих догадках не имел возможности, так как времени было в обрез. Он поминутно заглядывал в смартфон, оценивая шансы успеть вовремя. Время от времени ему приходилось подгонять уставшего сержанта, но тот и без того выжимал из бедной машины все соки.
На место прибыли минут за десять до назначенного времени. Капитан оставил подчиненного у одного из входов на платформу, а сам побежал к дежурному по станции, чтобы отдать несколько распоряжений. Наконец он вышел на перрон. Огляделся. Платформа была почти пустой. Днём в сторону области двигалось не так много пассажиров, да и станция, судя по всему, была второстепенной, многие электрички проносились мимо неё без остановки.
Мелкий дождь, накрапывавший весь день, закончился, вышло солнце и осветило безлюдную платформу. Капитан властно забарабанил в дверь билетной кассы. Сунув в нос кассирше удостоверение, он попросил её удалиться с платформы, а сам занял ее место в тесной каморке. Теперь его взору открывалась вся панорама, а его самого можно было заметить, лишь вплотную приблизившись к его убежищу. Сидоров закурил.
Ждать пришлось недолго. Не успел он выкурить сигарету, как прибыл первый участник действия ‒ из подошедшей электрички медленно вышел Щеглов. Парень огляделся по сторонам, словно изучая обстановку, но, не заметив ничего интересного для себя, зафиксировал свой взгляд на какой-то дальней точке перрона. Словно завороженный, покачиваясь, он прошел мимо временного убежища капитана, не замечая его. Сидоров обратил внимание на взгляд молодого человека. Его глаза не выражали ничего. Полная пустота и безразличие ко всему. Парень подошел к самому началу платформы и встал в опасной близости к краю. Капитан хотел было окликнуть парня, но, приоткрыв форточку кассы, заметил двух мужчин. Видимо, они зашли на перрон с другой стороны и теперь стояли метрах в десяти от Щеглова, не приближаясь к нему. В одном из них Сидоров узнал профессора Филюшкина, а, стало быть, второй был его надзирателем. Профессор выглядел подавленно. Поминутно озираясь