На мой взгляд, широта и открытость его души со временем сыграют с ним злую шутку. Райкин, выходя на улицу, надвигал на глаза шляпу, чтобы его не узнавали, а с Савелием люди вели себя панибратски, что рано или поздно должно будет ему надоесть и даже раздражать. А тогда он, еще молодой, считал, что счастье буквально привалило к нему, и купался в нем, забыв, как трудно, до пота работал над рассказом Василия Шукшина «Ваня, как ты здесь?», что лишь с четвертого варианта его инсценировка понравилась партнеру по театру Алексею Горизонтову и режиссеру Нине Городецкой.
После «Неуловимых» Савелий стал кассовым аншлаговым гастролером, но не носился по стране, как другие артисты, ставшие популярными после фильма о неуловимых. Савелия удивил режиссер Кеосаян, внезапно собравшийся уезжать в Ереван.
— Зачем вы уезжаете? — выпучив глаза, спросил у него Савелий. — Будете снимать новые фильмы! Вас завалят предложениями!
— Я показал, что могу работать, и неплохо, — сказал режиссер, — ведь многие коллеги считали меня неспособным режиссером или в лучшем случае — неудачником. Я доказал им, что могу снимать картины не хуже, чем они. А доказывать это всю жизнь — не собираюсь. Жизнь состоит не только из работы, — многозначительно заметил Кеосаян.
— Разве? — удивился Савелий. — Ведь люди получили много радости от вашего фильма!
— Значит, я тоже заслужил право на свою радость, — вздохнул Кеосаян, — поеду на родину, куплю дом, поживу среди любящих меня сородичей, буду беседовать с ними, проводить вечера, петь народные песни…
Кеосаян уехал в Ереван, купил там себе дом и вскоре скончался. Может, и спешил на родину, потому что предчувствовал уход из жизни, а может, потому, что не мог жить без кино. Он был темпераментным человеком, бурно работая на киносъемочной площадке, а вне ее с каждым артистом говорил о его роли мягко, спокойно и разумно. Вероятно, поэтому удались роли в этом фильме многим артистам. Молодой актер, игравший цыганенка, стал стадионным гастролером, и Борис Сичкин, сыгравший одесского куплетиста Бубу Касторского, по сути самого себя, стал неистово использовать свою популярность, полученную после этой, долгие годы единственной в своей кинокарьере роли. Я хорошо знал возможности этого артиста, танцора по профессии. Работая с женой, Галиной Рыбак, в Москонцерте, они исполняли оригинальный, смешной номер «Танцы сидя», предназначенный для живущих в малогабаритных хрущевках. Борис Сичкин обладал природным юмором, был незаменим в капустниках, остроумен, как тамада за столом, но на сцене в сатирических номерах выглядел столь неубедительно, особенно в пародии на священнослужителя, что сам отказался от их исполнения. Кеосаян попал в десятку, выделив ему в фильме роль куплетиста. Борис Сичкин хотя и не поет в фильме куплеты, фактически исполняет лишь вступление к ним, но всем своим «одесским» видом и манерами, даже в танце показывает, что умеет это делать мастерски, и ему веришь. Зато фальшиво и даже пародийно выглядит гибель его героя от белой пули, но полюбивший его в течение фильма зритель не замечает этого. И вот Борис Сичкин, обретя популярность, бросается с сольными концертами по стране, выступая на сцене по двадцать минут вместо полагающихся полутора часов, и… попадает в тюремный изолятор. К тому же оказывается, что его жена, Галина Рыбак, вообще не выезжает на гастроли, но числится в ведомости на получение зарплаты. Смешной в капустнике в роли одесского куплетиста, он предстает в жизни весьма жестким человеком. Я слишком много места уделил этому человеку, чтобы потом рассказать, почему покидали родину такие честные и принципиальные киноартисты, как Савелий Крамаров, Олег Видов, и такие, как Борис Сичкин, над которым висело уголовное дело, условно закрытое после того, как он возвратил в казну незаконно полученные деньги. Увы, он был такой не один, и пусть несовершенным было тогда законодательство, но он его нарушил. Может сетовать лишь на то, что другие его коллеги в подобных случаях обошлись без суда. Они были более известны, чем он, и их защитили влиятельные в искусстве деятели.
Савелий Крамаров тоже мечтает заработать, но не в ущерб основному делу жизни — кино; редко, лишь в свободное от съемок время, выезжает на гастроли. У него одна цель — вырваться из коммуналки в однокомнатную отдельную квартиру, с телефоном, без которого связь с работниками искусства почти немыслима. Наконец он собирает деньги на покупку квартиры, но она оказывается без телефона. Он расположен в соседнем доме.
Он, уже будучи популярен, выстаивает очередь к аппарату за другими жильцами и начинает разговор, удивляющий стоящих рядом соседей.
— Алло, с вами говорит актер Савелий Крамаров.
— Зачем вы так официально представляетесь? — замечает ему одна из соседок. — Вас все узнают. Даже по голосу!
— Я иначе не могу, — говорит ей Савелий, — меня тоже поражает, как вы в наше время воспитываете четырех детей?! Вам не хватило бы двух?!
— Я не могла иначе, — вздыхает соседка, — а почему вы уже целую неделю дома? У вас что, нет киносъемок?
— А какой сегодня день? — серьезно спрашивает Савелий, вызывая смех соседки и окружающих их людей.
Савелий часто отвечает людям невпопад. Он много снимается, но на ролях сосредоточивается с трудом, осунулся, питается нерегулярно, потерял аппетит. Его не раз видели около дома с букетом цветов в руках. Люди, как обычно, с интересом смотрят на него, улыбаются. На улице ему редко удается избавиться от толпы, шествующей за ним. Чтобы скрыться от людей, он заходит в подъезд своего дома. Стоит на площадке между двумя этажами и смотрит на часы. Время приближается к семи вечера, когда к его дому должна подойти Маша. Он влюблен в нее, и настолько сильно, что сомневается, ответит ли она на его чувства Маша — обаятельная стройная девушка. Савелий повидал на киностудиях массу смазливых и длинноногих девушек, мечтающих покорить кинорежиссеров своими внешними данными, считая, что они важнее актерского мастерства и опыта. Маша — совсем другая девушка. Когда Савелий познакомился с ней, то она даже не знала, что он студент ВГИКа, киноартист.
— Вы смотрели фильм «Парни с нашего двора?» — спросил он у нее.
Она отрицательно покачала головой.
— А вы там заняты? — спокойно поинтересовалась она.
— Играю роль Васьки Ржавого! — гордо вымолвил Савелий.
— Кого? — удивленно переспросила она.
— Васьки Ржавого!
— Почему именно Ржавого?
— Не знаю, — смутился Савелий, — это его так прозвали во дворе. Хотите посмотреть?
— Можно, — подумав, согласилась Маша.
Она смотрела фильм с любопытством, но не более.
— Быстро закончился, — заметила она.
— Так это ведь короткометражка! — объяснил Савелий.
— А мне было интересно, что станет с Васькой, когда он вырастет. Не вечно же будет околачиваться во дворе?
— Он влюбится! — решительно произнес Савелий, поставив себя сегодняшнего на место Васьки.
— Вы уверены? — улыбнулась Маша, разглядывая подаренные Савелием цветы. — Вы всем девушкам преподносите цветы?
— Всем… которые нравятся, — покраснел Савелий и вспомнил совет матери о том, что когда не знаешь, что сказать, то говори правду. — Вам… первой… А вообще-то я люблю цветы, посадил их на могиле мамы. Многолетники…
— Вы понимаете толк в цветах?
— Вроде бы… Я учился в лесотехническом институте. Потом ушел.
— Почему?
Савелий почувствовал неодолимое желание рассказать именно этой девушке всю свою жизнь, об аресте отца и мучениях мамы, о том, как трудно приходилось ему в жизни, как пробивается в кино…
— И после этого вы смешите народ? — удивилась Маша.
— Пусть смеются, — улыбнулся Савелий, — мне это тоже доставляет радость.
— А у вас неплохо вышел Васька Ржавый. Я таких, какой, встречаю в нашем дворе.
— Вы там гуляете? — удивился Савелий.
— Во дворе гуляет моя собачка, когда я вывожу ее туда. По вечерам. А днем я работаю в архитектурной мастерской.
— Вы архитектор?! — изумился Савелий. — Такая молодая!
— Архитекторы, как и артисты, бывают молодые и старые, — сказала она, и они вместе рассмеялись. Через неделю Савелий пришел на свидание с большим букетом.
— Вы так потратились… зачем? — без упрека, ласково, но напряженно вымолвила она.
— Я люблю вас, Маша! — выпалил Савелий.
— Мы знакомы всего неделю, — смутилась Маша.
— А мне кажется, что давно, я вас часто видел….
— Где?
— В своих мечтах. Честное слово. Я не знал, кто вы по профессии, но видел, что вы обаятельная девушка, чувствовал, что очень умная…
— Не очень. Не люблю формальных комплиментов, — посуровела Маша.
— А я говорю не формально, а от всей души! — приложил к своему сердцу руку Савелий, и сделал это настолько искренне и простодушно, что Маша улыбнулась.
— Я вам верю.
— Правда?! — едва не подпрыгнул от радости Савелий, а Маша подтвердила свои слова жестом, которым клялся Васька Ржавый.
— Так вы тоже артистка! — похвалил ее Савелий.
— Как все женщины; они в какой-то мере артистки.
— Вы — не как все! — чистосердечно произнес Савелий, и потеплевшие глаза Маши встретились с его горящим взором. — С вами можно пойти на край света!
— Можно, — согласилась Маша, — и вы бросите кино?
Савелий растерялся. Он обожал эту девушку, любил ее безумно, но не понимал, как сможет жить без кино.
— Вот отснимусь в первом полнометражном фильме, и пойдем! — нашелся Савелий.
Маша улыбнулась. Она понимала, что он одержим творчеством, и перевела разговор в другое русло, рассматривая букет.
— Вы любите гвоздики?
— Да, — сказал он, поневоле лукавя, потому что на букет роз у него не хватило денег.
Тут я вспоминаю рассказ о Савелии его коллеги по жанру, другого популярного артиста кино Евгения Моргунова: «С моей точки зрения, Савелий Крамаров был удивительным человеком. Он не пил водку, и это у нас, в России! Он любил сцену, кинематограф и друзей. А тех людей, кто ему не нравился, обходил стороной. Российское кино гибнет без таких творцов, как Петр Алейников, Новосельцев, Крамаров… Они — настоящие актеры и люди. Актером нельзя стать, им надо родиться. С Савелием Крамаровым я пошел бы в разведку. Порядочный человек. Мне казалось, что никто с таким вниманием не слушает режиссера, как он. Некоторые опытные артисты только делают вид, что понимают режиссера, формально выслушивают его, а он внимал ему, как верный ученик, пытаясь до мельчайших тонкостей понять указания учителя. Если чего-то не понимал, то не боялся переспросить. Он любил красоту, цветы, был артистом в лучшем смысле этого слова. Даже у плохого и злобного артиста не поднималась рука его оттолкнуть или обидеть. При этом он жил жизнью, которой жил. Однажды сказал ретивому администратору: «Берегите артистов — они ваша среда, ваш воздух, которым вы дышите». Приходя в Театр киноактера, где мы выступали, он приносил с собой гвоздику и выходил с ней на сцену. Видимо, гвоздика ему напоминала о чем-то важном и серьезном в его жизни, наверное, о нежной и красивой любви. Держа в ру