ь, напоминал винтик какой-то безжалостной машины. Он отдал приказ своему подчиненному. Несколько отрядов пехотинцев начали дефилировать от боковой улицы, расположенной справа от правительственного здания. Они шеренгами продвинулись на участок, частично захваченный толпой.
В сопровождении отряда уланов президент вошел в экипаж, который немедленно начал быстро двигаться. Как только экипаж оказался на краю открытого участка, толпа неистово рванулась вперед. Охрана встала на защиту президента.
— Отступить назад! — скомандовал офицер, но на него не обратили ни малейшего внимания.
— Вы намерены отойти или мы сами вас подвинем? — повторил он, переходя на крик.
Однако толпа не отступила ни на дюйм.
Людям угрожала неминуемая опасность.
— Мошенник! Предатель! Лжец! Тиран! — раздались возгласы из толпы.
Люди употребляли и многие другие выражения, о которых неприлично писать.
— Верните наши права — это вы их украли!
И тогда кто-то позади толпы выстрелил в воздух из револьвера. Эффект был поразительным. Уланы оставили свои позиции и бросились вперед. Крики ужаса и ярости раздавались со всех сторон. Люди мчались, преследуемые отрядами кавалеристов; некоторые падали на землю и были раздавлены насмерть; других сбивали с ног и калечили лошади; третьих пронзали копья солдат. Это было ужасное зрелище. Те, кто стоял сзади, швыряли камни, некоторые стреляли в воздух из пистолетов. Президент оставался невозмутимым. Стройный и несгибаемый, он взирал на всю эту бойню, как люди смотрят на лошадей, участвующих в гонках, когда ставки не сделаны. Его шляпа была сбита, и струйка крови, стекавшая по его щеке, свидетельствовала о том, что ему был нанесен удар камнем. В течение нескольких моментов он не мог принять решение. Толпа могла бы штурмовать экипаж и разорвать его на кусочки! Ведь были и другие, более легкие способы умереть. Но благодаря дисциплине войск удалось преодолеть все трудности. И случилось так, что поведение этого человека заставило врагов подчиниться ему. Толпа отступила, все еще продолжая свистеть и улюлюкать.
Тем временем офицер, командовавший пехотой у здания парламента, был встревожен натиском людей, устремившихся к экипажу президента. Он решил отвлечь толпу.
— Мы вынуждены будем открыть огонь, — доложил он майору, находившемуся рядом с ним.
Этот офицер хоть и был ниже званием, но представлял другое ведомство и был, по-видимому, наделен более широкими полномочиями.
— Отлично! — ответил майор. — Это позволит нам завершить наши эксперименты по прорыву сквозь толпу. До сих пор мы пытались использовать пули с мягкими наконечниками. Это очень ценный эксперимент, сэр.
И затем, повернувшись к воинам, он отдал несколько приказов.
— Очень ценный эксперимент, — повторил он.
— Все это довольно дорого, — сухо заметил полковник. — И половины войск будет вполне достаточно, майор.
Раздался лязг затворов, это заряжались винтовки. Люди, стоявшие в первых рядах напротив войсковых цепей, немедленно начали неистово бороться, пытаясь укрыться в глубине толпы, чтобы избежать угрозы оружейного залпа. Лишь один мужчина в соломенной шляпе стоял с гордо поднятой головой. Вдруг он бросился вперед.
— Ради бога, не стреляйте! — закричал он. — Проявите милосердие! Мы разойдемся.
В какой-то момент наступила пауза, потом был отдана четкая команда и раздался оглушительный залп. Послышались стоны и крики. Мужчина в соломенной шляпе откинулся назад и упал на землю; другие люди тоже упали и молча лежали в странных искаженных позах. Все люди, за исключением воинов, разбежались; к счастью, было много выходов с площади, и через несколько минут она стала почти пустынной. Экипаж президента продвигался сквозь расступавшуюся толпу к воротам дворца, охраняемым солдатами. Он добрался до него в безопасности.
Наконец все закончилось. Дух толпы был сломлен, и вскоре огромная площадь Конституции стала почти пустой. На земле валялись сорок трупов и некоторые использованные патроны. Эти люди сыграли свою роль в истории человеческого развития и забылись живыми людьми. Тем не менее солдаты подобрали пустые гильзы, и вскоре на это место приехали полицейские с тележками и собрали другие вещи. И снова в Лаурании воцарились тишина и покой.
Глава II. Глава государства
Экипаж в сопровождении охраны проехал через древние ворота по широкому двору к входу во дворец. Президент вышел из экипажа. Он глубоко понимал важность сохранения доброй воли и поддержки армии. Тогда он немедленно подошел к офицеру, который был командиром улан.
— Я надеюсь, что никто из ваших воинов не был ранен, — сказал он.
— Ничего серьезного, генерал, — ответил офицер.
— Командуя отрядом воинов, вы проявили великую мудрость и отвагу. Об этом будут помнить. Но, вероятно, легко руководить смелыми людьми; они, кстати, тоже не будут забыты…
Президент хотел добавить еще что-то, но его отвлекло мимолетное движение, которое он уловил краем глаза.
— О, полковник, вы правильно сделали, что пришли ко мне. Я ожидал некоторых волнений среди недовольных слоев общества, как только стало известно, что мы были полны решимости поддерживать закон и порядок в государстве.
Эти последние слова были сказаны смуглому, загорелому мужчине, который вошел во двор через боковые ворота. Полковник Сорренто, как звали незнакомца, был военным начальником полиции. Занимая эту важную должность, он одновременно выполнял обязанности министра обороны республики. Правительство уполномочило гражданскую власть немедленно прибегать к оперативной и эффективной помощи военных, если необходимы или желательны строгие меры. Такой порядок соответствовал духу времени. Обычно Сорренто был спокойным и невозмутимым. Он участвовал во многих сражениях и испытал на себе жестокость и беспощадность войны. Несколько раз он был ранен, и его считали смелым и твердым человеком. Но есть что-то ужасающее в концентрированной ярости толпы, и по манере поведения полковника было видно, что он не был равнодушен к происходящему.
— Вы ранены, сэр? — участливо спросил он, увидев лицо президента.
— Ничего страшного, просто удар камнем; но они были очень агрессивны. Кто-то подстрекал их. Я надеялся уехать, прежде чем эта новость стала известна. Кто сообщил ее?
— Море, член Гражданского совета; он выступил, стоя на балконе отеля. Очень опасный человек! Он сказал им, что их предали.
— Предали? Какая дерзость! Конечно, такую формулировку можно найти в двадцатом разделе Конституции: «Подстрекательство к насилию против человека, являющегося Главой государства, в результате обмана или по иным причинам». — Президент хорошо знал статьи общественного закона, призванного укреплять исполнительную систему. — Арестуйте его, Сорренто. Мы не можем позволить безнаказанно оскорблять честь правительства! Хотя… оставьте его пока на свободе. Возможно, было бы разумнее проявить великодушие теперь, когда вопрос улажен. Я не хочу кого-то преследовать именно сейчас.
Произнеся столь напыщенную тираду, президент добавил уже другим тоном:
— Полковник, этот молодой офицер выполнял свой долг с величайшей решимостью, его можно считать самым замечательным воином. Пожалуйста, проследите за тем, чтобы это было отмечено. Повышение в звании всегда должно быть результатом заслуг, а не возраста, результатом доблестной службы, а не услужения. Мы не забудем ваши заслуги, молодой человек!
С этими словами он поднялся по ступенькам и вошел в зал дворца, оставив младшего офицера в одиночестве осмысливать сказанное. Это был молодой человек двадцати двух лет, раскрасневшийся от удовольствия и волнения, лелеявший великие надежды о власти и успехах в будущем.
Просторный и величественный бал был оформлен в самом высоком стиле республики Лаурании. Повсюду демонстрировались военные доспехи. Колонны были выполнены из мрамора; их размеры и цвет свидетельствовали о роскоши и величии прошлых дней. Пол, выложенный мозаикой, был украшен чарующим узором. Причудливая мозаика на стенах воссоздавала события национальной истории: основание столицы, заключение мира в 1370 году; прием посланников великого Могола; победу Брота; смерть Салданхо, мужественного патриота, который принял гибель, но не согласился грубо нарушить Конституцию. Далее на стенах были запечатлены такие события более поздних лет, как строительство здания парламента, победа флота у мыса Черонта и, наконец, окончание гражданской войны в 1883 году. На каждой стороне зала в глубоком алькове располагался бронзовый фонтан, окруженный пальмами и папоротниками. Журчание воды навевало ощущение живительной прохлады для глаз и ушей. Перед входом привлекала внимание широкая лестница, ведущая в парадные дворцовые покои. Двери комнат были покрыты темно-красными занавесками.
На вершине лестницы стояла женщина. Ее руки опирались на мраморную балюстраду; ее белое платье контрастировало с ярко окрашенными занавесками. Она была очень красива, но в ее лице сквозили страх и тревога. Как свойственно женщинам, она задала три вопроса одновременно:
— Что случилось, Антонио? Неужели народ восстал? Почему они стреляли?
Она робко стояла на верхней ступеньке лестницы, словно боясь спуститься.
— Все в порядке, — ответил президент своим обычным невозмутимым тоном. — Некоторые недовольные взбунтовались, но полковник принял меры предосторожности. И здесь снова воцарился порядок, моя дорогая. — И обратившись уже к Сорренто, он продолжал: — Возможно, беспорядки возникнут снова. Войска должны быть отозваны в казармы, и вы можете выдать им в качестве поощрения дополнительную дневную плату. Пусть воины выпьют за процветание республики. Сегодня вечером следует вдвое увеличить охрану и желательно патрулировать улицы. Если что-то случится, вы найдете меня здесь. Спокойной ночи, полковник.
Он прошел несколько шагов, и министр обороны, сурово поклонившись, повернулся и удалился.
Женщина спустилась по лестнице, и они встретились на середине пути. Он взял ее руки в свои и нежно улыбнулся; она, стоя на одну ступеньку выше его, наклонилась вперед и поцеловала его. Это было дружелюбное, но формальное приветствие.