его детища – первые его пьесы.
А вот, наконец, и «Снегурочка»: афиша, декорации, рисунки костюмов, – та самая «коллекция берендеев», о которой так восторженно писал Репин Стасову.
Разглядывая все это, Савва Иванович, Поленов, Спиро словно заново переживают участливые часы молодого творческого подъема.
А сколько воспоминаний вызывают фотографии: дети, которые тогда были совсем малышами, когда играли в сочиненном для них «Иосифе», сейчас уже взрослые люди. Те, которые тогда еще в гимназию не ходили, сейчас – студенты, те, которые были тогда маленькими девочками, – сейчас дамы, и у них самих уже есть дети.
Конечно, конечно, во что бы то ни стало надо поместить сюда эти фотографии. Ведь это хроника нашего художественного кружка.
Василий Дмитриевич делает чудесный титульный лист для будущей книги. На нем дверь, открытая в большой кабинет Саввы Ивановича, видна гипсовая копия Венеры Милосской, которая здесь, на этом месте, долженствующем представлять собой «дверь» в книгу, символизирует искусство и красоту – то, чему все окружающие преданы всей душой.
Роскошно изданная книга вышла в свет в 1895 году в типографии Анатолия Ивановича Мамонтова и стала радостью для всех участников кружка.
Жаль вот только – Спиро не дожил. Он скончался скоропостижно в Одессе в ноябре 1893 года.
Ушел из жизни самый старый друг Саввы Ивановича.
Господи, сколько вместе пережито было в гимназические годы, потом в студенческие…
После того как Савва Мамонтов приехал из Милана, где он завязал близкие отношения с издательской фирмой Ricordi, он получал оттуда кипы нот, и они вместе со Спиро разбирали их, разучивали, и привычка эта сохранилась на всю жизнь. Как только профессор Спиро приезжал из Одессы, они с Мамонтовым улучали не один час, чтобы посидеть вдвоем у рояля, разбирая новые музыкальные опусы. Случалось, что Спиро играл, а Мамонтов пел – не зря же он учился в Милане. Так и изобразил их однажды Поленов, тоже подружившийся с Петром Антоновичем: Спиро сидит у рояля, Мамонтов стоит рядом и поет.
Потом, когда Мамонтов полюбил пластические искусства, Спиро и к живописи пристрастился, то есть сам-то он не писал, но художников полюбил, с Поленовым вот они даже большими друзьями стали.
Спиро начиная с 1881 года почти каждое лето проводил в Абрамцеве, живя в так называемом мужском флигеле, помещавшемся в том же гартмановском доме, где и скульптурная мастерская Саввы Ивановича. Всегда Спиро был одет в белую блузу, смотря по погоде – парусиновую или фланелевую, носил с собой огромную, им самим сделанную из можжевелового дерева палку, о которую опирался обеими руками во время отдыха при длительных прогулках. С этой палкой и в этой позе нарисовал его как-то Репин.
Увы, больше не приедет Петр Антонович Спиро летом в Абрамцево, а на Рождество в Москву…
Так грустно окончился 1893 год. Решено было увековечить Петра Антоновича в «Хронике», поместить там его портрет. По просьбе Елизаветы Григорьевны Поленов написал для книги портрет Дрюши. Помещены были в книгу репинские портреты еще двух участников кружка, скончавшихся ко времени выхода в свет книги: Мстислава Викторовича Прахова и Белоконского, сотрудника Саввы Ивановича, человека удивительной скромности, непременного участника литературных вечеров.
А 1894 год начался для Мамонтова интереснейшим делом. Министр финансов Витте, очень ценивший людей умных, предприимчивых, энергичных, то есть таких, каким был он сам, пригласил Савву Ивановича в числе небольшой группы людей совершить путешествие на Север: сначала по Двине до Архангельска, а потом вдоль берега не ведомого еще никому края – Мурмана.
Савва Иванович предложение Витте принял. Его отнюдь не смущает то, что Витте карьерист, ибо это само собой разумеется: можно ли, не будучи карьеристом, занять столь важный пост?! Сколько нужно подмять под себя людей, чтобы подняться на такую высоту! Сколько нужно изворотливости, чтобы пролезть сквозь все лабиринты дворцовых переходов!
Не думает и Витте о том, как окончатся его отношения с Мамонтовым. Сейчас Мамонтов нужен ему, и он пригласил его с собой путешествовать, он благоволит к нему – экспедиция размещается на двух пароходах, которые должны плыть по Двине, и, узнав, что Савва Иванович поместился на втором пароходе, Витте приглашает его на свой пароход, флагманский.
Пройдут годы, и в своих воспоминаниях, в главе, посвященной поездке на Мурманское побережье, Витте довольно подробно будет писать обо всех участниках: не только о таких, как специалисты морского дела Кази и Канкевич, но и о художнике Борисове, молодом человеке, бывшем иконописце Соловецкого монастыря, причем будет писать так подробно, что можно подумать – Борисов был известен, как Васнецов или Серов… Он будет писать о журналисте Кочетове, взятом в поездку, чтобы увековечить ее и возглавлявшего сие предприятие министра в путевых записках. (Кочетов – человек крайне реакционных взглядов, сотрудник «Московских ведомостей», сподвижник Каткова, выполнил свою миссию, выпустил довольно объемистую, на редкость скучную книгу путевых заметок – «По студеному морю».)
Лишь о Мамонтове, об его участии в экспедиции Витте не обмолвился ни словом. А между тем Мамонтов – одно из главных действующих лиц поездки, ибо ему решено поручить провести железную дорогу, продлить ее от Ярославля до Вологды и Архангельска. С железными дорогами у Витте связана вся карьера, но это – история самостоятельная и описывать ее было бы слишком громоздко. Здесь следует лишь сказать, что и в начале карьеры, и в описываемое нами время Витте был сторонником того, чтобы железные дороги были частными предприятиями. Того же мнения был и Мамонтов. Он был убежден, что государственные железные дороги разъедает рутина, царящая во всех вообще казенных учреждениях – и на железных дорогах, и в театре, – причем на железных дорогах разъедающее действие рутины усугубляется еще и коррупцией.
Таким образом, Витте и Мамонтов были единомышленниками. Да и вообще Витте в ту пору и впрямь любил таких людей, как Мамонтов, – прямых, энергичных, работающих засучив рукава, а не прохлаждающихся где-то, передоверив управление своими делами другим. И Мамонтов в письме к Елизавете Григорьевне дает высокую оценку Витте – он еще тоже не знает, чем окончатся их отношения… «Витте умеет отлично себя держать, и министр. Сразу видно, но в то же время чувствуется сразу и ум, и дело, и постоянная реальная забота, об нем говорят, что он все делает слишком бойко и скоро и может напутать. Это неправда. Голова его постоянно свежа и работает без устали… На пустяки и пустословие у него времени нет, что про других царедворцев сказать нельзя. Витте очень правдив и резок, что в нем чрезвычайно привлекательно. Вчера вечером Витте, говоря о препровождении времени на пароходе в течение 12 дней, предложил, чтобы каждый по очереди по вечерам приготовил по интересному рассказу. Все согласились. Об чем же я буду рассказывать? Думаю, уж не рассказать ли характеристику Ф. В. Чижова, подобрав побольше фактов»19. А ведь и правда, рассказ о Чижове, который еще в 1875 году организовал Архангельско-Мурманское пароходство, в такой поездке более чем кстати[10].
Витте – человек дела, Мамонтов, когда в нем просыпается делец, даже с оттенком некоторой зависти пишет об этом качестве министра: «Витте, как и следовало ожидать, совершает поездку за поездкой – это хороший ум, знание и постоянная рассудочная работа – просто завидно становится на такой роскошный экземпляр, это настолько умный и деловой человек, что ему нет надобности хитрить или скрывать свои мысли, как что видит, так и говорит в упор. Сегодня город давал ему обед, утром он делал прием, говорил там и здесь и все умнее умного».
Мамонтов явно попал в сети хитрого Витте, сделав заключение, что «ему нет надобности хитрить и скрывать свои мысли», ибо чего ради Витте сейчас хитрить, если он здесь – главный, и почему бы ему не говорить то, что он видит, – в упор. Ведь это не дворец… Мамонтов поймет свою ошибку, поймет тогда, когда будет уже поздно.
Но ведь Мамонтов не только человек дела, он и художник по натуре. И в тех же письмах, где он восхваляет деловые качества Витте, он пишет о том, что «ночью наблюдали, как перед нами две зари слились в одну», и о том, что «на Двине есть город Красноборск. Жаль, не останавливались, ибо это, наверно, была столица царя Берендея. Народ весь высыпал на берег». «Тебе с девочками, – пишет он Елизавете Григорьевне, – непременно собраться сюда как-нибудь и именно проехать по Двине, и вы вернетесь более русскими, чем когда-либо. Да и путешествие нисколько не трудное, а главное, нет этой отельной казенщины, а кругом искренняя простота. Какие чудные деревянные церкви встречаются на Двине»2021.
Эмоции Мамонтова немного смешили Витте, хотя, когда приехали в Соловецкий монастырь, он и сам оказался захвачен «природой величаво-суровой» и аскетическим образом жизни монахов. О Савве Ивановиче и говорить не стоит. Правда, об аскетизме и о службах, на которых участникам экспедиции пришлось стоять, «как на параде, три с половиной часа»22, он пишет совсем без энтузиазма. Зато в монастыре оказались интересные ризницы и чудесной красоты озера.
Пробыв два дня в монастыре, собрались ехать дальше. Пароход «Ломоносов» взял курс на незамерзающую гавань Екатерининскую.
На границе с Норвегией посетили небольшой монастырь, что-то вроде скита, потом, миновав мыс Нордкап, поехали вдоль берега Норвегии и, обогнув Скандинавский полуостров, прибыли в Финляндию, а оттуда поездом – в Петербург.
Судьба будущей железной дороги сначала до Архангельска, а потом до Екатерининской гавани была решена: ее будет строить Мамонтов. Он тотчас же загорелся идеей оживления русского Севера, он увидел воочию эту новую дорогу. И вот теперь-то он осуществит свою мечту! На вокзалах будут висеть картины лучших художников, они будут воспитывать вкус народа, поднимать его дух.