Как мы видим, что даже в эпоху зрелости мастер часто упоминается не самым первым в списке артели. Казалось, что при жизни это «молодчество» преследовало его долгие годы, согласно традиции сие означало, что он являлся в буквальном смысле младшим.
Свою знаменитую «Троицу» инок Андрей создаст в 1420-е, когда будет возведен Троицкий собор в Троицком монастыре (три раза повторить Троицу в одном предложении — не грех!). Храм же будет построен Юрием Звенигородским. Опять же не забудем при этом и имя Саввы Сторожевского, близко общавшегося с обоими, бывшего ученика Сергия и игумена Троицкой же обители.
Вот такая общепринятая последовательность событий. Правда, не всеми принятая.
Хорошо известно, что Андрей Рублев расписал также соборы Звенигорода и создал к ним иконостасы, включая знаменитый Звенигородский чин со Спасом. А когда же это происходило? И почему так мало об этом упоминается в летописных документах?
Думаю, что читатель понимает, к чему мы клоним. Да, Звенигородский период жизни Рублева так же загадочен, как этот же период жизни преподобного Саввы Сторожевского. Память о мятежном князе Юрии Звенигородском, как мы помним, уничтожалась (подробнее об этом в главе о нем данной книги), а значит, уходила в небытие и вся информация о тех, кто так или иначе мог быть с ним связан.
А мы попробуем восстановить историческую картину с помощью последних, самых интересных выводов известных исследователей творчества Андрея Рублева, а также историков, искусствоведов, архитекторов, археологов и даже богословов. И картина эта оказывается поразительной.
В окончательной редакции Жития Андрея Рублева нынешнего времени мы читаем следующее: «Услышал князь Юрий Звенигородский об иконах Андреева письма и восхотел у себя в Звенигороде собор Святого Успения украсить благодатными образами. И пришел преподобный Андрей, сей чудный смиренный старец, и поклонился князю, и, по благословению святого Саввы игумена, написал Деисус для соборной церкви и другие многие иконы. И в сем Деисусе красоту совершенную явил в образе Спасове и иных. Таковых же образов не бывало до того времени».
Считается, что соборы в Звенигороде Андрей Рублев мог расписать в начале 1400-х годов, и даже в 1410-х. Это мнение строится на том, что они были построены в 1400–1407 годах, и не ранее. А даты строительства предположительно берутся в связи с окончанием Булгарского похода князя Юрия, то есть после 1399 года, когда, собственно, у князя для этого появились средства.
Но мы-то уже знаем, что этот поход, скорее всего, состоялся в 1395 году. Не дает ли нам это утверждение возможность совершенно по-другому взглянуть и на работу Андрея Рублева в Звенигороде? Дает, да еще как! Мы открываем в этом случае не просто некоторые даты или вероятные события, а замечаем большой и плодотворный период в жизни иконописца, который можно теперь совершенно определенно называть «Звенигородским периодом».
Если ранее говорилось лишь о «приглашении» Рублева в удел князя Юрия, лишь о его возможном «участии» в росписях, то теперь становится ясным, что на самом деле это было не просто приглашение, а важная и весьма продолжительная часть жизни иконописца, ранняя в его творчестве, и возможно, сформировавшая его как личность, повлиявшая на всю его дальнейшую деятельность.
Возможно, Андрей Рублев принял участие в осуществлении идеи Звенигородской Руси (о которой подробнее в главке «Юрьев день и герб Георгия Победоносца»). Князь Юрий и старец Савва привлекали для строительства и благоустроения лучших людей своего времени, от булгарских мастеров до новых архитекторов. То, что преподобный Савва Сторожевский заметил еще не совсем признанного Андрея Рублева и помог ему раскрыться в полном смысле этого слова — еще раз подтверждает его учительский ум, прозорливость и даже простую жизненную мудрость.
Спорить о том — Рублев ли писал фрески и иконостасы в Звенигороде или нет — бессмысленно уже хотя бы потому, что еще до появления искусствоведов нового времени, поддерживающих диспут, в XVIII веке существовали и приходно-расходные книги Саввино-Сторожевского монастыря, в записях которых мы находим следующее: «Куплено к деланию иконостаса Рублева клею пуд…» Без всяких споров тогда было ясно, что поновляемый иконостас (для этого, видимо, и был нужен клей) всеми признавался как рублевский.
Еще в 1918 году в Звенигороде работал «Реставрационный Подотдел Всероссийской Коллегии по делам Музеев и охране памятников искусства и старины». Исследовали и фрески. Их отнесли к рубежу XIV–XV столетий и к школе Андрея Рублева и Даниила Черного.
Считается, что знаменитая икона Андрея Рублева с изображением Троицы была вдохновлена Сергием Радонежским. Предполагается также, что иконописец мог знать его лично. И еще потому, что написана она была для Троицкого храма в Сергиевом монастыре, где покоились мощи преподобного. Иногда также приоритет благословения на написание иконы отдается даже митрополиту Киприану или Никону Радонежскому. То есть именно они определили иноку Андрею писать Живоначальную Троицу. Но давайте внимательнее отнесемся к историческим фактам.
«Троица» была написана в начале 1420-х годов. А Сергий Радонежский скончался в 1392-м. Не смущает ли временное «расстояние» в 30 лет? Митрополит Киприан ушел из жизни в 1406 году. Разница в 16 лет. Что-то уж больно долго собирался писать икону Андрей Рублев. А может быть — влияние здесь было совсем другое?
Как известно, без благословения Саввы Сторожевского на строительство и роспись звенигородских храмов обойтись никак не могло (что подтверждает уже приведенная нами цитата из Жития Андрея Рублева — «и, по благословению святого Саввы игумена, написал Деисус для соборной церкви и другие многие иконы»). Можно не сомневаться, что игуменом Сторожевского монастыря было задумано и заранее благословлено строительство каменного Троицкого храма в монастыре, где он был когда-то настоятелем и где прошла большая часть всей его сознательной жизни (можно даже сказать — почти вся его сознательная жизнь).
Само же строительство было осуществлено духовным сыном старца Саввы — князем Юрием Звенигородским, уже после кончины преподобного. Именно в это время появляется икона Андрея Рублева. Однако написал он ее только что или гораздо ранее — сказать теперь невозможно. Но он приложил свои усилия к осуществлению замысла Саввы Сторожевского.
Отсюда и вывод-вопрос: так кто же вдохновил инока Андрея Рублева на создание «Троицы»? Более чем тридцать лет назад Сергий Радонежский, митрополит Киприан, которому им же начатые летописи приписывали все мыслимые и немыслимые заслуги, Никон Радонежский, при игуменстве которого в Троице началось возведение храма, или задумавший все это устроительство в Сергиевой обители Савва Сторожевский, столько лет бывший близким наставником иконописца и князя Юрия?
Вряд ли кто-нибудь однозначно сегодня ответит на такой вопрос. Но не поставить его — просто нельзя. Как нельзя не заметить, что намного реальнее и понятнее версия, что концептуальное влияние в создании иконы «Троицы» на Андрея Рублева оказал именно Савва Сторожевский, который в гораздо большей степени — внутренне, духовно, на основе исихастских традиций — был последователем Сергия Радонежского. И он уж точно знал — что такое будущее разделение и конфликты между братьями-князьями, то есть был в большей степени погружен в идею Единения. Не сказать об этом впрямую — будет не справедливо по отношению к Звенигородскому чудотворцу.
При жизни преподобного Саввы Андрей Рублев создает Звенигородский чин и знаменитый лик «Спаса Звенигородского». «Фигуры Звенигородского чина покоряют редким сочетанием изящества и силы, мягкости и твердости, но больше всего своей безграничной добротой», — писал М. В. Алпатов.
Академик Игорь Грабарь одним из первых определил: «Их создателем мог быть только Рублев, только он владел искусством подчинять единой гармонирующей воле все эти холодные, розово-сиренево-голубые цвета, только он дерзал решать колористически задачи, бывшие под силу лишь венецианцам, да и то сто с лишним лет спустя…»
В Звенигороде, на территории Успенского собора был найден не только «Спас», но и еще две иконы — «Архангел Михаил» и «Апостол Павел». Опись Успенского храма 1698 года имеет сведения, по которым эти иконы в те времена располагались на его стенах, включая остальные из этого же Чина. То есть еще и образы Божией Матери, Иоанна Предтечи, архангела Гавриила, апостола Петра. Считалось, что они не подходят для обоих звенигородских соборов по размерам. Но эта точка зрения уже не поддерживается всеми специалистами.
«Русский Спас» (так его еще называют) настолько органичен, человечен и исполнен спокойного величия, что уже просто невозможно представить себе, что он может быть не только «Ликом», но и полноценным изображением Спасителя. Сколько написано и сказано об этом образе, выразившем некий национальный тип лица, причем не просто светского, а глубоко одухотворенного, идеального, к которому можно стремиться.
Не часто бывало, чтобы иконы Древней Руси так откровенно передавали земное ощущение христианской веры. У Андрея Рублева канонический византийский образ превращается в близкого и домашнего Спаса, он как будто бы сразу узнаваем, хотя — из другого мира.
Среди цитат об этой иконе вдруг попалась и такая. Американский историк Джеймс Биллингтон предполагает, что великий рублевский «Спас» есть «первое и во многом запоминающееся изображение лица России». А ведь это говорит «человек издалека», представитель другой культуры.
И он близок к истине.
Исследователь творчества Андрея Рублева — В. А. Плугин — уже давно попытался реконструировать текст, который мог бы быть на изображении Звенигородского «Спаса» (обычно на таких иконах Спаситель держал раскрытое Писание с текстом). Вот он:
«Не на лица судите, сынове человечестии, но праведный суд судите.
Им же судом судите, осудится вам, в ню же меру мерите, отмерится вам».
Вот как это подтверждается: «Тот евангельский текст, который присваивается Звенигородскому Спасу, восстановлен по чтению на такой точной копии Звенигородского чина, какой является облачный деисус Никольского Единоверчес