Можно свернуть и заехать в Захарово или в Большие и Малые Вяземы. Чтобы вспомнить о Пушкине, посмотреть музей, познакомиться с храмом Бориса Годунова — Преображения Господня — почти копией церкви в Хорошеве, только «о пяти главах».
Надо отметить, что когда-то русские цари делали еще одну важную остановку на этом пути. Ведь существовал роскошный дворец в Павловской Слободе. Но это довольно большой крюк.
У въезда в Звенигород расположилась небольшая церковь Святого Александра Невского. Но центр города встречает недавно построенным и открытым собором Вознесения. Чуть далее по дороге — и мы уже рядом со знаменитым святым источником, у подножия Звенигородского Кремля, наверху — храм Успения Пресвятой Богородицы, что на Городке, именно здесь и были найдены в 1918 году иконы Андрея Рублева, среди которых был «Русский Спас».
Наконец, по правую сторону нас встречает гора Сторожи, на которой расположилась Саввино-Сторожевская обитель. Чуть далее — Скит.
Много селений у Звенигорода когда-то принадлежало Саввину монастырю, это Каринское, Локотня, Саввинская слобода, Татариново (опять «татарские» названия на одной дороге!). А в окрестностях Звенигорода когда-то было и много других обителей. Среди них — Крестовоздвиженская, Никольская, Введенская, Успенская Софрониева. Некоторые были разрушены в Смутное время начала XVII века. Введенская обитель занимала территорию на берегу Москвы-реки, рядом с усадьбой Введенское (у станции Звенигород).
Итак, «государева дорога» привела нас к святыне, к мощам преподобного старца. Не случайно именно по этому пути проходили все богомолья русских царей — в их собственную обитель, одну из самых почитаемых в России.
Кстати, когда-то всю эту дорогу проходили пешком. И была еще одна традиция — крестный ход отправлялся от Саввинского подворья на Тверской улице (практически от самой нынешней Государственной думы) — прямиком в Звенигород.
Наверное, все встанет на свое место, когда такой крестный ход повторится вновь. По истечении почти столетия с тех пор, как подобное шествие происходило в последний раз.
Ведь что такое время, если дорога все равно приводит к собственной памяти.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Слово плетущи и слово плодящи, и словом почтити мнящи.
Маркелл Безбородый повествует напоследок, когда мы достигли конца времен: «О, честная глава… отец наш Савва… Ибо знаешь ты отовсюду осаждающий нас страх, знаешь и непременную бесовскую войну против нас, знаешь телесные наши слабости и злопамятность, знаешь усердия нашего бессилие… Помни, преподобный отче, и меня, убогого и многогрешного инока Маркелла, мало потрудившегося в написании равноангельного жития твоего… Аминь».
Читатель помнит наш разговор в самом начале этой книги — о многообразии смысла удивительного древнерусского слова «конец». И так как мы уже знаем, что оно всегда означало — «начало», то всем, кто привык к традиционному завершению биографического жанра — кончине героя книги, — предлагаю вновь вернуться к первым страницам нашего повествования, рассказывающим о последних днях жизни старца Саввы. В таком круговороте событий, собственно, и проистекает наше бренное бытие, в котором иногда и не отличишь вымысел от реальности, фантазии от фактов. Порой именно все это — объединенное в единое целое — и составляет сущность, называемую нами словом «Жизнь». В материальном воплощении она иногда подходит к завершению, но никогда к какому-то определенному концу, ведь вослед за ним всё еще только зарождается вновь.
Вот почему последнее слово-строка данной книги могла бы выглядеть и так:
Конец-Начало.
Многое знал и хотел сделать Савва Сторожевский, хотя от этого в материальном смысле — не осталось почти ничего. Ни книг, ни «картинок», ни даже предметов его обихода. Не известно точно даже, как он выглядел, разве что икона кисти игумена Дионисия намекнет (ведь написал он ее около 1430 года, и знавшие старца иноки подтвердили схожесть лика) да сборник рекомендаций иконописцам — «подлинник» — подскажет своими строками черты его образа: «Подобием стар, сед, брада… плешив, ризы преподобничес-кие». И он действительно всегда изображался с высоким открытым лбом — признак недюжинного ума — а также с густой седой бородой.
Но не зная его внешности, мы ведь не можем отрицать того — чего и как он достиг! Скрытое от постороннего взгляда не является «ничем». Оно потому и называется — духовным, что становится явью только тогда, когда кто-либо захочет этого по-настоящему, всеми силами души и сердца.
Ведь и примирение двух ветвей Русской православной церкви — Московской и Зарубежной — произошло именно в год большого торжества — 600-летия со дня кончины преподобного Саввы Сторожевского…
А мы разложим еще раз напоследок несложную «мозаику истории»: Сергий Радонежский — Дмитрий Донской — Троицкая обитель — Куликовская битва — князь Юрий Дмитриевич — Звенигород — гора Сторожи и монастырь — поход на булгар — смоленская родня — Андрей Рублев — каменные храмы Московии — «Спас Звенигородский» и «Троица» — пещера и скит — образ Небесного Града. Завершает собирание этих отдельных частей в единое целое — Савва, Звенигородский чудотворец.
Что-то есть за всем этим на первый взгляд — и знакомое, и весьма важное. Присмотревшись, можно заметить код времен и житий, некое продвижение и становление среди дней и лет, которое приводит к скрытому от прямого взгляда результату. Смесь бытовых и вполне земных событий с невидимыми обстоятельствами духовных поисков и борений открывает панораму удивительной живучести забытых идей и устремлений. Мы начинаем понимать, что вот так могло строиться или почти было уже построено некое новое Восточное Православное Царство. Без Орды и без Литвы, без контроля со стороны уже погибающей Византии. Царство это, в какой-то момент выбора, могло быть или Васильевским, или Юрьевским, то есть — Московским или Звенигородским. Образно говоря, Юрий и Савва строили Русь Русскую, а Василий и Киприан — Русь Византийскую. В реальности был осуществлен Васильевский вариант, а за ним последовали братоубийство и самозванство, смута и «феодальные войны», продолжительные десятилетия ордынского ига. Так распорядились «небеса истории», хотя во многом распоряжались и сами люди: от наделенных властью князей-наследников — до простых пахарей.
И Русь — как это часто бывало — опять пошла «другим путем»…
ПРИЛОЖЕНИЕ
А. С. Пушкин
ПРЕПОДОБНЫЙ САВВА ИГУМЕН
В этой публикации великий поэт предстает перед нами как исследователь древнерусской агиографии. Он перевел, вернее, переложил с церковнославянского на современный ему литературный язык древнее Житие Саввы Сторожевского. Причем переписал его набело, видимо, готовя к публикации или для осуществления какой-то другой важной работы (об этом, увы, мы ничего пока не знаем). Автограф беловика и по сей день хранится в Пушкинском Доме в Санкт-Петербурге.
Считается, что за это переложение он взялся в начале 1830-х годов, когда Житие попало к нему в руки. Текст переложения публикаторы произведений Пушкина обходили стороной, особенно в XX столетии, когда даже академическое издание сочинений поэта о нем «забыло». Естественно, ведь это касалось Жития святого, мощи которого были тогда разорены (но позже найдены и возвращены на свое место), а основанный им монастырь — закрыт.
Поэт взялся за чтение «Книги житий святых на три месяца вторыя», подготовленной когда-то к печати Дмитрием Ростовским. Здесь был помещен текст Жития игумена Саввы, отличный от того, что написал Маркелл Безбородый еще в XVI веке. Пушкин приводит текст по «Прологу» XVII века, на который ссылался и Дмитрий Ростовский. Его переложение кратко, без описаний чудес, связанных с именем святого. Краткое изложение было явной «заготовкой» для какого-то будущего произведения, которое так и не было написано. Исследователи заметят лишь «нечто мелькнувшее» в более раннем отрывке из его незаконченной поэмы о братьях-разбойниках да еще в беловике «Евгения Онегина», где вдруг отец русской душою Татьяны будет назван загадочно — «смиренный грешник Сава Ларин». О «смиренном старце Саве» (именно так, по-старому, в подлинниках, с одним «в») и повествовали когда-то древние жития.
Текст приводится по изданию: Пушкин А. С. Собрание сочинений. В 10 т.: Т. 7. М., 1962.
Декабря 3. Преставление преподобного отца нашего Саввы игумена святыя обители Пресвятой Богородицы, что на Сторожех, нового чудотворца.
Из Пролога. Преподобный отец наш Савва от юности своей Христа возлюбил, а мир возненавидел и, пришед к преподобному Сергию, принял ангельский образ и стал подвизаться, угождая Богу постом, бдением, молитвами, смиренномудрием и всеми добродетельми, желая небесная блага приять от Господа. Многие искушения претерпел он от бесов, но победил их помощию вышнего и над страстями воцарился. Тогда, по наставлению учителя своего, великого Сергия, отошел он от обители Святыя Троицы и поселился в пустыне на горе, называемой Сторожи, в верху Москвы-реки, в расстоянии одного поприща от Звенигорода и сорока от града Москвы. Там святый иночествовал в безмолвии, терпя ночные морозы и тяготу жара дневного. — Услыша о добродетельном житии его, многие иноки и люди мирские от различных мест начали к нему приходить, дабы жить при нем и от него пользоваться. И принимал он всех с любовию, и был им образец смирения и иноческих трудов, сам черпая и нося воду и другие потребности правя, научая тем братию не лениться и не губить дней своих праздностию, изобретательницею всего злаго. Потом некий христолюбивый князь, пришед к блаженному отцу Савве, умолил его построить храм на том месте и сумму, нужную на создание оного, дал святому. И святой прошение князя исполнил и построил храм честного и славного Рождества Пречистой Богоматери и обитель пречудесную и великую для душеспасительного пребывания в ней иноков. Там он