Адвокат не так замерз, как следователь. Несомненно, он приехал на работу в теплом автомобиле, согретый вдобавок превосходной длиннополой дубленкой – сейчас она повисла на крючке в углу комнаты, чудовищно диссонируя с грубо оштукатуренной стеной; так смотрелся бы смокинг в кочегарке.
– Не опоздал? – спросил Рыжий, пожав одинаково небрежно наши руки.
– Андрей спешит на прогулку, – сообщил Хватов. – Так что подписывайтесь, господа, и я пойду, а вы тут сидите дальше без меня. Десять минут у вас есть. Или даже, это самое, пятнадцать. Но если такая спешка, жажда кислорода, то я вызову контролера прямо сейчас…
– Двадцать минут, – сказал я деревянным голосом, злясь на себя.
Хватов получил новый повод думать обо мне как о лживом подонке. А ведь я хотел казаться самым честным.
Собрав свою пыточную машину – ноутбук, принтер, провода, – следователь вышел, не попрощавшись.
Лоер немедленно сел на его место, ловко поддернув прекрасно выглаженные шерстяные брюки. У этого парня все налажено, в очередной раз подумал я с завистью. Есть и ботинки зимние, и перчатки, и теплый пиджак. Едва наступили холода, как он уже одет по сезону и со вкусом. Все куплено и подогнано по фигуре заранее. Он всего лишь начинающий адвокат, вряд ли делает и тысячу в месяц. А вот я – делал совсем недавно аж пятьдесят тысяч, но никогда не имел таких отличных зимних ботинок, подбитых маленькими стальными подковками, и таких перчаток, на вид чрезвычайно удобных, мягкой светло-коричневой кожи. Где бы я нашел время для походов по магазинам? Зачем вообще нужна зимняя одежда, если ты живешь и работаешь в городе, и у тебя есть автомобиль? Первый автомобиль я имел в двадцать лет, а зимние ботинки – только в двадцать четыре.
Едва дверь закрылась, я жестом показал Рыжему, чтобы он приготовил все нужное. Поспешно, но и с некоторой особой легкостью жестов, свойственной людям, не знакомым с физическим трудом, адвокат положил на стол свой портфель, извлек из него пачку бумаги и два толстых фломастера. Портфель остался раскрытым. Половину бумажной стопки я тут же пододвинул к себе. Сиплым шепотом, наклонив голову, произнес:
– Я тут явно засиделся. Мне пора двигать домой. Я намерен действовать. Мне нужно вот это…
Изобразив на первом листе слово «информация», я показал лоеру, отложил бумагу в сторону, тут же схватил второй лист, размашисто начеркал «Миша Мороз».
– Мне нужны новости – отсюда.
На третьем листе появилось: «линия поведения».
– Мы не можем просто так сидеть и ждать, не зная, правильно ли это…
Понимающе кивая, адвокат спросил, тоже очень тихо:
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я задумался. Начертил.
– Что ты скажешь об этом варианте?
– Глупо, – шепотом, с выразительной гримасой ответил адвокат, положив локти на стол и сложив перед лицом белые, с ухоженными ногтями ладони.
– А если так?
– Это невозможно.
– А так?
– Нерационально.
– Подключим вот этих?
– Не поможет. Эффективность нулевая. Знаю по опыту.
– Тогда мы вот так.
Лоер схватил свой фломастер и тоже прибегнул к помощи бумаги.
– А они вот так.
– Согласен. Но мы отыграем в эту сторону…:
– Нам ответят вот так. Пошлют сюда.
– Не пошлют!
– Еще как пошлют! И если это произойдет, тогда тебе… Адвокат с явным наслаждением изобразил краткое шестибуквенное слово, обозначающее полный и окончательный крах всего на свете. Я громко и выразительно выругался во все углы кабинета. Пусть послушают, что я о них думаю!
Пришлось прерваться и тщательно уничтожить использованную бумагу. Каждый лист был разорван не менее чем на тридцать две части. Энергично действуя, в четыре руки, я и Рыжий произвели целую кучу бесформенного мусора, перемешали ее и торопливо, но аккуратно загрузили в портфель. Когда один маленький кусочек вдруг выскочил из моей руки и упал, неряшливо планируя, под стол – я не поленился нагнуться, пошарить по пыльному линолеуму и отыскать пропажу.
Я не дам им даже маленького шанса. Не предоставлю ни одного бита информации. Они не вытащат из меня ни единой буквы! Сам же я получу от них абсолютно всё, что мне нужно.
– Хорошо, – продолжил я. – Забудем. Свяжись вот с этим человеком…
– Он не отвечает на мои звонки.
– Тогда вот с ним.
– Этот сказал, что сделает все возможное, чтобы тебе помочь, но не в ближайшее время.
– Так и сказал? «Помогу, но не в ближайшее время»?
– Да.
– Скотина…
Лоер сурово вздохнул:
– Послушай, я давно уже всех обзвонил. Мы двигаемся по кругу…
Я раздраженно отмахнулся.
– Свяжись тогда… Свяжись… Тогда найди… Сейчас, скажу… Дай подумать.
– Думай, – кивнул Рыжий.
Мне вдруг показалось, что он почти индифферентен. Я разозлился. Адвокат тоже обязан напрячь мозги! Разве защитник не должен изо всех сил искать путей к спасению клиента? Может быть, мне следует взять его за шиворот, сильно тряхануть и прорычать классическую фразу из гангстерского муви, что-нибудь традиционное: «вытащи меня отсюда!», «мне плевать, как ты это сделаешь!» или «ты мне стоишь кучу денег!» – какую-то простую сентенцию, выкрикиваемую обычно разъяренным, в отличном галстуке, мафиозой, загремевшим в тюрьму, и при этом он еще обязательно хватает своего адвоката за грудки…
В конце концов я аккуратно начертил несколько слов, выражающих мучающую меня идею, поставил большой, выпуклый знак вопроса и поднес к глазам Максима надпись: «За что тебе платят деньги?»
Лоер опустил глаза. И тут же изобразил ответ. Почерк его мне нравился – быстрый, понятный и удобный глазу. «Мне уже давно не платят».
– Четыре месяца, – уточнил он вслух и для более четкого понимания этой новости показал четыре пальца.
Я замер в изумлении.
– Почему ты сразу не сказал?
– А зачем тебя нервировать? Не волнуйся, всё образуется…
– Позвони вот сюда, – мой фломастер снова побежал вперед, – или вот сюда…
Рыжий запечалился.
– Там и там только обещают.
– Тогда – к этим людям… они заплатят, обязательно…
– Не нервничай.
– Что значит «не нервничай»? – меня опять понесло. В груди появилось сильное, сродни электрическому, жжение. Я выдвинул вперед челюсть. – Ты же не станешь работать за бесплатно!
– Что-нибудь придумаем. Я еще раз обзвоню всех и в следующий раз…
– А он, этот следующий раз – будет?
Я хотел усмехнуться, горько и сурово, как настоящий арестант. Как бывалый постоялец политической тюрьмы. Как подлинно просветленный муж. Но снаружи, вероятно, все выглядело очень жалко и криво, потому что Максим Штейн бросил на меня полный грусти соболезнующий взгляд.
– Будет! – произнес он очень тихо, однако с удивившей меня твердостью и сжал губы в нитку. – Я приду на следующей неделе. Обязательно.
Я брезгливо поморщился:
– Зачем тебе это надо? Ты занимаешься благотворительностью, да? Мне ни к чему одолжения и благородные жесты. Мне от этого только хуже. Если мне делают одолжение, я потом плохо сплю.
– Оставим эту тему. – Рыжий встал. – У тебя должен быть кто-то, кто приходит и смотрит на тебя, кто видит твое состояние. Это тюрьма, в конце концов! Если сейчас я брошу твое ДЕЛО, то перестану себя уважать…
– Не люблю пафосные фразы! – ответил я, несомый по волнам отчаяния. – И не хочу участвовать в игрищах благородных д’Артаньянов! Всякий труд должен быть соответствующим образом оплачен! А сейчас я этого обеспечить не могу. Всё. Ты не будешь больше сюда ходить.
– Я приду, Андрей. Обязательно приду.
– А как я с тобой рассчитаюсь?
– Решим после. Когда выйдешь.
– Не могу этого обещать.
– И не надо. Поверь, в том, что я к тебе хожу за бесплатно, есть мой личный интерес.
– Какой? Лоер улыбнулся.
– Не скажу. Может быть, позже…
– Это еще почему?
Рыжий принялся аккуратно натягивать свою удобнейшую дубленку.
– Потому что я тебя очень уважаю, Андрей. И хочу что-то для тебя сделать. Просто так. Помочь. Ты скоро вылезешь из этой дыры, поверь. И тогда сможешь быть мне полезен.
– Скоро? – Я тоже встал. – Это как?
– Ну, года через полтора. Максимум – два…
– Два года! – вскричал я. – Это называется скоро, да?
– В твоей ситуации – отличный результат. Да, кстати! – Адвокат протянул мне красивую узкую ладонь. – С Новым годом!
На прогулку я все-таки успел. Но бегать и прыгать расхотелось. На протяжении часа я уныло бродил из угла в угол дворика, сунув руки в карманы, и пытался справиться с волнением.
Рыжему заплатили авансом еще летом, в тот момент, когда и я, и мой босс гуляли на свободе. Теперь оказалось, что это были единственные полученные им деньги. Первые и последние. Босса давно выпустили, но он не выходит на связь и не оплачивает моего адвоката! И только что адвокат дал мне понять, что аванс давно отработан, а все его дальнейшие действия вызваны приступом альтруизма…
И это – теперь, именно в тот момент, когда я догадался, что до сих пор мне мешала победить тюрьму только глупая вера в глупые идеалы – в дружбу, порядочность или силу духа. Теперь, когда я решил, что настало время оттолкнуть романтические фантазии, поставить крест на планах, забыть про дорогого босса Михаила и заняться тем, что называется «спасать шкуру». Она хоть и облезлая, но своя. Именно теперь, когда мне требовались надежная связь с волей и надежные там люди, мой собственный адвокат заявляет, что ему не платят! Именно теперь, когда я решил организовать несколько статей в газетах, а также написать пару писем особо близким деловым знакомым с просьбами надавить на следствие, походатайствовать! Именно теперь, когда я осознал, что пора действовать самому, без оглядки на тех, кто меня предал, – меня предают еще раз, и собственный защитник предлагает мне мысленно готовить себя к двум годам тюрьмы! Как и что я должен сделать, чтобы спастись?
Вот Радченко, легендарный валютчик, был мне не чета. Он не забивал себе голову медитациями и чтением учебничков для тренировки внимания и памяти. Он немедленно завербовал своего адвоката и спасал себя сам, ни на кого не надеясь. Почему я не сделал так же?