– А я это, я ничего, луначу, случайно забрела, – и медленно направилась в сторону двери, еле волоча ноги.
– Чисто случайно миновала охранку, чисто случайно дождалась, пока я задремлю и совершенно не преднамеренно села на кровать и приготовилась пакостничать, – скептицизму в голосе ректора не было предела.
Я, не обращая на него внимания, добралась до двери, и потянула за ручку.
– А книга твоя тебе не нужна? – насмешливо спросил он.
Раздраженно вздохнула, но все в том же темпе побрела за фолиантом.
– Как-то ты слишком сообразительна для лунатика, – задумчиво протянул аморт.
– В самый раз, – буркнула я и схватила книгу.
А потом, наплевав на конспирацию, побежала к выходу и дернула дверь. Но та не поддавалась. В немом ужасе снова ее дернула – результат тот же. Повернулась и посмотрела на аморта. Он усмехнулся, многозначительно подвинулся и похлопал по освободившемуся месту. Я покачала головой.
– Как хочешь, – пожал он плечами и, зевнув, повернулся на бок.
Закусила губу, оглядела комнату, но в ней кроме огромной кровати были только две тумбочки и еще две двери. Даже хилого диванчика нет! С другой стороны, кровать большая. Терзаемая сомнениями, покосилась на предмет моих размышлений.
– Рубашка в гардеробной, дверь, которая ближе к тебе, – любезно сказал ректор, не открывая глаз.
Я сглотнула, покосилась на указанную дверь и, наплевав на горло, пошла. Там выцепила первую попавшуюся рубашку. Стянула с себя одежду, оставив только трусики, натянула рубашку, снятые вещи запихнула в рюкзак, набрала полную грудь воздуха и вышла. Подошла кровати, постояла и стала ложиться. Ректор приоткрыл хитрющий глаз, улыбнулся и даже поделился одеялом.
– Спасибо, – буркнула я.
– Тебе так идет моя рубашка, – усмехнулся он.
Я зашипела, легла, накрылась одеялом, а сообразив, что оно вообще-то одно, отпихнула его от себя. Сжалась на самом краешке. Чувствовала себя просто до безумия неудобно. А потом во мне включилась природная наглость. Нет, ну кто вот его заставлял меня не выпускать? Правильно. Никто! А если никто, то пусть теперь и отдувается! Я поудобнее устроилась, дернула на себя одеяло, укрылась, пошвырялась и, закрыв глаза, расслабилась.
– Какая же ты все-таки наглая, – услышала я тихий смех.
– Какая есть, – пробурчала я, уже уплывая в сон.
– Другой и не надо, – но это мне, наверное, уже приснилось.
Глава тринадцатая
Проснулась я в одиночестве. Села, натянула на плечо сползшую рубашку и огляделась. Плотно задернутые шторы не пропускали ни капли света, и в комнате было темно. Вот и хорошо, что этого белохвостого гада нет. Сейчас переоденусь и сбегу через окно. А потом я поняла, что метлы-то у меня сейчас нет, вообще, нет. Она, бедная, или на улице ночевала (что маловероятно), или полетела в комнату. Вот хмырь! Придется спускаться вниз и выходить через дверь. Боги, надеюсь сейчас или рано, или уже поздно, и меня никто не заметит. Зашла в гардеробную, не осматривая ее (все же это было личное пространство и все такое), переоделась, рубашку аккуратно свернула и положила на кровать, а потом вышла из комнаты, дверь к счастью была открыта, и пошла вниз. Оттуда шел просто умопомрачительный запах еды. Я пошла по его следу. Что ж, картина представшая моим глазам была весьма и весьма соблазнительной. Ректор стоял и нарезал какой-то салат, при этом он что-то напевал, на плите в турке варился кофе, а также что-то скворчало на сковородке. Если я сейчас и застыла на пороге с открытым ртом и выпученными глазами, то ни в коем случае не виновата в таком поведении. Ну просто ректор и тут бац! Кулинар!
– Доброе утро, Мира, – поприветствовал он меня, не отрываясь от своего занятия.
– Д-доброе, – ответила я, чуть заикнувшись.
– Садись, – таким же будничным тоном, будто все что происходит совершенно реально и не входит в рамки сюрреализма, сказал он и указал на стул.
В моих действиях повинен шок! И только он, иначе я ни за что в жизни ни села на этот проклятый стул.
– Что ты будешь? Тирекенский салат или тушеное мясо? Или и то, и другое?– спросил он, подходя к плите и приподнимая крышку у сководордки.
Я поморщилась. В состав Тирикенского салата входила петрушка, нет, я его очень любила, когда мне готовила бабушка, ведь была в курсе моих вкусовых особенностей.
– Там петрушка, – ответила я.
– В салате? – уточнил ректор, поворачиваясь.
Я кивнула. Он улыбнулся.
– Нет там петрушки, а ее терпеть не могу, – заверил он меня и снова отвернулся.
Надо же!
– Тогда я буду салат, – ответила, решив еще немного понаглеть.
Конечно, самым правильным было уйти, но...
– Который час?
– Полшестого.
Моя челюсть стремительно поползла вниз.
– Сколько? – переспросила удивленно. – Вы что всегда так рано встаете?!
Он кивнул, его хвост медленно покачивался из стороны в сторону, а потом стал внезапно скручиваться в спиральку. Я хмыкнула. Такое ощущение, что он жил отдельно от хозяина.
Аморт положил мясо в тарелку, достал еще одну, пустую, наполнил ее салатом для меня, подложил салатика и себе, а затем торжественно поставил блюдо передо мной, снабдив вилкой. Сел напротив и стал невозмутимо есть. Я пожала плечами и, подозрительно посмотрев на салат, на свой страх и риск решила его попробовать. К мужской готовке я относилась крайне скептично. Помню, был как-то у папы кулинарный опыт, результатом которого стало абсолютно не съедобное нечто. Однако нам его все равно пришлось съесть и еще похвалить папочку, под пристальным и угрожающим взглядом мамы, потому что души прекрасные порывы надо поощрять, как верно заметил ректор. На мое удивление салат оказался и правда вкусным, хотя в приготовлении он довольно сложен. Я с удовольствием ела, как вдруг прозвучал вопрос, заставивший меня подавиться:
– Итак, Мира, что же ты делала у меня в комнате?
Я откашлялась и ухмыльнулась.
– А я уже вам ответила, у меня был приступ лунатизма, – невозмутимо сказала я, глядя прямо в глаза ректору.
Он тоже хмыкнул и хотел что-то сказать, но я его перебила, вопросив возмущенно:
– Но вот вопрос, лорд Самитрэн: почему же вы не выпустили меня?!
Его глаза стали хитрющими-прехитрющими.
– Ну, может, мне было одиноко, я лежал в постели и предавался скорбным мыслям о смысле жизни и о недолговечности бытия...
– Когда спали? – фыркнула я.
Но он, будто не услышав меня, продолжил:
– Мне было так грустно, что хотелось выть, а тут ты... И я подумал, а почему бы не исправить свое одинокое положение? Ведь нужен же человек, который...
– Подержит в старости за ручку, – засмеялась я.
– Ну почему сразу в старости? – возмутился ректор, тоже еле сдерживая смех.
– Ну как «почему?! Разве молодой или относительно молодой мужчина будет придаваться в одинокой постели мыслям о сущности бытия?! – «недоуменно» спросила я и хлопнула глазками.
Он кивнул, насмешливо блеснув глазами.
– Ладно, ты меня раскусила.
– Нетушки! Первое слово дороже второго! – поддразнила я его.
– Хорошо, а как насчет того, что я просто строил планы по соблазнение некоторой особы? – ухмыльнулся он.
Я прикусила губу, сдерживая смех, а потом погрозила пальчиком и лукаво сказала:
– Какой вы нехороший развратный старикашка!
– Да почему старикашка?! – с ложной яростью в голосе вопроси он, его глаза смеялись.
– Значит против «развратный» вы ничего не имеете? – подловила его.
Он засмеялся, а потом положил локти на стол, чуть приподнялся, а затем низким голосом ответил:
– Конечно, нет. У меня был план, заманить одну маленькую ведьмочку на ночь, потом начать кормить ее завтраком, а потом...
Хулиганские глаза никак не сочетались с тембром голоса, от чего меня разбирал смех.
– А потом? – спросила я.
– Привязать ее к стулу и...
– И? – вскинула бровь.
Он хмыкнул.
– И начать откармливать ее пирожными, чтобы не смущала своими формами!
Я сморщилась и капризно сказала:
– Фу, не люблю пирожные!
Он рассмеялся, а потом ответил, ухмыльнувшись:
– А я и не про тебя говорил!
У меня от такой наглости даже рот чуть приоткрылся. А ректор снова засмеялся, откинувшись на стуле. Я засопела.
– Ежик, – снова обозвал меня аморт.
– Белохвостик! – не осталась в долгу я.
– Один-один, – хмыкнул он.
– А серьезно, почему вы меня не выпустили? – спросила я.
– А серьезно, почему ты пришла ко мне посреди ночи и взяла за руку? – спросила он меня в ответ, вскинув бровь.
– Два-два, – признала я.
Он пожал плечами. Дальше мы молча ели, потом ректор забрал тарелки, щелкнул пальцами, они стали чистыми, и аморт поставил их в посудный шкаф, а затем разлил по чашкам ароматный кофе.
– Где вы научились готовить? – не утерпела я.
– Да как-то само получилось.
Я покачала головой.
– Я совершенно бездарна в этом деле, моими кулинарными шедеврами можно разве только злейших врагов кормить, вознося понятие «жестокость» на новый уровень.
Он рассмеялся.
– У меня тоже поначалу не получалось. Но я заперся дома и ел только то, что готовил сам. Тогда хочешь, не хочешь, а постараешься приготовить на славу, – признался мужчина.
Я пару раз хлопнула глазами, а потом выдала:
– Вы ненормальный! У вас крыша случайно ни к кому в гости не поехала?! Вы ей позвоните и скажите, что очень скучаете и ждете ее возращения.
Он фыркнул.
– Сохранишь тут с вами крышу!
Я развела руками.
– А вас, в общем-то, сюда никто силком не тянул, – а потом добавила. – И сейчас не держит.
– К сожалению, я не могу уехать, – с ложной грусть отозвался он.
– Почему это? – проявила неподдельный интерес я.
Аморт сделал глоток, поставил чашку на стол, а затем ответил:
– Понимаешь, Мира, это моя мечта, которая после долгих усилий стала реальностью.
Удивленно подняла брови, а ректор, заметив мой интерес, усмехнулся и начала рассказывать. Его глаза горели, когда он говорил, он активно жестикулировал, старался объяснить, желая что бы я поняла. И я понимала.