– Студент Равен? – услышала я голос ректора. – Что происходит?
Только его сейчас не хватало. Марк стал что-то путано объяснять. Не вслушивалась, а просто хотела, чтобы меня положили на кровать, и я смогла спокойно свернуться в клубочек, чтобы не было различных отвратительных запахов, а еще лучше, что бы рядом был унитаз.
Почувствовала, как меня передают из рук в руки. Да они что издеваются? Мне и так плохо!
Но, как ни странно, в руках аморта я почувствовала себя намного лучше, по крайней мере исчезли покалывание в затылке и запах.
– Тише, Мира, скоро все пройдет, – шепнул мне на ухо аморт.
Хотелось бы, конечно, сказать что-то язвительное, но сил не было никаких, и я только смогла отрицательно замычать. Знала, что моя болезнь будет идти где-то день или два. Боги, я не вынесу!
Я постаралась расслабиться. С каждой секундой мне становилось все хуже, мысли путались, сложно было сосредоточиться на чем-то, в центре головы и висках пульсировала боль.
Почувствовала, как меня положили на прохладную постель, услышала далекие голоса. Потом на мой холодный, покрывшийся потом лоб, положили теплую руку, снова голоса.
– Студентка Ваир, откройте глаза, – услышала я женский голос.
С радостью! Только не могу. Я слабо застонала и, перевернувшись на бок, приняла позу эмбриона.
– Студентка Ваир! – прямо в ухо крикнули мне.
Затем я различила холодный голос аморта, и удаляющиеся шаги. А мне становилось все хуже. Меня перевернули назад на спину, я протестующе застонала, в прежнем положении боль хоть чуть-чуть уменьшалась. Шнуровка на моем платье ослабла, стало в разы легче дышать, я слабо выдохнула и хотела снова повернуться на бок, но мне не дали. Чуть приподняли за плечи, стянули верх платья, отпустили и сняли форму окончательно, затем освободили от туфель. Уж не знаю, кто там такой заботливый, но если с меня уберут еще и чулки с подвязкой, я буду очень благодарна! Но до этого не дошло. Подняли на руки, затем снова опустили на кровать и накрыли одеялом. Облегченно выдохнула и таки повернулась на бок.
Тело стало ломить, хотелось крутиться на кровати, постоянно меняя позу, чтобы хоть немного облегчить боль.
Снова приподняли и сказали мягким ласковым голосом:
– Ари, открой рот.
Вздрогнув от своего имени, послушно исполнила требование. В рот потекла горькая жидкость. Я проглотила ее и закашляла. К моему лбу прижали руку, и боль в голове, да и во всем теле, стала постепенно угасать.
– Спи, ежик, – услышала я будто через толщу воды, а потом погрузилась в темноту.
Открывая глаза, я чувствовала себя на удивление хорошо. Боли не было, не было и крутящего неприятного чувства в животе, но как это бывает после сильной боли, я боялась пошевелиться, чтобы не вернуть неприятные ощущения.
Увидела потолок с темными тенями. Я была в лазарете. Об этом говорил и специфический запах лекарств, и белые стены. Вдруг услышала шум справа от себя, повернулась и увидела спящего в кресле ректора. Мои глаза полезли на лоб. Так, что я помню? Помню, как обнималась с парнями и... все, собственно говоря. М-да, не густо. Как я оказалась здесь? Ну, ладно, хмырь с этим вопросом. Как аморт оказался здесь?!
– Проснулась? – услышала я голос Даринера мин Самитрэна. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – осторожно ответила я и встретилась с его обеспокоенным взглядом. Внутри что-то оборвалось и бухнулось вниз.
– Что с тобой случилось? Кто тебя отравил? – спросил он.
Ада со мной случилась, она же и отравила. Я ругнулась про себя. А потом до меня дошло. Точно! Ада!
– Да ничего, так невнимательно посмотрела в меню и съела петрушку, – невозмутимо ответила я, чтобы не вызвать подозрений.
Так как я нравлюсь ректору, к существу, причинившему мне вред, у аморта априори возникает неприязнь. А мне надо, что бы он к Адонике так относился? Нет, не надо. С этой гадюкой я сама разберусь! Она потом побежит к ректору жаловаться, он ее приголубит и все будет замечательно. План действий постепенно созревал в голове.
– Ты всегда такая осторожная, просчитанная, я бы даже сказал расчетливая, и вдруг недосмотрела? – не поверил он мне.
Я фыркнула.
– Не обожествляйте меня! Всем свойственно ошибаться!
– Да неужели? – скептично приподнял он бровь.
– Представьте себе! – очень любезно ответила я, а потом сказала:
– Ой! Что-то уже поздно, идите-ка вы домой, а я тут ночь перекантуюсь!
Лорд Самитрэн поудобнее устроился в кресле и оповестил меня:
– Да мне и здесь вполне неплохо.
Я скрипнула зубами, но потом мило улыбнулась и ответила:
– Не упрямьтесь! Вы столько для меня сделали, и с моей стороны будет черной неблагодарностью требовать, чтобы вы дежурили у моей постели всю ночь. Идите домой, выспитесь, а утром, если уж вы так беспокоитесь, придете меня проверить.
– Мира, – он прищурился, – а чего это ты меня выгоняешь?
– Я? – очень натурально изумилась я. – Как вы могли такое подумать! Я же просто о вас забочусь!
Он хмыкнул.
– Ну а если ты руководствуешься в своих словах только заботой, то можешь успокоиться. Я себя очень комфортно чувствую здесь.
Нет, вот какой упертый! Да к нему сейчас Ада придет, а он тут, со мной!
– Нет, вы уж идите, а то это даже не прилично, – стала давить на правила этикета я.
– А говорила, что не выгоняешь, – поддразнил он с улыбкой.
Закатила глаза.
– Да, выгоняю. Вы меня смущаете своим присутствием и намерением рядом со мной на ночь, – соврала я.
Он рассмеялся.
– Что-то я не помню за тобой такого смущения, когда ты спокойно провела ночь в моей постели.
И так эта фраза прозвучала, волнующе, интимно... И тусклый свет магических светильников, и слабое колыхание штор, и шум ветра за окном, и наше дыхание, и... Стоп!
Я моргнула, и волшебство момента рассеялось. Нахмурилась.
– В любом случае, я прошу вас уйти.
– Нет, – просто ответил он, но как только я открыла рот, чтобы возмутиться добавил:
– А будешь вредничать, вообще заберу к себе домой, понятно?
Я прикусила язык и засопела. Ненавижу, когда меня вот так вот обламывают! Я уже настроилась на конструктивный спор, а тут! Эх-х-х, аморт кайфообломательный!
Отвернулась от ректора. Ну, а может оно и к лучшему, пусть Ада в легком платьице на улице поморозиться! Будет знать, как мне петрушку подсыпать!
– Так кто, говоришь, тебе отравил? – подал голос аморт.
Я промолчала. Сама разберусь, и без всякого вашего амортовского вмешательства!
Глава восемнадцатая
Проснулась от пристального взгляда. Сложно было не догадаться чей он. Я застонала, перевернулась на бок и накрылась одеялом, буркнув:
– Не мешайте мне спать.
– Да я и не мешаю, – усмехнулся аморт.
В смысле я, конечно, не видела, что он усмехается, но по голосу было понятно.
– Мешаете. Вы смотрите. Не смотрите! – я зевнула и обняла ногами одеяло.
– Мира! – услышала я сдавленное восклицание.
Ну чего ему еще надо?!
– Что? – недовольно пробухтела я, все еще стараясь удержать ускользающий сон.
– Имей совесть, на тебе же чулки, – сказано это было так, как будто я младенца убила, не меньше.
– Ну, снимите их, если они вас так смущают, – я не видела особой проблемы во всем этом.
– Мира, пожалей остатки моего самоконтроля, – с укором сказал ректор, в его голосе слышались какие-то мурчащие нотки, совершенно не вязавшиеся с тоном.
– Отстаньте, а? Мне спать от силы часа два-три осталось, – жалобно сказала, накрывая голову одеялком.
– Каких это «два-три»? – удивился ректор.
– Еще меньше? – ужаснулась я.
– Нет. Спи, сколько хочешь.
– Здрасте, мама! – ехидно сказал я. – У меня вообще-то учеба, а один вредный ректор сказал, что пропускать занятия и опаздывать на них – нельзя.
– Да куда ты пойдешь с обезвоживанием, слабостью и отравлением организма? – снисходительно ответили мне.
Я несколько секунд поразмышляла, поняла, что отказываться от незапланированного выходного будет только тупой или трудяга. Я никем из них не была, поэтому выдала:
– Вот, тем более! Мне еще спать и спать, а вы мешаете! Все, уйдите, не нарушайте мой здоровый детский сон!
– Детский? – прицепился к слову ректор.
В голове прозвенел тревожный сигнал.
– Конечно, детский, – подтвердила я.
– Тебе же двадцать.
– Какая разница, в душе – я ребенок!
Он тихо рассмеялся. Затем услышала, как скрипнуло кресло. Ага, ректор, значит, встал.
– Слушай, – услышала я задумчивый голос. – А может с тебя и правда чулки снять, ну мешают же, наверное?
Че-его?! И в противовес своему же предложении о снятии сего предмета гардероба, я лихо спрятала ногу под одеялко и буркнула:
– С жены своей будете снимать!
Послышала звук похожий на «Угу», а потом что-то коснулось моей ноги. Я вскрикнула, отлетела к спинке кровати, прижала к груди одеяло и кинула грозный взгляд на еле сдерживающего смех аморта.
– Вы чего делаете?! – праведно возмутилась. – Я как сказала? С жены! А не со студентки, которую вы безмерно достали! Что опять проблемы со слухом?! Снова старость о себе дает знать?!
Он сложил руки на груди и с широкой ухмылкой спросил:
– Мне казалось, что мы уже выяснили этот вопрос. Или ты желаешь повторения м-м… дискуссии?
Повторения я не то, чтобы желала или наоборот не желала… Я просто помнила, что нельзя.
– Нет, уж спасибо, – фыркнула.
Он пожал плечами, мол: наше дело – предложить, ваше дело – отказаться.
Затем строго-настрого наказав не вставать с постели и не чудить, он ушел, а я легла и снова попыталась уснуть, да не смогла. Проклятый аморт!
Внезапно минут через десять дверь в мою комнату распахнулась, и влетела Аля. По моему представлению, было где-то часов шесть-семь утра, вы представляете какой это подвиг для моей подруги встать так рано?
– Мира! – она кинулась к моей кровати. – Как ты? С тобой все хорошо?! Что случилось?!