– В любом случае, просто ужасно мерзко и подло решать что-то за ее спиной, – твердо сказал Колин.
– А то, как она ведет себя со мной не подло? – вскрикнула воздушница, закрыла лицо руками и убежала на улицу.
Девушка торжествовала!
Она все замечательно продумала! Теперь осталось дождаться, когда парни начнут искать другие ошибки и погрешности в поведении Миры. Ведь даже в самом маленьком, мизерном просчете, если смотреть под нужным углом, можно увидеть трагедию эпических масштабов.
Но не все было у нее так гладко и сладко. Кошмар, начавшийся утром, не только не исчез, но начал прогрессировать. Тень, еще недавно представляющая собой страшную скрюченную, но совершенно плоскую фигуру, теперь тянула к девушке костлявые руки, стремилась схватить, разорвать, уничтожить Аду. Пытаясь избавиться от этого ужаса, воздушница, едва сдерживая истерический крик, понеслась в здание. Прислонившись к стене, зажмурив глаза и прикусив губу, она тяжело дышала. Из ее горла вырывались жалкие поскуливания. Решившись, она приоткрыла один глаз и тут же завопила от ужаса, когти тени были почти у лица девушки. По ее щекам покатились слезы и она отпрыгнула в угол, туда куда свет не падал.
На этом приключение девушки не закончились. Кошмар из зеркала тоже не оставался в стороне, и как только воздушница смотрела в любую отражающую поверхность, кошмар появлялся и стремился достать до нее. Но и это полбеды. Ночью ей снилось, как эти два образа все же добрались до нее. Они мучили ее, издевались, причиняли боль. Ада вопила и кричала, но они только радостно улюлюкали и продолжали мучение.
На следующее утро, девушка встала невыспавшаяся. Она вжимала голову в плечи и боялась посмотреть куда-либо. Ей казалось, что со всех углов к ней тянутся когтистые руки, готовые вот-вот растерзать ее плоть. Воздушница вздрагивала от любого шума.
Известие о том, что Мире стало хуже, и она еще день или два проведет в лазарете, чуть ободрило Адонику.
Но пропорционально злорадству Ады возрастала степень воздействия на нее кошмаров. Теперь не только тень от ее тела, но и тени шкафа или стула, стремились добраться до девушки, кошмар в отражении шевелил губами, девушка читала слово «Умри».
Она, стремясь найти защиты, держалась ближе к парням, а те, понимая, что с ней происходит не возражали. Парни, глядя на мучение Ады, стали неосознанно осуждать Миру. Действие усугубляло то, что ректора очень часто видели около лазарета. Семя, посеянное Адой, стало прорастать.
Сама же доведенная до истерики девушка, отчаявшись, пошла к ректору.
– Студентка Гистас, – кивнул аморт, как только она вошла.
Ада в ужасе озиралась. Тени от всей мебели тянули к ней свои когтистые лапы, со стола на нее смотрело кошмарное создание, повторяющее: «Умри».
– Не надо! – крикнула девушка. – Не надо! Не надо! Не надо!
Она зажала глаза руками, съехала спиной по двери и заплакала.
– Уйдите! Уйдите! Уйдите!
– Студентка Гистас, это какой-то розыгрыш? – спросил ректор.
Давясь слезами, не открывая глаз, девушка рассказала о том, что ее мучает, виня во всем Арамиру
Адоника почувствовала прохладное прикосновение ко лбу, несмело открыла глаза и с удивлением отметила, что тени успокоились.
– Тише, студентка Гистас, все хорошо, – ободряюще сказал аморт, глядя в глаза Аде.
– Спасибо! – она заплакала и кинулась ему на шею. – Я бы сошла с ума! Сошла с ума!
– Не благодарите меня, боюсь это временная передышка, снять заклинание может лишь ведьма, наложившая его.
– Я не пойду к ней! – крикнула Ада и покрепче обняла ректора.
– И не надо, к ней пойду я, а вам советую поспать. Не знаю, снимет ли студентка Ваир заклинание сразу, поэтому отдохните пока.
Она всхлипнула, кивнула и, уткнувшись в шею Даринеру, прошептала:
– У меня совсем нет сил.
Услышала тяжелый вздох. Ее оторвало от аморта воздушным потоком и отнесло к кушетке.
– Отдыхайте, – сказал Даринер мин Самитрэн и вышел.
А Адоника, зло ухмыльнувшись, погрузилась в сон.
Глава девятнадцатая
Два дня я мучилась от дикой слабости, головной боли и крутящего мерзкого чувства в животе. Периодически выпадая из реальности и снова приходя в себя, я видела обеспокоенные глаза аморта и заботливые теплые руки на моем лице. Ректор поил меня какими-то отварами (или чаями, уж не знаю чем), и после них мне становилось заметно лучше. Лекарей ко мне лорд Самитрэн принципиально не пускал и лечил самостоятельно. А я, в моменты пребывания в сознании, старалась построить между нами стену. Зачем? Просто... ну какая нормальная девушка устоит перед такой заботой со стороны симпатичного мужчины? Правильно – никакая. А мне нужно выстоять! Нельзя усложнять все новой влюбленностью! В принципе, я была невероятно благодарна аморту. Не знаю, что бы со мной было, если б не он. Но, благодарность благодарностью, а влюбленность это уже дело лишнее.
Кстати, меня безумно радовало, то, что в туалет я могла ходить сама. По стеночке, конечно, делая частые остановки, но сама. Иначе со стыда бы сгорела и больше в жизни в глаза аморту не посмотрела!
Аля и парни не приходили. Аморт запретил кому-либо посещать меня. Я хотела было возразить против такого произвола, но Даринер мин Самитрэн очень искусно пресекал все мои попытки бунта.
Сегодня я чувствовала себя лучше и решила попробовать прогуляться по комнате. Кое-как натянув на одежду, встала, держась за спинку кровати, и на трясущихся подкашивающихся ногах дошла до стены. Оперлась об нее двумя руками и остановилась, тяжело дыша. Затем развернулась, прижалась к ней спиной и решила, что идея прогулки – одно из самых фатальных решений в моей жизни. Я была еще слишком слаба. Выдохнула сквозь стиснутые зубы, сделала шаг, и в этот момент, открылась дверь, и вошел нахмурившийся ректор.
Кинула на него косой взгляд, стиснула зубы, и упала... Точнее упала бы, если бы он меня не подхватил.
– Что ты за упертая ведьма, Мира?! Я тебе что сказал: лежать и не вставать! А ты тут прогулки устраиваешь!
Он поднял меня на руки, с беспокойством оглядел, а затем понес к кровати.
Знали бы вы, как я ему была благодарна! Я не уверена, что дошла бы до кровати! Прижалась головой к его плечу и выдохнула. Снова начиналась головная боль.
Меня аккуратно положили на кровать, убрали с лица пряди волос и накрыли одеялом. Через пару минут, когда боль немного утихла, встретилась с серьезным взглядом ректора.
– Что-то случилось? – поинтересовалась я.
Голос вышел хриплым. Аморт нахмурился сильнее, откинулся на спинку кресла и сказал:
– Да, случилось.
Закрыла глаза и спросила:
– И что же?
– Мира, ответь мне, пожалуйста, зачем?
Я удивленно открыла глаза и посмотрела на сердитого ректора.
– Зачем что? – осторожно спросила я.
– Зачем ты заколдовала студентку Гистас?! – тихо, но очень внушительно спросил он.
Ага, значит, Адочка не выдержала и побежала к ректору. Тварь. Мои губы растянулись в широкой улыбке.
– Да, я ведьма, да я злая,
Но бываю и другая, – пропела я.
– Мира! – прошипел он, едва сдерживаясь.
– Что? – спросила я.
– За-чем? – по слогам спросил мужчина.
Я усмехнулась, превозмогая боль.
– Разве нужны причины для пакости? Просто я, ректор Самитрэн, – злая и вредная. Я ненавижу Адонику. А еще я не обязана перед вами отчитываться, – ответила ехидно.
– Мира, – очень серьезно начал он. – Желание уложить тебя на колено и отшлепать удерживает только тот факт твоей болезни.
Я вскинула бровь.
– А то, что ваше желание – это нарушение субординации, вас не смущает?
– Нет! – рявкнул он.
Тут же скривилась от боли в голове.
– Прости, – тут же извинился аморт, а затем ласково провел рукой по моему лбу, и боль прошла.
– Спасибо, – улыбнулась я.
Он кивнул.
– Итак, я хочу знать причину.
– А я вам ее уже назвала, а добавлять ничего не собираюсь, – усмехнулась в ответ.
– Мира, – он чуть наклонился ко мне. – Скажи мне, зачем ты выставляешь себя в таком свете? Я знаю, есть рациональное объяснение твоему поступку, потому что тебе не свойственно – действовать необдуманно. А еще я знаю, что ты не такая уж и плохая, грозная и вредная, как хочешь казаться, поэтому спрошу еще раз. Зачем ты заколдовала Миру?
И внезапно, мне очень захотелось рассказать. Ректор каким-то странным непостижимым образом проник под мою броню и заметил маленькую девочку, прячущуюся внутри. Девочку, которую никто не должен видеть, ранимую, наивную. Девочку, которую скрывает каждая ведьма. Но я подавила свой порыв. Чуть приподнялась на локтях, встречаясь с ним взглядом, и ответила:
– Не надо думать обо мне лучше, чем я есть, ректор. Я вредная, злая, коварная, сумасбродная. Я – ведьма. Не нужно искать рациональное зерно в моих поступках, потому что его нет. Идите успокаивайте Аду, ведь только ваша сила аморта в стостоянии на время убрать заклинание, я его, кстати, снимать не собираюсь!
Я откинулась на подушки и, зло усмехнувшись, закрыла глаза. Вот так. Чего только не сделаешь ради исполнения плана! Сейчас он пойдет к ней, разочаровавшись во мне. Его любовь будет медленно увядать, а чувства к ней наоборот распускаться во всей красе.
Внезапно почувствовала, как меня поднимают на руки и крепко прижимают к себе.
– Глупый маленький ежик! – слышу я шепот на ухо.
В шоке распахиваю глаза.
– Ты не испугаешь меня своими иголками, – смешок. – Не знаю, зачем тебе это надо, но даже не пытайся настроить меня против себя.
Я отстранилась от него и заглянула в глаза, которые наполнены чем-то теплым и ласковым. Ой-ой!
– Вы – странное существо! – воскликнула я. – Какие к хмырю иголки? Какое настраивание против себя? О чем вы?! Я говорю так, как есть! Уходите к хмыревой бабушке! Вы меня до смерти достали!
– Да конечно! – фыркнул он. – Поэтому так зажглись твои глазки, когда я вошел? Э-э-э! Не было такого!