– Ты называешь мою жену шлюхой? – мягко спросил он.
Он даже не мог злиться на Сильвио, поскольку это был полный абсурд. Разумеется, Габриель была невинной. Люк был единственным мужчиной, который к ней прикасался. Он даже учил ее целоваться.
– Принцесса? Полагаю, нет, – ответил папарацци. – Но она так испугалась, когда я ей сказал, что у меня есть запись вашей близости с Розалиндой… Даже заплатила мне десять тысяч фунтов, чтобы ее уничтожить. – Он рассмеялся. – Будь у меня действительно такое сокровище, разве я продал бы его за гроши?
Люк задумчиво посмотрел на Сильвио. Как он мог его винить? Он сам был виноват в том, что под влиянием своих страхов сделал неправильные выводы. Габриель не хотела причинить ему вред. Она отличалась от всех, кого он знал. Между ней и омерзительным типом, стоящим перед ним, не было ничего общего.
– Это твоя месть? – спросил он папарацци.
– Я не нуждаюсь в мести, – усмехнулся тот. – У меня есть десять тысяч фунтов. Вы снова меня ударите? Сломаете мне нос? Интересно, сколько денег я в таком случае смог бы у вас потребовать в суде в качестве компенсации за нанесенный мне ущерб? Знаете, денег никогда не бывает достаточно.
Люк рассмеялся.
– У тебя не будет повода подавать на меня в суд, – сказал он, затем обошел Сильвио и направился к подъезду. – Непременно напиши о нашей сегодняшней встрече. Выстави себя идиотом перед всей Европой. Желаю тебе удачи, – бросил он через плечо.
Сильвио пробормотал ему вслед ругательство, но Люк не стал останавливаться. Ему было все равно. После многолетних преследований Сильвио наконец перестал для него существовать.
Сейчас его больше интересовало то, что он назвал Габриель «моя жена». Никакого прошедшего времени.
Она прибыла в Рим, полная воспоминаний.
Сейчас это была уже не та Габриель, которая сбежала из Миравакии в Рим в день собственной свадьбы.
Как столько всего могло измениться за такое короткое время? Сейчас Габриель была настроена до последнего сражаться за мужчину, от которого тогда сбежала. Любовь к Люку горела внутри нее ярким пламенем, хотя она все еще злилась на него за то, как он с ней обращался в день их расставания. Как она могла так сильно измениться?
Габриель едва узнавала себя.
Рим был таким же, как прежде. Он встретил ее привычным шумом и суетой. Она любила этот древний город под лазурным средиземноморским небом.
Ей не составило труда узнать, куда отправился Люк. Он говорил ей, что предпочитает Рим другим городам и ездит туда, когда хочет побыть наедине с самим собой.
Его помощник Алессандро сказал ей, что его нет в Париже, и Габриель жадно за это уцепилась. Определенно, если бы она ничего для него не значила, Люк не заметил бы ее отсутствие и как ни в чем не бывало вернулся бы к работе.
Но тот факт, что его не было в парижском офисе, вселил в нее оптимизм. Он напомнил ей о том, что сказал ей Люк во время их путешествия по калифорнийскому побережью.
Они неспешно брели по извилистой тропинке в скалах в Биг-Сур, любуясь огромными деревьями и изрезанной береговой линией, о которую с грохотом бились волны Тихого океана.
– Я предпочитаю Рим другим городам, – сказал Люк. – Там я чувствую себя дома.
– В таком случае почему ты не ездишь туда чаще? – спросила Габриель, услышав в его голосе грусть.
– Мой офис находится в Париже. – Он пожал плечами и слегка нахмурился, словно не понял ее вопроса. Словно в жизни не было ничего важнее работы.
Тогда она спросила себя: почему внутри него такой разлом? Почему работа и дом находятся по разные стороны этого разлома? Ей захотелось как-нибудь его утешить, хотя она чувствовала – ему это не понравится. Сейчас она задавалась вопросом: почему тогда ей не пришло в голову, что он работал как проклятый, поскольку ничего другого не знал? Он даже не знал, что нуждается в поддержке.
Она посмотрела на безымянный палец левой руки, на котором было два кольца. Бриллиант, играющий на солнце всеми цветами радуги, напомнил ей о том вечере, когда Люк его ей подарил. Тогда он держался довольно отстраненно, но она все равно почувствовала его уязвимость. Даже у таких сильных мужчин, как Люк Гарнье, есть уязвимые места. Может, в тот вечер он понял, что она ему небезразлична, но не сумел это выразить?
Разумеется, он не мог ей доверять. Потому что он вообще никому не мог доверять. Потому что рядом с ним никогда не было надежного человека.
Его родители были так заняты выяснением отношений, что забывали о его существовании. Они погибли, когда Люк был еще так молод. Он никогда никого к себе близко не подпускал. У него были все основания ей не доверять, когда Сильвио оклеветал ее перед ним. Ее нисколько не удивляло, что Люк почувствовал себя преданным. Месяц любви не мог перечеркнуть целую жизнь, полную недоверия и подозрений.
Это лишь придало Габриель больше решимости. Она будет его любить вне зависимости от того, примет он ее назад или нет. Она не остановится только потому, что в тот злополучный день в Лондоне он выместил на ней свой гнев. Она так сильно его любила, что не собиралась отступать, какой бы трудной ни была борьба. Она готова пойти на все, чтобы достучаться до той ранимой части, которая пряталась глубоко внутри него. Когда это произойдет, он оба освободятся от груза прошлого.
Стоя на террасе своего пентхауса, Люк смотрел на крыши Рима. Он никогда не приводил женщин в это место, которое считал своим домом, и поначалу не собирался приводить сюда Габриель, даже несмотря на то, что она была его женой.
Однако сейчас он беспрестанно думал о ней.
«Габриель понравилось бы наблюдать за тем, как солнце встает над городом, окутывая купола и шпили оранжевым и золотистым светом».
Я люблю тебя.
Он назвал ее «моя жена», а не «моя бывшая жена». В день их расставания он потребовал, чтобы его юристы составили необходимые документы, но с тех пор не отвечал на их звонки. Сегодня он узнал то, что ему следовало знать с самого начала: Габриель его не предавала. Сильвио оклеветал Габриель, настроил его против нее, а он поверил ему, потому что был слеп. Неужели какая-то его часть хотела считать Габриель способной на такое предательство? Неужели он хотел, чтобы она оказалась такой же, как его мать? Чтобы его самые жуткие страхи подтвердились?
Люк не знал, как со всем этим быть. Он, человек, известный своей решительностью, своей смелостью.
Поставив бокал с вином на столик, мужчина подошел к перилам и стал вспоминать о том, как раньше на этом же самом месте думал о том, как победить своих конкурентов, приумножить свои капиталы и уничтожить врагов. И ему все удалось.
Единственное, о чем он мог думать сейчас, – это об округлых бедрах Габриель, о ее довольных стонах, когда он возносил ее к вершинам блаженства. О ее безупречной элегантной оболочке, за которой пряталась страстная натура. Он был одержим ею. Даже Рим казался без нее пустым. Люк заставил себя признать поражение. Это было для него совершенно новым опытом.
Кажется, он не в состоянии без нее жить. Может, он уже подозревал это в Лондоне? Может, поэтому так быстро от нее ушел? Потому что она разрушила его пустую безрадостную жизнь, которую он так долго строил?
Нахмурившись, Люк пошел назад в квартиру, чтобы как следует обдумать эту новую информацию. Раз он не в состоянии жить без Габриель, значит, он должен ее вернуть.
Он повернулся, услышав, как открылись двери лифта в его частном фойе.
– Мне так жаль, мистер Гарнье, – сказал портье. – Я знаю, вы распорядились, чтобы мы докладывали обо всех посетителях, но…
– Привет, Люк, – спокойно произнесла Габриель, выходя из кабины лифта.
Она была великолепна в синем костюме, который ему захотелось с нее сорвать, чтобы овладеть ею прямо здесь, на мраморном полу.
– Габриель. – Он смаковал каждый звук ее имени.
Может, это он ее вызвал силой мысли и она появилась перед ним как фея из детской сказки?
После встречи с Сильвио он принял душ, чтобы избавиться от негативной энергии. Он надел брюки и рубашку, но не стал ее застегивать. Судя по тому, как взгляд Габриель скользнул по его животу, он поступил правильно.
– Похоже, тебе так не терпелось сбежать, что ты кое-что забыл, – спокойно сказала она, подходя к нему.
Люк сделал знак портье, и двери лифта закрылись.
Он вспомнил свои слова, произнесенные другим тоном в другой стране, и его губы изогнулись в улыбке.
– Да? – мягко спросил он, любуясь ею. – И что же я забыл?
Габриель вызывающе вскинула подбородок. Сейчас она выглядела более смелой, уверенной в себе. Смотрела ему прямо в глаза. Не боялась его.
Она была неподражаема.
– Свою жену.
Глава 18
Остановившись всего в нескольких дюймах от Люка, Габриель произнесла:
– Я люблю тебя. Даже несмотря на то, что в Лондоне ты разбил мне сердце. Я люблю тебя и отказываюсь мириться с тем, что между нами все кончено.
– Кажется, у тебя выросли коготки, – промурлыкал Люк. – Вижу, мое отсутствие пошло тебе на пользу.
Габриель не могла разобрать выражение его лица. В том, как он на нее смотрел, было что-то новое, не холод и не злость. Надежда, которую ей подарил его взгляд, только усилила ее решимость.
– Нет, оно мне не подошло. – Она уперлась руками в бока. – Ты вел себя как последний кретин.
Его губы искривились в улыбке.
– Я думал, ты продала Сильвио фотографии компрометирующего характера, сделанные во время нашего медового месяца.
«Он говорит слишком мягко, – подумала Габриель, – и не спорит с тем, что в день нашего расставания ужасно себя вел».
– Я заплатила ему, чтобы он не опубликовал запись, на которой были вы с Розалиндой… – Габриель нахмурилась, когда до нее дошел смысл его слов. – Наши с тобой фотографии?
– Вижу, ты ошеломлена.
– Разумеется, я ошеломлена! – возмутилась Габриель. – Как ты мог в такое поверить? Я бы не стала никому продавать фотографии. Я кронпринцесса Миравакии, а не какая-нибудь второсортная старлетка!