ничего, кроме хорошего», – говорили древние римляне и были правы…
В блиндаже было душно, тихо. Все спят, слышно похрапывание, парни видят сны. Он расстегнул ворот кителя, прилег и не мог уснуть. Его мысли невольно вернулись к мирной жизни. Чем он будет заниматься, когда закончится война? Будет ли востребовано театральное искусство? Что начнут показывать на сцене? Классику? Современность? Какую? Про войну? Про солдатскую окопную жизнь? Куда интересней смотреть на галантных офицеров, целующих красавицам дамам нежные ручки…
Утром Эриху в канцелярии передали письмо. Его принес вернувшийся из отпуска солдат соседнего батальона. Голубой чистый конверт. Никаких надписей и штампов. От кого бы это? Он вскрыл конверт. Письмо было от Альмут. От Альмут Вагенхауз, замужней артистки дюссельдорфского театра, с которой у него был мимолетный роман. Он удивился, стал читать. Альмут, по ее признанию, писала почти в полной темноте, находясь в домашнем бункере. Со свечами проблема, не всегда их достанешь.
«…Пришел тот самый камрад, который передал устную весточку о тебе, он сообщил, что ты жив и здоров, – писала она. – Когда отпуск у него подойдет к концу, он зайдет к нам снова, и я смогу передать с ним мое послание. Он рассказывал о твоей солдатской жизни много такого, что не найдешь в газетах. Так я узнала, где ты находишься. Радио сообщает, что в той местности проходят тяжелые бои и что вы отражаете атаки русских. Но по радио об этом говорят постоянно.
Тебе, конечно, интересно знать, как у нас в Дюссельдорфе? К сожалению, ничем порадовать не могу. Противовоздушные сирены стали выть чаще, нам приходится укрываться в бункере. Мой Фолькер от расстройства заболел, у него плохо с почками, врачи посоветовали ему уехать на юг, на воды. Там больше солнца и меньше взрывов.
Я поселилась у отца. У него свой подвал, в нем теперь мы все укрываемся. Отец повесил на стены картины, притащил диван, два кресла. Стало уютнее. Есть печурка, можно варить кофе, правда, если таковой имеется. В этот подвал приходят теперь соседи. А куда им деваться? Мы друг друга давно знаем, доверяем, поэтому говорим о политике, о тяжелом экономическом положении. Оказывается, у нас плохи дела с урожаем, некому собирать. Не получили мы ту украинскую пшеницу, которую нам обещали.
В газетах стали писать об актах саботажа, о пойманных шпионах, об изменниках, ничего раньше этого не было… Что происходит? Никто ничего не понимает!
Ладно, не буду о печальном. Театр работает только в выходные и то, если нет бомбежек. Состав сильно изменился, всех молодых забрали. У нас в труппе одни женщины и пожилые мужчины. Недавно видела фильм с твоим участием “Семейный учитель”. И прослезилась, ты прекрасный комедийный актер, Эрих. Умеешь петь, танцевать, играть на фортепиано. Тебе не нужно было уходить на фронт. Это глупость, глупость… Кстати, кто эта Луиза Блюм? Она постоянно вешалась тебе на шею, и целовались вы страстно. Надеюсь, это только на экране… А у меня нет ни одной твоей фотографии.
Если ты приедешь в отпуск, может быть, заглянешь на Рейн, в Дюссельдорф? Тогда мы попразднуем. Наверстаем все, что упустили. Уже неделя, как у нас стоит прекрасная погода, я иногда сажусь на велосипед и еду на набережную. Там гуляю в одиночестве, наслаждаюсь тишиной и свободой. Но все это без тебя. На самом деле все грустно, грустно…»
Он не заметил, как отвернулся к стенке и уснул. И снился ему гостеприимный Дюссельдорф, городской театр и его участие в постановке трагедии Иоганна Вольфганга фон Гёте «Эгмонт», к которому Бетховен написал свою знаменитую увертюру. Тогда с Эрихом случилась большая неприятность…
12. Гастроль в Дюссельдорфе
Исполнилось его желание приехать в Дюссельдорф, на Рейн, на одну из самых мощных и легендарных рек Германии. С ней связано столько сказаний! Один миф о нимфе Лореляй, сидевшей на высокой скале, чего стоит. Своим пением и дивными волосами она соблазняла моряков. А нибелунги, эти короли-карлики из подземного царства, спрятавшие на дне Рейна свои сокровища? Рихард Вагнер, любимый композитор Гитлера, тоже вегетарианец, написал несколько опер на эту тему.
Рекомендации ему дала антрепренер из Берлина Илона Райнеке, работавшая в Немецкой государственной театральной палате. Эриха, конечно, волновало, как вольется он в незнакомый коллектив, как примет его генеральный интендант герр Майер, какой репертуар в театре, какую предоставят ему первую роль. Одно дело похвала профессора Ламмера, коллег по сцене в родном Франкфурте и совсем другое – новое профессиональное сообщество, где все смотрят на тебя оценивающе и критически. Этот-то, приезжий, он откуда? Из Франкфурта-на-Одере? Из прусской провинции? Какой он конкурент! Надо указать ему свое место. Недоброжелателей в коллективе всегда хватает.
Свои сопроводительные бумаги и рекомендательные письма Эрих отнес в канцелярию генерального интенданта. Секретарша просмотрела их, осталась довольна и предложила ему для проживания однокомнатную квартирку в доме на улице Штернштрассе. И набережная недалеко, и до театра рукой подать. Место тихое, спокойное. В квартирке есть кухонька, туалет отдельный, он на первом этаже, ходить туда надо со своим ключом. Сама квартирка, правда, расположена в подвальном помещении, но это не страшно, верно? Он же одинокий человек и целый день будет занят в театре. Двадцать рейхсмарок в месяц за такое актерское жилье вполне сносная цена. Не так ли, герр фон Ридель?
Эрих согласился, что цена приемлемая и подвал ему не страшен. Но когда прибыл на место и переночевал, то сразу распознал, что тихой и спокойной его подвальную квартирку никак не назовешь. В шесть часов утра над головой гремели металлические контейнеры. Грузчики подвозили уголь. Как ему сказали соседи, первоначально в его квартирке был угольный склад, со временем его переоборудовали, превратили в жилое помещение с кухней, а туалет оказался на лестничной площадке. Теперь уголь сгружают в других подвалах. Чуть позже в соседнюю мясную лавку подвозили мясо, и выхлопная труба пикапа гудела где-то над головой, а потом по булыжной мостовой гремела тележка зеленщика, за ним – молочника. В общем, только к полудню улица успокаивалась. Пришлось пойти в аптеку и купить восковые затычки для ушей.
Как сказал генеральный интендант театра Хартмут Майер, на первых порах герру фон Риделю предстояло подключиться к репетициям комедийной пьесы местного драматурга Фолькера Вагенхауза «Муж, жена и соседи», которую превратили в водевиль с музыкой, пением и танцами. Герру фон Риделю предлагалось сыграть двух персонажей – соседа-ворчуна и приятеля-соблазнителя. Для первой роли нужен только грим, бородка у него есть, и голосу надо придать ворчливость. У него два выхода. А вот для второй роли… Согласно второй роли ему надо было выходить пять раз. И при этом петь, танцевать. В руках у него будет гитара. Эрих со всем согласился, чем обрадовал интенданта – не нужно брать человека из кордебалета или оркестра.
И Эриха отправили на сцену знакомиться с персонажами пьесы. Согласно замыслу автора приятель-сосед (его роль исполнял местная знаменитость Йоханнес Леманн) должен был соблазнить главную героиню, которую исполняла солистка театра Альмут Вагенхауз. Но на первую репетицию Леманн не пришел, заболел. Пришлось Эриху взять на себя двойную нагрузку. Альмут ему понравилась с первого взгляда. Это была тридцатилетняя высокая брюнетка с живыми карими глазами. Она очень хорошо пела. Эрих сел за рояль, стал ей аккомпанировать, подпевал. Когда появился оркестр, она пригласила его на вальс, и они вместе закружились. У нее была гибкая талия, крутые бедра. Ее муж, тот самый драматург Фолькер Вагенхауз, лет на пятнадцать старше, с солидным брюшком, присутствовал на репетиции. Эрих подумал, что этот толстячок лучше подошел бы к роли соседа-ворчуна, но еще лучше, если бы сидел себе дома. Но драматург сидел в зале. В партере. Сидел законно, заполнял собой все кресло и не сводил со сцены ревнивых глаз. Он очень косо посматривал на новичка из Франкфурта.
Эрих, понимая пикантность ситуации, вел себя достойно. Никаких вольностей, никаких намеков. После репетиций вся труппа по обычаю заваливалась в расположенное рядом театральное кафе «Легенды Рейна». Там играли в бильярд, в шахматы, резались в карточные игры, чаще в скат, который зародился в Тюрингии. Открывалось кафе в восемь утра, и в нем можно было позавтракать перед репетицией, почитать роль. В кафе Эрих познакомился с немолодым актером Фрицем Кляйне, который годился только на исполнение ролей пожилых героев. Есть в театре такая неписаная должность – актер на пожилые роли. У Кляйне накопился пятидесятилетний сценический опыт. Он с блеском выступал в королевском театре Вильгельма Второго в Берлине, был лично знаком с великой итальянкой Элеонорой Дузе, знал ее воздыхателя итальянского поэта Габриеле д'Аннунцио. В репертуаре Кляйне были короли, графы, князья. Он не раз играл чарующих любовников и мог многое что рассказать.
Эрих слушал его внимательно, лишние вопросы не задавал и за свой счет заказывал напитки. Эрих вообще был предупредителен ко всем, особенно к дамам и быстро вписался в театральную компанию. А вот драматург Фолькер, большой любитель традиционного дюссельдорфского темного пива «Альт», от коллектива откололся. Он перестал посещать любимое питейное заведение. К вечеру у него начинала болеть голова. И он отправлялся домой. Его жена Альмут, наоборот, неожиданно прониклась любовью к темному пиву, при каждой свободной минутке забегала в кафе, заказывала кружечку. И ждала там нового артиста, Эриха фон Риделя. Ну и что из этого?
Шутили, смеялись. Приходили другие актеры. Тоже заказывали «Альт». Потом кельнеры приносили травяной ликер или корн. Вечером, когда все расходились, он провожал Альмут. Она сама вызвалась показывать ему красоты вечернего города и волнующий Рейн. Он не возражал.
Они гуляли по темневшей набережной, смотрели на волны, говорили о Лореляй, вспоминали другие легенды, ну и целовались. Альмут оказалась такой страстной, целовалась до самозабвения. Потом они шли к нему в подвальчик, выпить кофе. И снова что-то жарко обсуждали…