Как-то утром, не успел Эрих подойти к театру, как у него перед носом распахнулось дверь, и на пороге появился помощник генерального интенданта Рольф Крумм. Он курил сигару, пускал дым, загораживал проход и смотрел на него с усмешкой.
«Ну вот, – тревожно пронеслось у Эриха в голове, – уже доложили. Кто-то из актеров решил подложить ему свинью, настучал, сообщил, что драматург теперь рогоносец. А может, кто из соседей?»
Германию обуяла какая-то повальная болезнь стучать на соседа. Все старушки, высовывающиеся в распахнутые окна, – потенциальные стукачки. Они лучше любого полицейского следили за нравственностью и порядком в рейхе. И если замечали малейшие отклонения от нормы, тотчас доносили в полицию. Хорошо хоть не в гестапо. Сколько раз говорил он себе, не связывайся с замужними красавицами, особенно с теми, у которых мужья сидят в зале.
– У тебя все в порядке? – сощурив глаза, спросил помощник.
– Абсолютно все, – без тени улыбки серьезно ответил Эрих.
– Ничего не натворил?
– Нет, – уверенно сказал Эрих, а сердце его екнуло. С утра и такие вопросы?
– После репетиции зайди к шефу, – помощник не спускал с него прищуренных глаз. – Он ждет. У него конфиденциальный разговор с тобой. – И освободил проход.
Эрих только молча дернул плечами. Он три недели в театре. Еще не успел ничего натворить.
После репетиции Эриха пригласили в кабинет. Генеральный интендант поздоровался с ним очень любезно, предложил сесть. Секретарша принесла ему чашечку кофе.
– Хочу сообщить вам, герр фон Ридель, что на ноябрь у нас запланирована постановка трагедии Иоганна Вольфганга фон Гёте «Эгмонт», к которому Бетховен написал свою знаменитую увертюру. Это выдающаяся классическая трагедия, вы читали ее?
– Еще не успел.
– Тогда я напомню вам некоторые ее особенности. Все происходит в Нидерландах, в Брюсселе, примерно в 1568 году. В стране правят испанцы-католики, народ же симпатизирует лютеранству, проникающему из Германии. Граф Эгмонт католик, но жаждет освободить страну от католиков испанцев. По пьесе Эгмонт влюбляется в девушку Клэрхен. Прибывший из Испании коварный герцог Альба заманивает графа в ловушку. Ему грозит смертная казнь. Финал у пьесы очень печальный. Клэрхен, узнав об участи Эгмонта, принимает смертельный яд. Графа Эгмонта ведут на эшафот. У зрителей на глазах слезы. – Интендант остановился, отпил кофе. – Наши актеры готовы к исполнению этой трагедии. Однако, по заведенной традиции, главную роль Эгмонта за приличные деньги мы отдаем заезжей знаменитости. Эта участь не только нашего театра. В этом году своим прибытием нас почтит известный актер берлинского государственного театра Конрад Штольц. Он написал мне письмо. Я зачитаю его пожелание: «Просил бы вас назначить моим секретарем молодого симпатичного юношу. Первую сцену с его участием важно сыграть в ускоренном темпе, это придаст оживление всему спектаклю». – Интендант внимательно посмотрел на Эриха. – У секретаря непростая задача, надо зачитать просьбы граждан, в том числе требования солдат о выплате причитающихся им денежных средств, жалобы солдатских вдов о притеснениях, есть жалоба о том, что солдаты надругались на дочерью трактирщика. Не буду их перечислять. В пьесе семь таких жалоб. Вам придется их все заучить. Наш репертуарный совет остановился на вашей кандидатуре, герр фон Ридель. – Интендант допил свой кофе. – Вы молодой, симпатичный, подвижный, подающий надежды артист. Вам и придется стать секретарем у графа Эгмонта.
У Эриха отлегло от сердца, он сделал свободный выдох и тоже допил свой кофе.
– Я знаю, – продолжал интендант, – что сейчас вы заняты в водевиле, у вас там две роли, приходится полностью выкладываться, надо петь, танцевать. Замечательно, что вы все это умеете. Но тем не менее, – интендант поднялся, – вам придется разучивать роль секретаря. Вы должны понравиться берлинской знаменитости. Выучить текст вполне вам по силам. – Интендант протянул ему руку.
Эрих пообещал, что все исполнит, как требуется, и вышел из кабинета.
Отлегло. Чего это помощник интенданта так его напугал? Неспроста. Есть у него какая-то каверза. Ну да бог с ним. В театре бог – интендант, а не его помощник. Эрих отправился в артистическое кафе. Там его уже ждали Альмут и Фриц Кляйне. Им не терпелось узнать, зачем шеф вызывал Эриха. О чем они так долго беседовали? Эрих заказал Кляйне и себе пива. С ответом он не торопился, надо было помучить своих новых друзей. А потом по секрету рассказал, что ему сделано лестное предложение сыграть с берлинской знаменитостью. У него роль секретаря графа Эгмонта. Фриц отечески похлопал его по плечу.
– Похвально, мой юный друг, похвально! Я рад за вас. Вот это правильное начало карьеры, – он натирал мелом свой кий и предложил Эриху партию. – Роль секретаря занудна, – продолжал он, – в ней много текста, его надо учить, но я подскажу вам, как можно всего этого избежать. А теперь приступим к разгону шаров.
Альмут посидела, посмотрела, как они самозабвенно гоняли бильярдные шары (на нее внимания не обращали), и обиженно ушла.
Этого они как раз и дожидались. Перестали гонять шары, сели за столик и стали пить пиво, которое, как всегда, проиграл Эрих. Кляйне начал рассказывать:
– Скажу вам по секрету, что наш замечательный поэт Гёте по сути своей не был хорошим драматургом. У него много выспренних слов, но мало смысла. Классическая личность. Он терпеть не мог табачный дым, не выносил запах чеснока, боялся клопов и ненавидел… попов. – При этих словах Кляйне улыбнулся. – Да-да, не сомневайтесь. Он был атеистом. Христианство для него, что красная тряпка для быка. Это важно для понимания особенностей творчества Гёте. Его пьеса «Эгмонт» не столько трагическая, сколько героическая. В ней наш поэт, это тоже между нами, выступает как против католиков, так и против лютеран. Вот так-то, мой юный друг… В 1890 году по случаю юбилея Национального театра в Веймаре я играл как раз секретаря Эгмонта. И был, как и вы, новичком. Судьба даровала мне знакомство с актером на пожилые роли нашей труппы. – Кляйне сделал большой глоток вытер с губ пену. – Он был выходец из Веймара, рассказал мне много интересного из личной жизни Гёте. Вы были в Веймаре?
– Нет.
– Рекомендую съездить. Посетите музей Гёте, послушайте рассказы о нем, проникнитесь духом его творений. Это полезно.
– А что вы можете сказать о роли секретаря Эгмонта?
– Тот актер на пожилые роли обратил мое внимание на режиссерские пометки герра надворного советника фон Гёте. Там записано, что секретарь за столом с бумагами беспокойно встает… Он встает с бумагами в руках! Значит, так, достаньте себе несколько листов бумаги, запишите на них весь ваш текст. Прономеруйте, чтобы не запутаться. Останется лишь пара начальных слов, которые вам следует заучить. Остальное у вас на бумаге. Вы еще молоды, мой друг, вам придется учить много всякой ерунды. Поэтому не засоряйте себе голову лишними знаниями. Я усвоил уроки актера на пожилые роли в Национальном театре чудесного города Веймара еще в 1890 году! Бог мой, как летит время, сейчас уже другой век, через два месяца 1941 год…
Эрих не выдержал и спросил:
– И получилось? Никто ничего не заметил?
– Все получилось, дорогой мой Эри! Все получилось распрекраснейшим образом! Никто ничего не заметил. Ни режиссер, ни актеры. А публике все равно. Она следит за действием и ждет смешных реплик. Так что рекомендую.
Эрих решил воспользоваться хитроумным методом. Он еще раз перечитал всю сцену. Насчитал ровно семь вопросов графа и семь ответов секретаря. По объему – семь полных страниц текста! Запоминать такое? Голова вспотеет.
В отделе реквизита он достал изготовленный под старину пергамент, переписал на него письма, запросы, жалобы, которые он согласно Гёте должен был зачитывать Эгмонту. Все, теперь роль секретаря состояла из семи пергаментных листов. Бумаги, по совету того же актера на пожилые роли, он убрал в портфель из свиной кожи, позаимствованный из того же отдела реквизита. Сложил их по порядку. Нумеровать не стал. Он будет читать их по очередности.
На первой репетиции Эрих понял, что все сделал правильно. Он выразительно читал свою роль. Никто не заметил его махинаций. Теперь репетиции в водевиле доставляли ему особое удовольствие, и, главное, у него появилось больше времени для прогулок по набережной с Альмут. Итак, с ролью секретаря он справился. Текст он зачитывал играючи. Ни у кого не вызывало сомнения в том, что одаренный молодой человек из Франкфурта-на-Одере за короткий срок сумел выучить столь сложную роль.
Интендант похвалил его за усердие. Помощник интенданта смотрел на него с явной неприязнью. Прибывший из Берлина исполнитель роли графа Эгмонта не принимал участия в текущих репетициях. Он изложил интенданту свое видение роли и гарантировал, что на генеральной пробе органично вольется в состав. До этого на репетициях роль графа Эгмонта, по предложению интенданта, исполнял драматург. Вернее, не исполнял, а читал. Интендант сказал, что настоящий драматург должен вместе со всеми творить на сцене, а не отсиживаться в зале.
Труппа с нетерпением ждала первую репетицию с берлинской знаменитостью. Заезжий столичный гость вместе с интендантом явился точно в назначенное время. На сцену поднялся улыбающийся пожилой человек. Он был высок ростом, худощав, с солидными залысинами, настоящий старый граф, но никак не молодой и пылкий любовник, которого предстояло ему изобразить.
Граф Эгмонт понимал, что должен произвести приятное впечатление. И он произнес короткую приветственную речь. Поблагодарил собравшихся, выразил надежду, что вместе они сумеют разыграть спектакль и завоюют симпатии публики. Затем его подводили к каждому участнику. Он приветливо улыбался, подавал руку каждому, заглядывал в глаза, одобрительно кивал, переходил к следующему. Около своей пассии Клэрхен, ведущей актрисы театра Альмут Вагенхауз, задержался подольше. Девушка была яркой брюнеткой, ее живые карие глаза буквально светились, пройти мимо и не задержаться он просто не мог.