шо, ему понравился даже ячменный кофе и кусочек сухого бисквита. Вот что значит поесть дома. Только сейчас он понял, как ему нестерпимо хочется увидеть отца и мать. Сесть рядом с ними, рассказать о своем солдатском житье-бытие и выпить водки. А если бы еще и пива… У него впереди целая неделя.
После обеда снова проверили документы, стали выдавать сухой паек и рождественские подарки. Он сел в свой вагон у окна и не отводил глаз от мелькавших уютных домиков с черепичными крышами, тонких шпилей кирх. Параллельно шла мощеная дорога, по ней двигались запряженные тяжелыми битюгами подводы. Везли бочки. С пивом? У Эриха моментально пересохло во рту.
Он видел знакомые улицы, гражданские автомобили и небольшие группы людей. Это были прилично одетые немцы. Все казалось знакомым, родным, немецким. Им приветственно махали, солдаты махали в ответ. На глазах у некоторых появились слезы. Немцы – сентиментальная нация.
Лейтенант бодрым голосом объявил, что скоро Франкфурт, это настоящая Германия. Подготовиться тем, кто выходит в этом городе. Эрих считал уже минуты. Но поезд внезапно сбавил скорость, стал тормозить. И остановился. Никакой станции, простой переезд. Прошел час в безвестности, за ним потянулся второй. Двери не открывали. Солдаты стали волноваться, убегало время их отпуска, а они не знали причины остановок.
И вдруг из перронного громкоговорителя, установленного на железной мачте, донеслось: «Камрады! Прослушайте объявление! Враги нашего отечества пытались взорвать железнодорожный мост, но это им не удалось. Сейчас саперы устраняют неполадки. Просим не волноваться и оставаться на своих местах. Незначительный ущерб, нанесенный железной дроге, не остановит движения. Камрады, оставайтесь в своих купе, ждите новых сообщений».
Вот это новость! На лицах появилось разочарование. И было отчего. Отпускники не могли понять, как такое могло случиться на родной земле, которую они считали неприступной, далекой от военных действий! Понятно, когда по составу стреляли белорусские партизаны. Они находились на вражеской территории. А дома, в родной Германии? Откуда здесь враги?
Вот поезд медленно тронулся. Впереди Франкфурт. И когда состав грохотал по железному мосту через Одер, в купе чуть не танцевали от радости. Настроение у всех снова поднялось.
Но поезд внезапно замедлил ход и остановился. До вокзала не доехали пару километров. Что теперь? Лейтенант прошелся по вагону, просил не волноваться и ждать. Пропускаем составы, идущие на фронт. Эрих весь извелся. Последние минуты самые неприятные, не знаешь чем себя занять. Когда их пропустят? А если попробовать самому выбраться из вагона? Местность он знал хорошо. Быстро сориентируется и пешком дотопает до дома. Там есть еще один мост, автомобильный, по нему можно сократить путь. Тяжело, конечно, с вещмешком и чужим чемоданом, но зато с каждым шагом заветная цель будет все ближе.
Он взял свой мешок, чемодан, вышел в тамбур, самовольно открыл дверь, спрыгнул на гравий. И попал прямо в объятия лейтенанта.
– И куда это вы собрались, герр ефрейтор?
– Я так… я хотел по делу… вот тут рядом.
– В смысле опорожнения желудка?
– Ну да, конечно.
– И для этого вам понадобились вещмешок, чемодан? – глаза у лейтенанта зло сузились.
– Я здесь живу, герр лейтенант, там в низовье мой город, там мои родители, и я подумал… – попытался разжалобить его Эрих.
– За вас уже все подумали, – голос лейтенанта приобрел суровые нотки. – Где ваши документы? Предъявите!
Эрих вытащил из кармана френча солдатскую книжку, отпускное удостоверение, протянул. Лейтенант все просмотрел и вернул.
– Марш в вагон! Хотите нарваться на неприятности? Сейчас сюда придут жандармы. С ними шутки плохи. Не забывайте, в Германии действуют законы военного времени, и полицейский час никто не отменял. В вагон, и ни шагу без разрешений!
Настроение совсем испортилось. Дом рядом. До него максимум десять километров. А он сидит в вагоне как истукан и ничего не может предпринять. Полицейский час, жандармы, тьфу ты пропасть! Строгое соблюдение всякого рода законов, предписаний, параграфов и правил поведения – типично немецкая ограниченность. Он достал из вещмешка бутылку русского шнапса, кусок сала. Пригласил выпить. Никто не отказался, все нервничали. Порезали колбасы, сыра, хлеба. Выпили, поговорили. Но на душе легче не стало, время-то отпуска убегало. Поезд стоял, никаких указаний не следовало, солдаты изнывали от безделья…
14. Гостинцы из России
Эрих едва дождался полной темноты. Еще одна ночь в вагоне? Нет, с него хватит. Пусть лучше расстреляют. Снова в руки вещмешок, чемодан и прыжок на насыпь. Тишина. Вокруг ни одной души. И он, закинув чемодан на плечо, пригнувшись, как заяц, проворно двигался между вагонами. Вот наконец и шоссейная дорога. Он на свободе! Вдоль реки бежала узкая тропинка. Здесь он знал каждое дерево, здесь спускался к реке, плавал, загорал. Он спешил, но тяжелый чемодан оттягивал руку, приходилось замедлять темп.
Когда добрался до знакомого переулка, руки висели, как плети, ноги еле двигались. Вот и трехэтажная серая глыба дома. В нем темно, ни один огонек не пробивался из окон. Он повернул рычажок звонка. Тишина. Стукнул ногой в дверь. Никакого ответа. Куда все подевались? Наконец услышал поскрипывание деревянной лестницы, сверху со свечой спускалась пожилая женщина. Он ее не знал.
– Вам кого?
Эрих объяснил. Незнакомая женщина сказала, что ему не повезло. Его родители уехали в Берлин, к родственникам. Обещали вернуться к вечеру. Он может остаться, подождать их. Эрих поблагодарил, отказался, оставил только чемодан и вещмешок и отправился в центр, к театру. Хотел побродить по городу, по знакомым улицам. Необыкновенно теплое чувство нахлынуло на него. На площади перед театром он остановился. В мирное время вся площадь была залита огнями, театр освещали прожектора. А теперь? Сплошное затемнение.
Вот и мраморный памятник кайзеру, Его Величеству Вильгельму Первому, сидящему на коне. Это был суровый кайзер, который не любил сентиментальности, но страной фактически управлял канцлер, Отто фон Бисмарк. Эрих вспомнил, как с приятелями, выпив, он поспорил, сказал, что заберется на памятник и сядет впереди кайзера. Спор он выиграл, забрался на лошадь, посидел впереди кайзера. А когда спускался, чуть не сломал себе шею и вдобавок попал прямо в объятия полицейского вахмистра.
Темнота и тишина. Никакого движения. Редкие автобусы подъезжают, пассажиров мало, автомобилей почти не видно. А на часах всего восемь вечера. Он отправился на вокзал. Дежурный по перрону объявил о прибытии поезда из Берлина. Он ждал на площади у главного входа в вокзальное здание. Пассажиров было немного. И в группе выходивших одетых в военную форму мужчин он заметил своих родителей. Его мать и отец. Они двигались медленно, неторопливо, о чем-то устало переговаривались. Мать прислонилась к отцу, и он осторожно вел ее. Они постарели, стали ниже ростом, лица бледные. Может, это из-за слабого освещения? Он загородил им дорогу. Мать его не узнала. И только отец выдохнул.
– Не может быть! Эрих?..
На следующее утро он решил выполнить данное ему печальное поручение. Отец вытащил из подвала садовую тележку. Эрих положил на нее чемодан и отправился по указанному адресу. Но его ждало разочарование. Фрау Шмидт неделю назад вместе с детьми уехала в Дрезден. Адрес никому не оставила. Вернется ли? Едва ли. Ее квартиру заняли другие люди. Вот тебе на… Что же делать с чемоданом? Удрученный Эрих вернулся домой, рассказал отцу о своей неудаче. Тот рассудил просто. Тебе надо в Берлин? Вот и поезжай, выполняй другие поручения. А чемодан пусть полежит дома.
– Я поспрашиваю у знакомых, может быть, кто-то знает, куда уехала фрау Шмидт, даст ее адрес в Дрездене, – сказал он.
На том и порешили, и на душе у Эриха полегчало.
Берлин Эриха не особенно порадовал. Унтер-ден-Линден показалась ему поникшей, опустевшей, липы давно спилили, никаких скамеек, никаких украшений на домах. Спешащие военные, редкие пожилые женщины с сумками, появились монашки, одетые во все черное с белыми накидками. В продуктовых магазинах очереди. Такого раньше не было. Молодых мужчин в цивильной одежде почти не встретил. На окнах затемнение. Магазины готового платья и модной обуви закрыты. Порцелян[5] никого не интересует. Но самое печальное – на лицах людей нет привычных улыбок. Все озабоченные, все спешат, по сторонам не смотрят. Где те прежние веселые берлинцы, готовые посидеть в уличных кафе, порассуждать о новой премьере в театре, жаждущие посмеяться над комедией? Хотя нет, жизнь продолжается, в кинотеатры очереди, афиши с портретами актеров развешены, идут новые фильмы. В кинотеатре «Хронос» – новый фильм «Великий король» о Фридрихе II.
Эрих выполнил печальное поручение, передал вдове Хофманна письмо командира батальона и выразил ей свое сочувствие. Посидел немного, рассказал о прекрасном выступлении Хофманна с монологом, затем об ужасном налете русских. Фрау Хофманн слушала молча и смотрела в окно. Она предложила Эриху кофе, он отказался, удерживать его она не стала. С его души свалился последний тяжелый груз. Он вышел на улицу и вздохнул полной грудью. Теперь свободен, предоставлен самому себе.
С Унтер-ден-Линден он отправился в Карлсхорст. Решил нанести визит дядьке Отто и тетке Хелен. Они его не ждут, вот это будет для них кунстштюк. Не успел он добраться до знакомой улицы и сквозь витринное стекло заглянуть в лавку, где находилось немного покупателей, как тетка Хелен, стоявшая за кассой, увидела его и тотчас выбежала на улицу.
– Ах, боже мой, Эрих! – закричала она, обняла его и стала целовать. – Идем, идем скорее к нам домой. Не верю своим глазам: ты живой и здоровый. Да, цивильное пальто пошло бы тебе куда лучше, чем эта серая форма. Но ничего, мы тебя переоденем.
Пахло мастикой. Под ногами скрипели натертые деревянные ступени.