Он взял нож с кухонной полки, но Улучшитель уже увидел его из холла.
— Если ты хочешь, чтобы твоя жена и этот мальчик остались живы, я советую тебе отложить нож, — сказал он, все еще сжимая тело Тролль-папы Улучшающим прутом.
Дядя Хенрик положил нож и вышел в холл, подняв руки над головой.
— Пожалуйста, — сказал он. — Мы можем поговорить об этом. Почему бы нам не вести себя по-джентльменски?
Слово «джентльмен» оказало какое-то странное воздействие на Улучшителя: он выглядел так, словно проглотил слишком много горчицы.
— Ты высокомерный человек, — сказал он. — Ты видишь мой тролличий нос и кожу и делаешь вывод, что я не джентльмен. Ты думаешь, я не понимаю, что это значит: иметь благородный ум?
— Нет, — ответил дядя Хенрик, подходя к нему. — Я не это имел в виду.
— Тихо! Стоять!
Дядя Хенрик почувствовал себя несколько странно, услышав команду, но он понимал, что сейчас не время для забавного припадка. «Я не собака», — сказал он себе, и только неимоверным усилием воли ему удалось преодолеть сильный позыв встать на четвереньки.
Улучшающий прут тоже, казалось, повиновался команде Улучшителя. Но несмотря на это, он оставался обернутым вокруг тела Тролль-папы. Сэмюэль взглянул на дядю Хенрика, пытаясь понять, есть ли у того хоть какой-нибудь план, но по его лицу было незаметно, чтобы у него он был. Лицо это сейчас было зловеще бледным.
Итак, все они были там. Тетя Ида и Сэмюэль, стоящие рядышком в холле, и дядя Хенрик, которому пришлось остаться на кухне, — все трое смотрели на Улучшителя и его безглазого заложника, обвитого прутом поперек тела.
— О, Тролль-сын! — громко позвал Улучшитель, и его голос разнесся по всем уголкам дома. — О, Тролль-сын! Выходи, выходи, где бы ты ни был! Пришло время твоего первого урока… Давай назовем его Верность семье. Твой отец у меня в руках. Его жизнь в моих руках… Мне нужно только отдать команду, и Улучшающий прут навсегда заберет его у тебя. А если кто-нибудь еще, включая тебя, Тролль-папа, сделает хоть одно движение, то все будет кончено.
— Я не понимаю, — сказал Тролль-папа, задыхаясь, потому что ветка до сих пор сжимала его желудок и грудь. — Я не… понимаю… Почему вы это делаете? Вы ж хотите мне помочь, потому-то вы и тут.
Улучшитель захохотал так громко, что Сэмюэль подпрыгнул на месте.
— Помочь тебе? Это просто смешно, Тролль-папа. Для такого идиота, как ты, у тебя просто замечательное чувство юмора. Или, возможно, ты имеешь в виду, что я должен помочь тебе так же, как ты когда-то помог мне, преподав урок мучительной и жестокой правды жизни?
— Я не понимаю… Я не преподаю ничего. Я никогда не преподавал…
— О, так ты не помнишь? Не помнишь о том уроке, который ты мне преподал возле озера?
Сэмюэль посмотрел на тетю Иду, затем на дядю Хенрика. Ясно было, что никто из них понятия не имел, о чем говорит Улучшитель. А Тролль-папа, судя по всему, понимал не больше, чем они.
— Возле озера? Я не… — проговорил он и снова задохнулся, безуспешно пытаясь избавиться от прута.
— Да, возле озера. Это был очень ценный урок, который один тролль преподал другому. «Посмотри на свое лицо, — сказал ты. — Ты не человек. Ты тролль». О, и какое имеет значение, что этот урок принес ученику только бесконечную боль? Ведь что такое боль, если не правда? А правда — это всегда самая важная часть урока, не так ли?
Рот Тролль-папы открылся, глазница распахнулась от изумления: он внезапно вспомнил тот день в своем далеком детстве, когда он встретил необычного мальчика-тролля, верившего, что он человек.
— Это… ты.
Автор снова грубо прерывает повествование
Да, да, знаю. Прерывать — это грубо. Особенно когда вы приближаетесь к концу книги. Поэтому вы, не стесняясь, можете пропустить эту главу и сразу перейти к следующей, чтобы узнать, что же Улучшитель сделал потом. Обещаю, что не буду обижаться. А даже если бы я и обижался, что с того? Ведь я не могу стереть оставшуюся часть книги, чтобы заставить вас прочитать этот кусочек. К тому же этот кусочек и правда не так уже важен для всей истории. Я имею в виду, если вы не прочитаете его, вы все равно будете понимать, что происходит. Потому что все, что я хочу, — это рассказать вам о том, что вспомнил Тролль-папа, когда его обвивал Улучшающий прут.
Ну, ладно, на тот случай, если вы действительно продолжаете это читать, я тоже вынужден продолжать рассказывать. Даже если вы бросили это читать, слова отсюда уже никуда не денутся. А может быть, и денутся. Может быть, когда вы закрываете книгу, все слова исчезают и возвращаются только тогда, когда вы снова ее открываете. Но, в любом случае, сейчас они здесь и собираются поведать вам о том, что вспомнил Тролль-папа. Смотрите.
Много, много лет назад, когда Тролль-папа был маленьким мальчиком и его называли — как и большинство других маленьких троллей — Тролль-сыном, он часто ходил рыбачить на волшебное соленое озеро в Тенистом лесу. Это было его самое любимое занятие на свете. Он сидел на краю Безмолвного озера и пытался поймать рыбу-хоботуна. Конечно, он не смог бы приготовить и съесть эту рыбу. Эти рыбы такие ядовитые, что всего один кусочек, положенный в рот, убил бы его прежде, чем он успел бы его проглотить. Нет, каждый раз, когда ему попадалась рыба-хоботун, он отпускал ее обратно в воду. И кроме того, у него всегда получалось поймать еще одну. Удовольствие было в том, чтобы сидеть одному, без родителей, которые дома вечно к нему придирались.
Он почти никогда никого не встречал. Обычно там был только он, спокойная вода и рыбы-хоботуны. Но однажды он кого-то увидел. Другого тролля, примерно одного с ним возраста. Только этот тролль шел не из Троллхельма, а с другой стороны. Еще одно обстоятельство, поразившее молодого Тролль-папу, заключалось в том, как он был одет. Никогда в своей жизни он не видел такого элегантного тролля.
Мальчик-тролль подошел поболтать. И некоторое время они наслаждались дружеской беседой о рыбах-хоботунах. Тролль-папа (которого тогда звали Тролль-сын) сказал мальчику, что рыбы-хоботуны такие медленные и вялые из-за того, что вода в озере соленая.
— Она делает их сонными, — заявил он.
— Сонными? Значит, я могу взять чашку с водой и позволить ей испариться, так что вся соль останется на дне, — сказал элегантно одетый мальчик. — И тогда я смогу заснуть, просто понюхав ее.
— Испариться? Я не понимаю этого слова.
— Это потому, что ты тролль.
— Как и ты.
— Нет, — засмеялся элегантный мальчик. — Я человек. Меня зовут Мартин. Тролль! Честное слово, это ужасно смешно.
Тролль-папа-которого-тогда-звали-Тролль-сыном показал пальцем на воду:
— Ты не человек, раз у тебя такое лицо. Ты — тролль. В Тенистом лесу нет человеков. Глянь туда, в воду. У тебя не один глаз, как у меня, но лицо у тебя такое же бугристое, как и мое. И глянь на свой огромный нос. Это тролличий нос, вот.
Элегантный мальчик молчал, казалось, целую вечность. Потом он наклонился над озером и посмотрел на свое отражение в гладкой поверхности.
— Ты в порядке? — спросил Тролль-папа-которого-тогда-звали-Тролль-сыном.
Элегантный мальчик наконец ответил самым печальным и тихим голосом, который только можно себе представить:
— Я… я… я… я… тролль.
Он посмотрел на Тролль-папу-которого-тогда-звали-Тролль-сыном.
— Я тебя ненавижу, я тебя ненавижу, я тебя ненавижу, — сказал он ему. — Ты мерзкий, отвратительный тролль!
Следующее, что помнил Тролль-папа, — это как мальчик убежал прочь, исчезнув в лесу на северной стороне озера. Он никогда больше его не видел — по крайней мере, так он думал.
Ну вот, так все и было. Разве от этого бедственное положение Тролль-папы не окрашивается новыми трагическими красками? Разве это не дает глубокое психологическое объяснение феномену жестокости Улучшителя?
Ох, да кому это интересно? Все, я пошел.
Пока.
Урок рыбалки
Улучшитель приказал Улучшающему пруту еще туже обвить тело Тролль-папы и снова позвал:
— Тролль-сын! Пока что ты не выполняешь своего урока… Думаю, нам придется прибегнуть к некоторым жестким мерам. Назначить крайний срок, можно назвать это так. Я буду считать от десяти до нуля. Когда я досчитаю до нуля, твой отец будет мертв, если ты не выйдешь из своего укрытия. Десять… девять… восемь…
— Пожалуйста, — прохрипел Тролль-папа, чье лицо стало пепельно-серым. — Не делай это.
— …семь… шесть… пять…
— Мы уже говорили вам, — вмешался Сэмюэль. — Мы не знаем, где он. Ты правда можешь с таким же успехом пойти домой.
— Сэмюэль, — прошипела тетя Ида уголком рта. — Чш-ш.
— …четыре… три…
— Мы не можем просто поговорить об этом? — предложил дядя Хенрик. — Человек с… э-э… троллем? Давайте не делать ничего второпях.
— …два. Один… Очень хорошо, Тролль-сын, — сказал Улучшитель. — Твой отец должен…
— Нет, — воскликнул Сэмюэль. — Подождите!
Ровно в этот момент дверь прачечной скрипнула, и оттуда выскользнул Тролль-сын.
Улучшитель качнул запястьем, и Улучшающий прут замер.
— Папа, — проговорил Тролль-сын, изумленно моргая при виде всей сцены.
— Тролль-сын? Тролль-сын? — голос Тролль-папы был слабым, но в нем отразилось множество эмоций, когда он слепо повернулся по направлению к мягким шагам сына.
Улучшитель отступил назад, милостиво разрешив папе воссоединиться с сыном. Он смотрел, как Тролль-папа, с обернутым вокруг тела прутом, крепко обнимает своего сына, жадно вдыхая его запах.
— Я извиняюсь, — говорил Тролль-папа, задыхаясь. — Я извиняюсь…
Сэмюэль думал о том, что теперь случится с Тролль-сыном. Что с ним собирается сделать Улучшитель? Он не мог себе этого представить.
— Конечно, — сказал Улучшитель, — как бывший рыбак Тролль-папа знает, что обычно происходит с наживкой… Ее помещают на крючок и используют по назначению, а затем выкидывают. Сжимайся, прут, сжимайся…
Улучшитель еще раз тряхнул тем концом прута, который был у него в руке, и он сжался вокруг тела Тролль-папы. Не прошло и пары секунд, как лицо его стало совершенно серым.