[212]. В беседах, детских книгах и программах тоже стараются не затрагивать эти вопросы. Если тему все же упоминают, обычно обсуждается не умирание как таковое, а горе. Например, в книгах рассказывают о грусти, гневе, тоске по близкому человеку, но мало рассуждают о смерти как о биологическом процессе[213].
Еще больше усложняет дело религия. Большинство взрослых по большому счету не верят, что человек после смерти прекращает существовать, так как, по их мнению, какой-то элемент человеческой личности переживает смерть физической оболочки. Разговаривая о смерти с детьми, взрослые обычно прикрывают свои рассуждения пеленой духовности и веры и утверждают, вопреки четвертому принципу, что смерть не кладет конец деятельности человека, а просто изменяет ее. Умершие в этих рассказах продолжают думать, чувствовать, двигаться, но в другой форме (например, в виде ангелов) и в другом месте (например, в Раю). Как говорится в одном популярном меме, «мы не люди с духовными переживаниями, а духовные существа, живущие в человеческом теле».
Исследования показывают, что такого рода описания определенно сбивают маленьких детей с толку. Если приучить их думать о смерти с религиозной точки зрения — например, рассказывать истории о священнослужителе, посещающем умирающего на смертном одре, — они значительно реже станут соглашаться, что биологическая активность после смерти прекращается, и считать, что глаза мертвого продолжают видеть, что его сердце все так же бьется[214]. Религиозные свидетельства размывают грань между жизнью и смертью, для понимания которой ребенку и так приходится потрудиться[215].
А ведь такого рода описания невероятно распространены. Большинство взрослых представителей самых разных культур считают смерть одновременно биологическим концом и духовным преобразованием и передают эту двойственность восприятия своим детям. Чтобы понять такие представления, ребенку сначала нужно научиться различать материальную составляющую человеческого существования (тело) и нематериальную (душу).
Сделать это ребенку сложно, потому что он еще не усвоил, что такое организм. Он знает, что такое тело с физической точки зрения — хотя бы на собственном примере, — но при этом не осознаёт, что с биологической точки зрения это слаженно работающая машина, элементы которой согласованно поддерживают функционирование целого. Взрослые представляют себе душу как «духа в машине»[216], а у детей нет представления о машине, и они не могут отличить ее от «духа».
Понятие организма — это клей между концепциями жизни и концепцией смерти. Организм есть у всех живых существ, и он всегда в конце концов приходит в негодность. Организмы бывают довольно простыми, например одиночная клетка, и сложными, состоящими из триллионов клеток, образующих ткани и органы. Однако у всех организмов есть общая черта: они имеют внутренние элементы, которые служат для функционирования целого.
Рассмотрение живых существ с точки зрения организма позволяет детям осмыслить биологические факты. В частности, это позволяет понять следующее:
1. Живо только то, что имеет организм (например, солнце и ветер не живые).
2. Все сущности, имеющие организм, живые (значит, цветы и деревья живые).
3. Внешние биологические функции подчинены внутренним биологическим функциям (мы едим, потому что организму нужна энергия, и дышим, потому что он нуждается в кислороде).
4. Смерть происходит в результате нарушения функционирования организма (значит, после смерти биологическая активность прекращается).
5. Нарушения функционирования бывают разные (а значит, существует возможность ненасильственной смерти).
6. Все организмы в конечном счете приходят в негодность (поэтому смерть неизбежна и необратима).
В пользу этого свидетельствует то, что дети, которые знают названия, функции и расположение внутренних органов человека, обычно знают целый ряд других биологических фактов. Они знают, что цветы и деревья живые, а ветер и Солнце — нет, что у биологической активности есть метаболические функции, что биологическая активность прекращается после смерти и что смерть вызвана потерей жизненных функций[217]. Эти корреляции можно было бы объяснить общей эрудицией, то есть тем, что дети, много знающие об организме, имеют в целом более широкие знания, в том числе о жизни и смерти. Однако другие научные работы показали, что это не так.
В частности, об этом свидетельствуют результаты исследования, которое психолог Вирджиния Слотер и ее коллеги провели в детских садах[218]. Сначала они оценивали понимание вопросов жизни, смерти и организма, а затем объясняли детям биологические факты об организме. Предполагалось, что чем больше дети знают о нем, тем лучше они будут понимать жизнь и смерть. В качестве пособия использовали «анатомический фартук» из ткани, на который прикрепляли модели различных органов. Детям предлагали снимать и присоединять органы и попутно узнавать, где они расположены, что делают и как связаны между собой.
Рис. 8.4. Обучение расположению и функциям внутренних органов помогает детям усвоить концепции более высокого уровня — понятия жизни и смерти
Перед обучением дети демонстрировали минимальное понимание смерти, что показывала беседа о пяти принципах, а также умеренное понимание жизни, которое оценивалось по способности объяснить, как ее поддерживают различные биологические действия (например, «мы дышим, потому что организму нужен кислород»). После обучения у детей складывалось значительно более емкое представление об этих вопросах. Во время беседы о смерти, в частности, они перешли от мнения, что мертвые продолжают есть и дышать, к утверждению, что после смерти вся биологическая активность прекращается. Они уже не считали, что смерть вызывают только яды и пистолеты, и говорили, что смерть наступает всегда, когда отказывает жизненно важный орган. Дети делали успехи, хотя им не рассказывали о смерти конкретно: полученных знаний об организме было достаточно.
Вы можете спросить, как на исследование Слотер отреагировали родители: ребенок пошел в сад, чтобы узнать о человеческом организме, а вернулся с более глубоким пониманием того, что когда-нибудь умрет. Исследование чем-то напоминает выпуск сатирических новостей в программе Onion[219]. Репортер посещает лабораторию, где пара приматологов учит гориллу Квигли концепции смертности:
Исследователь: Прежде всего, мы научили нашу гориллу последовательности «красный кубик — синий кубик — зеленый кубик», повторяя ее раз за разом. Потом мы перешли к последовательности «горилла родилась — горилла растет — горилла умирает».
Репортер: Ученые затем показывали Квигли фотографии мертвых и умирающих горилл, сопровождая их фразами «ты тоже» и «выбора нет».
Исследователь: Потребовались тысячи повторений, чтобы Квигли поняла связь между собой и разлагающейся кучей волос и мяса на фотографии.
Репортер: По словам исследователей, сначала Квигли выражала лишь элементарный страх перед собственной смертью, но вскоре перешла к более сложным эмоциям, например безразличию и ненависти к себе. Всего два дня назад они даже стали свидетелями поведения, которое считают приступом паники.
Исследователь: Она испуганно кричала и билась головой о стену. И я подумал: «Ура! У нас получилось!»
Усиливает ли знание о смерти страх ребенка перед смертью, как это произошло в случае Квигли? Группа Слотер разобралась и в этом вопросе[220]. В последующем исследовании они беседовали о пяти принципах смерти с детьми в возрасте от четырех до восьми лет, измеряя, насколько сильно те боятся связанных со смертью слов, например «покойник», «умирающий», «похороны» и «гроб». Результаты беседы коррелировали со страхом, но не так, как может показаться. Чем лучше дети понимали смерть, тем меньше они ее боялись.
Знания оказались не вредны, а полезны для эмоционального благополучия ребенка. Это давно известно и психологам, консультирующим детей, переживших утрату[221]. Они почти всегда советуют родителям разговаривать с детьми о смерти без обиняков, прямыми и конкретными словами, а не ходить вокруг да около и затуманивать вопрос эвфемизмами. Биологическое объяснение смерти может вызвать замешательство, но это лучше, чем отсутствие объяснения.
Дети узнают о смерти задолго до того, как начинают ее понимать, и воспринимают смерть как измененную форму жизни. Как же страшно им должно быть при мысли, что можно закопать в землю человека, который по-прежнему нуждается в пище и воде, или что во время кремации человек по-прежнему думает и чувствует боль. И как грустно думать, что любимого человека больше нет дома, но он живет где-то в другом месте. Биологическое понимание смерти снимает эти необоснованные страхи, которых нет у гориллы, но которые, безусловно, есть у наших детей.
Возможно, мы, взрослые, понимаем смерть лучше, чем дети, но внутренний конфликт возникает и у нас. Отличный пример — решение Пентагона эксгумировать останки почти 400 моряков и морских пехотинцев, погибших во время налета японцев на Перл-Харбор более 70 лет назад[222]. В рамках этой программы планируется идентифицировать по ДНК личность захороненных в нескольких братских могилах в Гонолулу. После этого останки будут переданы семьям, хотя, по оценке Пентагона, анализ даст результаты лишь в половине случаев.