Видя, как я устала, она вдруг решила мне посочувствовать. Я рассказала, что ехала на машине весь день, упомянула про больницу, про свои надежды отыскать там друга, после чего поведала о предыдущих попытках. Соседка, казалось, заинтересовалась и встревожилась. Она представилась, я – тоже. Как только я упомянула про Томака, меня прорвало. Я была так одинока на этом острове, так редко с кем-то говорила.
Внезапно Льюс спросила:
– А вы были в Сближении? Ваш друг может находиться там.
Название ничего мне не говорило, и она объяснила, причем бормотала быстро, тихо, постоянно озираясь, словно хотела удостовериться, что ее никто не подслушивает:
– Люди часто пытаются проникнуть на Прачос незаконным путем, и власти построили большой лагерь, куда ссылают всех беженцев. Возможно, ваш друг там.
– Как мне найти это место?
– Оно где-то на побережье к северу от Битюрна. Далеко отсюда. Там в устье реки территория, где раньше были болота и тростниковые крепи, но теперь от них не осталось и следа. Болото высушили, построили времянки. Сама я там не была, это закрытая территория. Простым людям запрещено туда въезжать, да мне там в любом случае нечего делать.
– И как же я найду его?
– Не знаю.
– Вы сказали, это место называется Сближением?
– Не знаю точно почему.
Дверь этажом выше открылась, на лестнице раздались шаги. По ступеням быстро спустился какой-то человек, миновал нас, не поздоровавшись, и вышел через главный вход.
– Я и так, наверное, сказала слишком много, – посетовала Льюс, как только он удалился. Теперь она говорила еще тише. – Мы не должны знать про Сближение.
– Но такое не утаишь.
– Думаю, они пытаются. Мне не стоило даже говорить это слово. Официально лагерь называется как-то иначе, но и это тоже секрет. Прошу, забудьте все, что я вам рассказала.
– Томак – не незаконный иммигрант. Он воевал и был ранен. Его привезли сюда в госпиталь.
– Тогда он не там… э-э-э… где я сказала.
– Не в Сближении?
– Простите… я спешу.
Она отпрянула, явно жалея о сказанном. После этого я редко видела соседку и догадывалась, что она меня, по-видимому, избегает.
Больше я ни разу не слышала упоминаний об этом лагере. Поскольку Томака могли туда отправить, я, разумеется, попыталась навести справки, однако, как принято на Прачосе, мои расспросы привели лишь к туманным ответам, опровержениям и уверткам.
Как-то раз я даже попыталась сама найти Сближение, поехав вдоль побережья на север от Битюрна. Ни одного населенного пункта под таким названием или похожим на него на картах не значилось. У меня было лишь расплывчатое описание, которое дала Льюс. У истока реки действительно нашлась большая заболоченная территория, примерно там, где говорила соседка, но она либо оставалась непомеченной на карте, либо описывалась как неблагоустроенная территория. Туда было невозможно добраться по шоссе. Предупреждения о наводнениях, просадке грунта, рухнувших мостах и тому подобных происшествиях блокировали путь. Попытав счастья на паре дорог, которые могли бы вести в нужном направлении, я вскоре сдалась.
Пока я жила на Прачосе, Сближение казалось своего рода пробелом – вроде как оно есть, а вроде бы и нет, (не)существующее место, о котором все знали, но где никто не был и уж точно не желал обсуждать его со мной.
Так я сделала первый шаг на пути, позволившем мне приспособиться к жизни на Прачосе, хотя мои взгляды так и не позволили мне подчиниться местному укладу до конца. Мои родители были крестьянами. Мы жили на скромной ферме в глухой и бедной деревне, но отец с матерью оставались строгими идеалистами и пренебрегали буржуазными ценностями. Это отразилось и на мне, хотя, признаюсь, я с легкостью подстроилась под удобную жизнь в Битюрне. Спустя несколько месяцев я поняла, что поиски Томака – уже лишь предлог, способ оправдать мою задержку на Прачосе дольше, чем нужно.
Однажды я гуляла вдоль укрепленного причала в Битюрне, ослепительно сверкало солнце, дул прохладный морской бриз, я наблюдала за яркими пятнами яхт и моторных лодок, сверкающим морем, слышала бесконечный далекий рев прибоя, и вдруг я как-то совершенно по-иному взглянула на себя, пережила один из тех моментов, который благодаря своей внезапности может полностью изменить мировоззрение.
Столько времени минуло с тех пор, как я в последний раз видела Томака, и еще больше с нашего последнего разговора по душам, не говоря уж о времени наедине друг с другом. Мы были близки с юных лет и все еще молоды, когда нас разлучила война. Мы обмолвились лишь парой слов в хаосе огня и взрывов, когда уже прорывались враги, среди разрушавшихся зданий. Томак ушел на ту войну. Я ее избежала.
Много месяцев минуло с того дня, как мой самолет приземлился на поросшей травой взлетной полосе Прачоса, мотор кашлял, сбоил, пока последние капли топлива закачивались в карбюратор. Я стала взрослее, изменилась, приобрела немалый опыт. Не то чтобы моя любовь к Томаку была незрелой, но та, прежняя я казалась сейчас такой далекой, оторванной от меня самой. Мир, который я знала и в котором жила, прекратил существование. Возможно, как и Томак, по крайней мере для меня.
20
Я переехала и завела новых друзей. Дом на холме освободился, поэтому после переговоров я его купила. Обставила мебелью по собственному вкусу, повесила картины на стены, забила полки книгами и музыкальными записями и принялась за долгосрочную задачу по переделке разросшегося сада. Долг на моем ссудном счете постоянно рос.
Я быстро нашла работу. У меня никогда в жизни не было постоянной, но для богатых островитян та казалась скорее сознательным выбором, чем необходимостью, способом снизить долг по десятине – иных материальных преимуществ она не давала. Я выяснила, что кредит, которым я пользовалась, можно продлевать до бесконечности. Если вообще не гасить его, то заплатить по счетам придется, только если я решу уехать с Прачоса. Или его погасят после моей смерти, когда Сеньория заберет все активы, которые у меня были, в счет долга.
Я довольно легко устроилась личным секретарем. Обязанностей мало, всего три дня в неделю, я выбрала это место не из интереса, просто считала, что так смогу узнать получше, как течет экономическая жизнь Битюрна.
У меня оставалось достаточно свободного времени, и я продолжала разъезжать на автомобиле, осматривая достопримечательности. Нашла уникальную сеть канатных дорог, проложенную через высокую горную цепь, простиравшуюся к северу от города. Эти слегка нервирующие поездки пользовались популярностью у битюрнцев, так как из фуникулеров открывались потрясающие и захватывающие дух виды на город, побережье и сельскую местность вокруг. Я каталась там по выходным, особенно мне нравился прохладный воздух вблизи горных вершин. Кроме того, записалась в спортзал и в нерабочие дни трижды в неделю ходила на тренировки. Коллега одолжила мне складной велосипед, который помещался в багажник, и я добиралась на машине к недоступным уголкам острова, а дальше раскатывала на велосипеде по диким местам. Пошла в кружок любителей чтения, а еще ходила на танцы и стала патроном местного театра, «Il-Palazz Dukat Aviator», что значило «Большой Дворец Авиаторов», который понравился мне из-за логотипа – стилизованной фигурки летчика в кожаном летном шлеме и очках на фоне самолета с крутящимся воздушным винтом.
В этом качестве я и другие такие же волонтеры по очереди работали за кулисами. Лично я отвечала за костюмерную, занималась одеждой, которую нужно было собрать и почистить после очередного спектакля. Театр заключил контракт с прачечной, и мне оставалось только отвезти туда костюмы, а потом либо подождать, пока их постирают, либо вернуться и забрать реквизит позже.
Однажды днем в самый теплый сезон я отправилась во Дворец Авиаторов, чтобы, как обычно, забрать накопившиеся за неделю костюмы. Припарковалась у черного входа в театр и пошла к боковой двери, и тут высокий молодой человек в темном костюме с копной спутанных волос вынырнул из здания в узкий проулок. Театр был довольно длинным, и задний фасад располагался далеко от дороги. Я только вышла с парковки и находилась от незнакомца на приличном расстоянии. Он не посмотрел в мою сторону, но я узнала его и затрепетала от волнения. Он отвернулся и быстро зашагал к главному входу.
Я остановилась, глядя ему вслед, оцепенев от увиденного. Это был Томак!
Я окликнула его по имени, а потом поспешила следом. Он находился слишком далеко, чтобы услышать, поэтому я крикнула ему вослед. Голос дрожал от волнения. Томак свернул за угол и пошел прочь. Мне показалось, что он меня услышал, поскольку на миг обернул голову в мою сторону, но почти тут же скрылся за высокой зеленой изгородью. Я мельком увидела его лицо! Быстро двинулась по проулку, ожидая, что он либо остановится, либо оглянется, но ни того, ни другого не произошло.
Остаток пути я пробежала, но, когда свернула, увидела, что Томак садится в автомобиль и беседует с водителем. Я снова выкрикнула его имя, на этот раз испугавшись, что он по какой-то причине намеренно меня игнорирует. Томак опять обернулся, но потом сел в машину и захлопнул дверцу. Автомобиль тут же тронулся с места.
В замешательстве и от волнения я с трудом понимала, что делать. Отчаянно пыталась припомнить, какой была машина, но увы – нейтральный серый цвет, популярная модель – таких на улицах Битюрна тысячи. Номер я не успела рассмотреть. Автомобиль отъехал уже довольно далеко – я видела, что он остановился на перекрестке с дорогой, которая вела в порт, а потом двинулся дальше в сторону от побережья. Затем я потеряла его из виду.
Я быстро вошла в театр, надеясь, что там кто-нибудь знает, кто этот молодой человек и как я могу с ним связаться. В тот день не было утренних представлений, так что внутри царила темнота. Рабочие сцены должны были прийти только вечером. Я отыскала администратора, но он не заметил, чтобы кто-то входил или выходил. За кулисами натолкнулась на двух декораторов, они только что вернулись с обеда и не видели никого незнакомого. То