23
На следующий день я сменила машину на случай, если Томак опознает старую. Стала носить другую одежду, кое-что изменила во внешности: иначе укладывала волосы, надевала черные очки, повязывала шарфы на шею. Я чувствовала себя смешной и опасалась, что он выполнит свою угрозу и донесет в полицию, но, несмотря на случившееся в ту грозовую ночь, слежку прекратить не могла. Я знала, что приближаюсь к чему-то психологически более опасному, чем просто навязчивое любопытство, но попала в ловушку порожденной мною же дилеммы.
И тут произошло событие, которое подвело черту под всей историей без моей помощи. Возможно, именно оно спасло меня от самой себя.
Я сидела в новой машине и следила за рестораном, в котором встречались Томак и его юная подружка. Несколькими минутами ранее я заметила их в кафе на площади, поэтому догадалась, что будет дальше, и вскоре действительно увидела, как они входят в высокое здание, после чего сразу отправилась в маленькое кафе неподалеку и купила себе лимонад. Я знала, что они появятся минимум через два часа, поэтому нужно было убить время, и я села за столик под навесом и просмотрела ежедневную газету. Через час побрела обратно к ресторану, намереваясь занять пост на перекрестке, где поворачивали машины и откуда хорошо просматривался нужный мне вход. Заняла позицию под деревом и открыла книгу.
Я вдруг поняла, что кто-то идет прямо ко мне: переходит дорогу, ожидая, когда машины проедут, и быстро шагает вперед. Я не сводила глаз с книги. Сердце бешено колотилось, я решила, что это Томак, но когда подняла голову, то увидела мужчину постарше, одетого в обычную рубашку и шорты, он направлялся прямо ко мне. А вот его манеры никак нельзя было назвать обычными. Он поднял руку и показал на меня пальцем.
– Вы ждете мою дочь? – спросил он резко, но не угрожающе.
Я покачала головой, не зная, что сказать.
– Нет… друга.
– Того мага, то есть иллюзиониста. Я вас раньше видел, вы крутились вокруг него. Вы за ним следите.
Мне показалось, что это незнакомца не касается, поэтому снова просто покачала головой. Он подошел вплотную и аккуратно, но крепко взял меня за предплечье.
– Я не знаю вашего имени, но у нас с вами общие интересы. Нужно поговорить. Можем отойти куда-то, чтобы не приходилось перекрикивать шум машин?
Рядом с перекрестком был парк, и я позволила ему отвести меня туда, через кованые ворота к лужайке со скошенной травой, за которой были разбиты клумбы. Он вел себя весьма учтиво. Мы прошли к тенистой рощице на пологом склоне. Среди деревьев на границе парка бежал ручей.
Я проверила, чтобы с места, где мы остановились, был виден вход в здание. Теперь мы находились намного дальше, но за дверью я следила по-прежнему.
– Вам стоит знать, кто я, – начал незнакомец. – Меня зовут Герред Хаан. Молодая девушка, которая сейчас в том здании, мое дитя, единственная дочь. Ее имя Руддебет.
По островной традиции он вытащил из кармана удостоверение личности и дал мне взглянуть. Я в ответ сделала то же самое.
– Я Меланья Росс, – представилась я.
– Я обеспокоен тем, какой эффект может оказать на мою дочь общение с вашим другом. Мне нужна ваша помощь.
– Мне ничего не известно о вашей дочери, – сказала я, мысленно отстранившись от долгих часов, которые провела в навязчивых фантазиях, беспокоясь о том, что ее связывает с Томаком.
– Если вы видели ее со своим другом, то понимаете, что она – еще совсем ребенок. Ей всего восемнадцать, и через пару месяцев у нее начинается учеба в университете. Она – умная и талантливая девочка. На ее специальности высокие академические требования, но также она не позволит ей забыть о любви к спорту. Я и сам был когда-то спортсменом, как и моя жена. К сожалению, моя супруга умерла три года назад. Кроме Руддебет у меня никого нет, и я волнуюсь, как бы ее не сбили с пути. Этот парень, безработный иллюзионист, на несколько лет старше ее, и я не знаю, что у него на уме.
– Я не вижу, чем могу вам помочь, – ответила я, но уже начала понимать и сочувствовать своему новому знакомому. И правда, у нас были общие интересы.
– Вы могли бы рассказать то, что знаете о своем друге. Он лишь недавно переехал в наш город и держится особняком.
– Это сложно. Я считала его другом, но ошибалась. Приняла за кого-то другого, за человека, которого знала в прошлом. Я совершила ужасную ошибку. Это другой человек. Я даже не уверена в том, как его зовут.
– Это я могу вам подсказать. Он называет себя Чудотворцем, а зовут его Том.
– Может это быть сокращением от Томак? – спросила я.
– Нет, я никогда не слышал такого имени. Том. Но он никогда не говорит свою фамилию. О нем почти никто ничего не знает. Кто он? Откуда взялся?
– На эти вопросы я не могу ответить.
– Это моя вина, – проворчал Герред Хаан. – Я сам предложил Руддебет попробовать себя на этой работе.
– Работе? – переспросила я.
– Ну да, его ассистенткой – помогать, когда он показывает эти свои фокусы. До учебы ей осталось еще несколько недель, а я решил, что ей будет интересно поработать, заодно пополнит свой счет. Но я понятия не имел, что между ними возникнет такая эмоциональная привязанность.
– А вы уверены, что речь идет о привязанности? – спросила я, сама удивившись своим словам, но я помнила, как видела их вместе. Они относились друг к другу с нежностью, но это были дружеские чувства, а не любовная связь. Именно это сбивало меня с толку, поскольку они отправлялись в такое место, где, совершенно очевидно, уединялись. Их близость предполагала нечто физическое, однако за стенами здания они вели себя совершенно иначе. – Вы знаете, в чем заключается их работа?
– Мне показывали как-то раз реквизит. Он разместил его вон в том доме через дорогу.
– То есть там у них репетиционный зал?
– Так это называла Руддебет.
– Они там репетируют? С чего вы взяли, что они стали любовниками? Вы ведь этого боитесь, да?
– С того, что она так себя теперь ведет. Дочь стала скрытной, сердится, когда я задаю слишком много вопросов. Я ее теряю, теперь все, что я делаю и говорю, она считает неправильным. Мы были так близки всегда, а сейчас ситуация меняется.
– Ей восемнадцать, она взрослая, что бы ни делала.
– Да, но она моя дочь и живет со мной.
Я замолчала, понимая, что сделала неверные выводы. Я была одержима желанием отыскать Томака и слишком многое вообразила. Мне и в голову не приходило, что они могут работать вместе. Герред Хаан мне понравился. Он казался приличным человеком, излишне опекавшим свою дочь, но, вероятно, беспокоился больше, чем нужно. Этот короткий разговор заставил меня взглянуть на молодую женщину другими глазами, и теперь я начала представлять, что же чувствует сама Руддебет. Мы с Герредом присели вместе на траву и долго беседовали. Постепенно мы расслабились и начали говорить друг с другом более откровенно. Я пыталась с женской точки зрения описать, что его дочь, возможно, видит в этом мужчине чуть старше ее по возрасту. Тогда я осознала, что больше не думаю о нем как о Томаке, а принимаю тот факт, что это другой человек, Том, Том Чудотворец. Наконец-то голова разрешила дилемму сердца. Я заметила, что, когда у Руддебет начнутся занятия в университете, их отношения, что бы они из себя ни представляли сейчас, естественным образом закончатся, а пока что беспокоиться не о чем.
– Понимаете, нам с Руддебет тяжело открыто поговорить друг с другом.
– Она взрослеет. Многим отцам трудно принять то, что их дочери становятся взрослыми женщинами. Все должно измениться.
– Он сказал, что заставит ее каким-то образом исчезнуть.
– Это вас беспокоит? Он же не собирается сбежать с ней.
– Я так не думаю. И да, не знаю почему, но я нервничаю. Боюсь, что могу ее потерять.
– Но он ведь иллюзионист? Он все делает понарошку. Так работают фокусники.
– Думаю, да.
Весь наш разговор я наблюдала за дверью, но она так и не открылась. Я смотрела на нее украдкой, но пока сидела там с Герредом Хааном, почувствовала, что делаю это скорее по привычке, чем из реальной необходимости. Я защищала Руддебет, объясняла суть ее отношений с иллюзионистом и практически приняла то, что в реальности так и не смогла понять. До этой минуты. Я чересчур долго оставалась одна, а мои поиски Томака были слишком односторонними. Я никогда никому не доверялась, но сейчас, когда подвернулся удачный случай, поняла, что роли неожиданно поменялись, и отец Руддебет делится со мной собственными страхами. Слушая его, я обрела силы, сумела отдалиться от самой себя.
– Может, они там просто репетируют, как и говорили вам, – сказала я. – Вы же утверждаете, что вам показывали реквизит.
– Да. Но вы же видели их вместе. Видели, как они себя ведут. Он явно увлечен ею.
– Как и она им. Но они вместе работают. Он исправно платит ей, как обещал в самом начале?
– Руддебет говорила, что да.
– И во время репетиций иллюзионисты стараются сохранить трюк в тайне, разве нет?
Позднее мы расстались, внезапно почувствовав неловкость, словно слишком много рассказали друг другу, а это не принято на Прачосе. Мы не стали скрывать того, чего боялись, и здесь Герред Хаан меня превзошел, но наша встреча стала откровением для нас обоих. Я увидела Томака, или Тома, в ином свете, лучше поняла Руддебет, даже осознала, насколько сильно перегнула палку и что веду себя недостойно. Мне стало стыдно. Я ничего не сказала Герреду, поскольку теперь знала его, но, наверное, он заметил во мне перемену, пока мы сидели на тенистом склоне холма, глядя на запертую для нас обоих дверь.
Так я подвела черту, освободилась от собственной одержимости. Я вернулась к машине и поехала домой.
В тот же вечер я навела справки об аэродроме, где мой самолет стоял на хранении, попытавшись выяснить, что мне надо сделать для его возвращения и как скоро я снова смогу летать.
24
Через пару дней Герред Хаан прислал мне по почте билет на представление во Дворце Авиаторов. Тому Чудотворцу удалось добиться ангажемента. Представление иллюзиониста должно было состояться в следующие выходные.