Треугольник менялся.
С некоторых точек под определенными углами в нем виднелся город, с других треугольник снова превращался в ужасающе место нулевого цвета, черное небытие. Стоило мне приблизиться к одной из вершин, к углу в шестьдесят градусов, картинка начинала мерцать с возрастающей частотой. При развороте количество изображений в минуту стало таким большим, что в какой-то момент я видела только участок тростника. Но стоило отправиться дальше, смена образов начала замедляться, и примерно посередине картинка застывала: с одних точек казалась черным треугольником небытия, с других – городом.
Я четыре раза облетела зону, пытаясь найти хоть какую-то логику в этом непостижимом зрелище, но, заходя на пятый круг, ощутила толчок реальности. У меня еще были большие планы, а я катастрофически тратила ценное топливо.
Я последний раз прошла через зону. Остаток долгого перелета придется вести «Спитфайр» на рабочей высоте, для которой он был спроектирован, где я смогу жечь оставшееся топливо экономнее, но при этом двигаться быстрее. Я в последний раз развернулась, открыла дроссельную заслонку, чтобы набрать лучшую скорость для набора высоты, и полетела прямо над зоной Сближения. При этом я наклонилась вперед, нажав на рычажок, до которого никогда не дотрагивалась, тот самый, что включал мощную разведывательную камеру, установленную на днище самолета. Задала ей автоматический режим – один кадр в две секунды. Заработал сервопривод, я ощутила его вибрацию, пересекая ближайшую ко мне сторону треугольника, а через пару мгновений увидела, как замелькал индикатор, включаясь и выключаясь, отсчитывая снятые кадры.
Я оставила камеру работать, пока «Мерлин» не разошелся в полную мощь и «Спитфайр» не помчался в знакомые высоты открытого неба.
30
Через час я двигалась по курсу в двести шестьдесят градусов и уже давно благополучно покинула воздушное пространство Прачоса. Летела среди высоких кучевых облаков. Подо мной простиралось море со множеством островов. Я все чаще видела большие участки суши, тянувшиеся к островам, и понимала, что, двигаясь по заданному курсу, скоро окажусь над континентом. Высота около двадцати пяти тысяч футов была куда меньше той, на которой обычно работали пилоты «Спитфайров» во время разведывательных операций, но так самолет шел на большой крейсерской скорости, причем на обедненной смеси. Поскольку я летела без карт, нужно было время от времени смотреть на землю. Обогреватель в кабине обдувал меня струей теплого воздуха.
Впереди виднелся гигантский столб тяжелого облака, ослепительно-белый на пике в форме наковальни, но темный внизу. Я знала, что лучше его обогнуть, но в тот момент как раз вычисляла курс, глядя на землю. Длинный хвост наковальни оказался надо мной, посыпал жалящий град. Он устрашающе стучал по крыльям и фюзеляжу «Спитфайра», врезаясь в фонарь. Гроза протянулась по небу передо мной. Оставался единственный вариант – попробовать подняться выше. Я задрала нос самолета, но пока набирала высоту, врезалась в облачную стену и скользнула прямо в турбулентную темноту внутри.
31
Я пробиралась через плотное облако примерно полчаса. Вокруг сверкали прожилки молний, сильные восходящие и нисходящие потоки воздуха ударяли в самолет. Пролетавшие градины свистели, будто пули. Меня бросало то на фонарь, то на фюзеляж, «Спитфайр» вел себя так, будто таранил носом твердое препятствие. Я дергалась вперед, билась о штурвал, из-за чего самолет уходил в ненужное пике. Когда я оказалась внутри облака, о полете по ориентирам пришлось тут же забыть. Внутренние воздушные потоки были слишком сильны и непредсказуемы, оставалось надеяться, что самолет не развалится на части, а двигатель не заглохнет и не перегреется. Иногда я даже не могла сказать с уверенностью, что самолет все еще идет вверх. В первый и последний раз за всю свою карьеру летчика я потеряла контроль над ситуацией и боялась разбиться. Несколько раз не сомневалась, что вот-вот погибну. Лучшее, что я могла сделать, – вцепиться в штурвал, а другой рукой возиться с дроссельной заслонкой, стараясь удержать самолет в воздухе.
Я высвободилась из облака так же внезапно, как столкнулась с ним, причем вылетела в более или менее правильном положении, вырвалась из ужасающих восходящих потоков в спокойный неподвижный воздух, разливавшийся вокруг бесконечной синевой. Меня ослепил яркий солнечный свет.
Я тут же проверила показания приборов, думая, что самолет, мотор, летные поверхности, гидравлика или топливные магистрали могли серьезно пострадать. Казалось, все нормально, но с точностью я сказать не могла. Отрегулировала смесь, двигатель снова ободряюще заурчал. «Спитфайр» все еще летел, реагируя на движение штурвала и педалей. По показаниям высотомера я поняла, что поднялась почти на пять тысяч футов, пока находилась в очаге грозы, снизилась до предыдущей высоты, проверила курс, подкорректировала направление, летела по возможности спокойно, хотя и чувствовала, что встреча с бурей меня сильно потрясла. С этого момента я постоянно следила за грозовыми облаками.
Длинный день продолжался. Я летела вслепую, полностью полагаясь на компас, и понятия не имела, где нахожусь. Подо мной тянулись какие-то девственные поля, и с такой высоты невозможно было хоть что-нибудь толком рассмотреть. Я нигде не видела ориентиров: ни гор, ни городов, ни побережий, ни даже рек, форма или расположение которых могли мне что-то подсказать. Я цеплялась лишь за курс в двести шестьдесят градусов, мой единственный маршрут, единственный путь, где должен был находиться мой дом.
Что-то блеснуло в небе по правому борту, причем так быстро, что исчезло, пока я поворачивалась рассмотреть. Я полетела дальше. Снова взблеск, и в этот раз я увидела, что это одномоторный самолет, темневший на фоне ясного неба, солнце отсвечивало от его крыльев, пока он покачивался из стороны в сторону – так летчики-истребители отслеживали, что происходит под ними. Я снова оцепенела от страха. К первому истребителю присоединился второй, резко набрав высоту. Друзья или враги? Они были слишком далеко, но я почти не сомневалась в том, что это немцы. А я летела в самом приметном британском военном самолете, без оружия, да и в любом случае понятия не имела, как вести воздушный бой, так что всерьез такой вариант не рассматривала. Они отстали и заняли позицию где-то позади меня, наверное, набирали высоту для атаки.
Через пару минут над фонарем пронесся огненный след пуль, исчезнув где-то впереди. Что-то ударило в «Спитфайр» за кабиной. Самолет накренился, но, хоть и был ранен и хуже реагировал на рули высоты, однако продолжал лететь. Затем один из нападавших пронесся рядом, я увидела его на пару секунд, но тут же опознала. Меня обучали узнавать любой из ныне летающих самолетов, будь то союзные войска или вражеские. Это был «Фокке-Вульф FW-190», единственный немецкий истребитель, сравнимый со «Спитфайром». Я заметила пятнистый зеленый камуфляж на передней поверхности, ярко выделялся и черный крест люфтваффе, свастика, зловеще нарисованная на киле. «Фокке-Вульф» ревел подо мной, а я повернула штурвал в сторону, чтобы уйти от него. Немец сделал вираж в противоположную сторону. За ним последовал второй самолет люфтваффе, который, похоже, по мне не стрелял.
Я не могла сражаться, оставалось только уклоняться. Единственным моим преимуществом была маневренность «Спитфайра XI», которая только увеличилась из-за уже израсходованного топлива, к тому же меня не обременяли тяжелые пулеметы в крыльях. Я круто спикировала, открыв на полную дроссельную заслонку, и полетела к земле, затем развернулась, выровнялась и снова вошла в пике. Скорость, судя по приборам, составляла больше четырех сотен узлов.
Я потеряла из виду немецкие самолеты, но знала, что они где-то рядом. Продолжала осматривать небо, но солнце уже заходило на востоке, небо слишком сильно слепило, было ничего толком не разглядеть. Я увидела еще два самолета. Может, те самые, но это было не важно. Они летели на меня прямо по курсу и чуть в сторону. Я на миг увидела мерцавшую вспышку, когда заработали пулеметы, но из-за нашей суммарной скорости немцы исчезли из виду уже через пару секунд. Они пронеслись мимо, причем один так близко, что я испугалась, не пошел ли он на таран. В итоге он промчался надо мной, и «Спитфайр» тряхнуло от мощного инверсионного следа.
Я полетела дальше, не получив больше никаких повреждений.
Земля становилась все ближе, поэтому я выровняла самолет, стараясь держаться на этой баснословной скорости. Никогда еще я не летала так быстро, и азарт перевешивал даже страх того, что меня пристрелит очередной немец. Движение дарило мне чувство безопасности, да, именно чувство безопасности. Я не останавливалась, не замедлялась и, устав после долгих часов за штурвалом, управляла самолетом практически инстинктивно. Я любила его больше, чем могла выразить даже самой себе. Казалось, он предугадывал мои движения, а порой и мысли, он был продолжением меня, частью моего сознания, оснащенной крыльями. Я не меняла курс, летела где-то над Европой, наверное, над Германией или над оккупированными территориями.
Я была одна во вражеском небе, впереди солнце клонилось к горизонту. Мне хотелось домой, подальше от прошлого. Вся жизнь открылась передо мной. Берег появился внезапно, и я скользнула над волнами прибоя. Летела низко, на высоте около двух тысяч футов. Когда пронеслась мимо корабля, стоявшего в море, по мне открыли огонь из зенитных орудий. Я видела яркие вспышки трассирующих пуль в вечернем небе, они летели по спирали, но даже близко не доставали до «Спитфайра». Через несколько секунд я оказалась вне зоны досягаемости. Темнело. Осталось еще около часа угасавшего дневного света, но его хватило бы с лихвой. Мне нужно было лишь увидеть взлетную полосу, прямую и ровную. Я опустилась еще ниже, пока не оказалась всего в двух сотнях футов над водой. Я не могла удерживать такую высоту по приборам, поэтому наблюдала за морем впереди, а оно словно накатывалось прямо на меня, гипнотическое в своей непрерывности и ощущении непреодолимого натиска. Я зевала. Во рту пересохло, мышцы устали, глаза воспалились, я слишком долго всматривалась в яркое небо. Летела дальше, не представляя, где нахожусь и куда направляюсь. Если это не море или я отклонилась от курса, то могу лететь вечно над этими волнами, пока не израсходую все топливо. И тут впереди, на горизонта, я увидела землю. Сразу поднялась на высоту около тысячи футов и посмотрела, что там. Это был плоский берег, стремительно надвигавшийся на меня, темный, неосвещенный, почти беззащитный. Он выглядел таким безопасным, краешек маленького островка в пекле войны, уязвимый в сгущавшихся сумерках. Я слегка прикрыла дроссельную заслонку, и «Спитфайр» сбросил скорость. Я почти добралась до цели, видела белые барашки волн на пляже, тихий берег Великобритании. Именно это место я считала домом. Остров, который принял меня, когда больше некуда было отправиться, государство, которое я полюбила и хотела защищать. Я пересекла границу прилива, увидела под собой дюны, какой-то городишко по соседству, за которым тянулись безмолвные долины и густые леса. Прекрасный раненый самолет еще больше замедлился, и я осторожно полетела над землей, ища в сумерках поле, где могла бы безопасно приземлиться.