Они рассмотрят целую папку рисунков, которые Мишка захватил из дома, поговорят о погоде, о ее работе и довольных клиентах, о поездке к родителям через несколько недель: слишком долго ждать лета. А за окном убегает день, накрываясь пушистым снегопадом, белые хлопья танцуют в дымчатом свете проснувшихся фонарей. Еще один день… Завтра – на шаг подальше. И наверняка станет легче. Однажды.
– Деда, ты отвезешь нас домой? А мама вчера приготовила тефтельки, и блинчики с утра остались. Ты же с нами поужинаешь?
Она улыбается в ответ на короткий взгляд. Конечно, не против. Только рада, если вечер затянется допоздна.
– Тогда вперед.
Снежинки вплетаются в волосы и не хотят таять. Целуют виски, трогают губы. Холодно. Ей нравится эта колкая боль. Пусть все что угодно болит снаружи, лишь бы не отзывалась внутренность.
Снег так непривычен для их южной зимы. Впервые в этом году. Гудят машины, проносясь мимо. Люди вокруг спешат домой. И ей бы спешить… Почему они не ушли немного раньше? Почему? Н-е-ет…
За несколько часов до этого
– Спасибо, Настя.
Кажется, это уже третья чашка за день. Или четвертая. Он пил не с целью взбодриться. Бессмысленное занятие. Никакой кофе не поможет уловить то, о чем говорили раскиданные по столу бумаги.
Может, он сошел с ума? Слишком мало спал последнее время, и разум неожиданно дал сбой? Или лекарства, которые приходится пить все чаще, произвели такой странный эффект?
Этого не могло быть. Ни в ночном кошмаре, ни в реальности. Ни в прошлой, ни в будущей жизни. Никогда. Никак. Отец не мог… Не мог… Это ошибка, грязная подстава, чья-то жуткая насмешка. Что угодно – только не правда.
Но бумаги подтверждали иное…
Их принес Никита – его друг и первый заместитель. Задержался в дверях, растерянно теребя в руках незнакомую папку.
– Чего мнешься, как девица? Что это?
Тот молчал и хмурился.
– Антон, я перепроверил все … раз двадцать.
– И?
– Прочтешь… сам.
Ему не понравился тон друга. Хотя до того, как посмотрел документы, казалось, что уже ничто не способно задеть. Даже проблемы на работе, возрастающие с каждым днем, выглядели только досадной закономерностью. Все было плохо, потому что по-другому не могло случиться.
Только так. Тупая боль в позвоночнике, которая с каждым днем все меньше поддавалась воздействию лекарственных препаратов. Равнодушие, накатившее удушающей волной. Впервые за свои тридцать с небольшим лет смотрел по утрам в зеркало – и не видел ничего. Неужели это он совсем недавно подбирал к рубашке подходящий галстук и следил, чтобы надетый в офис пиджак отличался от вчерашнего? Его действительно это волновало?
В самом деле имело значение, чтобы кофе варился лишь определенной марки? Элитной? Самой дорогой? Он теперь даже вкуса не мог различить. Да и пытаться не хотел. Какой там кофе, если сердце не получалось заставить реагировать на собственную невесту и ее беременность.
ЕЕ. Даже непонятные картинки на экране в кабинете врача не всколыхнули ничего в душе. Торопливая пульсация крохотного пятна очень мало походила на биение сердца. Или все дело в том, что сердца нет у него самого? Как иначе объяснить безразличие ко всему? С того мгновенья, как захлопнулась дверь в его квартире и слишком быстро начал таять тонкий аромат на простынях. По-прежнему пытался уловить хотя бы слабый оттенок, вжимаясь лицом в смятые подушки. Напрасно. Все закончилось, не успев даже начаться. Да и было ли вообще или только приснилось?
Кристина мечтала о тех временах, когда он вернется в их квартиру. Рассказывала о подготовке к свадьбе, трясла журналами, выбирая маршрут для свадебного путешествия. Он лишь пожимал плечами.
– Делай, что хочешь.
Какая разница, куда ехать, если это ничего не изменит? Мальдивы или Гоа? Да хоть Австралия! Цена его ошибки оказалась слишком высокой, чтобы оспаривать приговор. Чужая жизнь и собственное счастье? В чем виноват ребенок, который родится в мир без любви? Чем заслужил стать разменной монетой в нелепой игре родителей? Не нужен матери, а если еще и отец выберет не его…
Только какой он отец? Даже в мыслях не получалось назвать себя так… И все чаще вспоминалась хрупкая девушка из его юности и заволоченные слезами глаза в день свадьбы. Лишь сейчас осознал смысл слов отца о том, что Катя была не его сказкой. А тогда как был уверен, что открывает перед ней бесконечный мир! Не хотел слышать, как молило о пощаде ее сердце. Сейчас отчетливо понимал ощущения загнанного в клетку зверька. Только у Кати достало мужества и мудрости избавить их обоих от величайшей ошибки, в то время как у него на это нет права.
А Никита регулярно докладывал о новых проблемах в делах. Чьи-то продуманные шаги один за другим наносили удары в спину, срывая месяцами подготавливаемые сделки и нарушая планы, кажущиеся идеальными.
– Тебе надо поговорить с отцом, – настаивал друг. – Он должен знать о том, что происходит.
Что удерживало от этого разговора, и сам не понимал до конца. Отец много лет не вмешивался в вопросы его бизнеса, оставаясь руководителем компании лишь формально. На бумаге. Всегда на все хватало собственных сил, и сейчас был уверен, что справится, хотя желание бороться за что-то возникало все меньше.
– У него немало своих дел… Лучше найди того, кто стоит за всем этим.
– Антон, мне не нравится происходящее. Как не понимаешь, тебя кто-то пытается уничтожить! Выкинуть из игры…
А ему все меньше хотелось играть… Зачем? Какой смысл в таком существовании, где нет права выбирать? Любить? Ощущать, как щекочут ладони ее волосы?
Был смысл, наверное. В маленьком невинном человечке, растущим под сердцем другой женщины. Ради этого стоило найти виновника нежданных бед…
И вот друг принес ответ – дикую, взорвавшую мозг правду. Несколько часов вопросов к самому себе. ЧТО ЭТО??? Почему пришло в его жизнь?
Даже в детстве не испытывал подобного, ибо каждый раз знал, за что несет наказание. Отец был справедлив. Всегда. Что же случилось теперь и за какие немыслимые ошибки он расплачивается?
Отключенный телефон – очередная насмешка. Не было такого никогда прежде. Не может же его избегать родной папа? Или может?
– Антон Михайлович, у Михаила Константиновича важная встреча. Если хотите, я уточню, где его найти.
Он не хочет, но должен узнать, почему остатки его жизни рассыпаются в прах. И ехать-то оказывается совсем недалеко. И машина отца очень заметна на фоне других, даже искать не надо…
А ей не идет эта прическа. Зачем отрезала свои чудесные волосы? Ему так нравилось…
– Браво, папа… Ты выбрал беспроигрышный вариант отомстить…
Глава 21
Сколько времени он простоял вот так: вцепившись в них глазами? Несколько минут? Час? Просто смотрел. В голове возникло нелепое сравнение: наверное, похоже чувствует себя человек, оказавшись на экзамене, к которому не готов. Впрочем, что Антон мог знать о состоянии, в котором ни разу не оказывался? Всегда старался уловить хотя бы суть… В школе, а потом в институте. Он не был зубрилой, но явиться на сессию совсем неподготовленным не мог, считая это оскорбительным не только для преподавателя, но и для себя самого.
А теперь вдруг вытянул билет, которого не существовало в программе. Он не забыл ответы – не угадывал задания, столь четко представленные перед глазами на заснеженном листе жизни.
Так не бывает. В книгах – возможно, в чьей-то буйной фантазии, в жестоких шутках не слишком мудрых людей. Но не в жизни. Ни в его. Тонкие пальцы, чьи касания он не мог забыть, побелели от напряжения, вцепившись в крохотные плечики. А губы дрожали. Она боялась. ЕГО. И этот страх был настолько очевидным, что заглушил все остальные ощущения.
Сделал шаг вперед, и ее лицо исказилось. Женя дернулась, отшатнувшись, и наткнулась на дверь кафе. Кажется, сжала руки сильнее, и он услышал жалобный писк:
– Мамочка, мне больно… Почему мы не идем домой? Деда?
Вдохнул холодного воздуха. Очнуться бы, протрезветь, разрушая это наваждение. Его детство вдруг вернулось в облике маленького мальчика с перепуганными глазенками. Именно так выглядит внезапная ожившая собственная забытая фотография?
– Мама?
Она пыталась что-то сказать, беспомощно перебирая губами, но лишь глотала снежинки, которых стало слишком много: запутались в волосах, облепили одежду. А с лицом почти сливались: Женя была такой же белой.
– Антон, ты пугаешь ребенка. Дай нам пройти.
Отец… А ведь он даже забыл, для чего появился на этом месте. Бросил взгляд на намокающую в руках папку.
– Знаешь… давно?
Что ожидал услышать в ответ? Наверное, опять пытался найти логику для всего. Должно же было существовать какое-то логическое объяснение происходящему?
Но услышал непривычно глухие слова:
– Три года.
Вот и вся логика… Пощечина или удавка на шее. И он затруднился бы ответить, что хуже: взгляд отца, не поддающийся никаким разумным трактовкам, или ужас, исказивший черты любимой женщины. Или … эти тихие всхлипывания его… сына? Сына? Его?
Он и слова-то такого не знал. Произносить не умел. Ребенок… Может быть, просто не дошел еще до этого шага, делая который начинаешь мечтать о подобном? Теоретически предполагал, конечно, что когда-то у него будут дети. Пытался привыкнуть к незнакомому ощущению от зарождения новой жизни в Кристине. А оказалось, что столько времени эта жизнь уже была, а он не почувствовал ничего. Не предположил даже тогда, что ушедшая из его жизни девочка была не одна…
– Зачем же ждал так долго? Почему только сейчас… – перевел взгляд на документы, собранные Никитой, – … решил поквитаться?
Мог ли когда-нибудь представить, что подобные слова будет говорить папе? Самому родному человеку?
Отец легонько обнял Женю за плечи, подтолкнув вперед.
– Дай пройти, Антон. Здесь не время и не место обсуждать эти вещи.
Она молчала, но оказавшись рядом с ним, втянула воздух почти со свистом. Всхлипнула без слез. Только на таком расстоянии стало заметно, как осунулось лицо, а новая короткая стрижка делала ее еще тоньше. Это ведь в прическе дело? Не в нем?