Шутка подруги была рассчитана на то, чтобы немного сгладить напряжение, но ничего не вышло. Жене казалось, что вибрирует каждая мышца, и это состояние пугало, как и ожидание, которое все не заканчивалось.
– Боишься, что он не придет?
Обратила на Светлану растерянный взгляд, не сразу включаясь в смысл сказанного. Повторила шепотом фразу, прислушиваясь к ощущениям. Как той подобное могло прийти в голову?!
– Придет. Обязательно. Я боюсь совсем другого.
У нее было время осмыслить случившееся утром. Не слишком много, но несколько часов, прошедшие с момента ухода из квартиры Антона, показались вечностью. Уже пожалела и неоднократно, что не настояла на возвращении домой вместе с ним. Сразу. Согласилась с тем, что мужчина приедет позже, а сейчас не знала, куда деться от беспокойства. Руки продолжали машинально выполнять какие-то операции на обеденном столе, а глаза то и дело поглядывали на часовые стрелки.
Она волновалась. Не до конца осознанная, но едкая тревога причиняла физический дискомфорт. Во рту снова пересохло, несмотря на две выпитые чашки чая. И аппетита опять не было. Ни кусочка не удалось заставить себя проглотить, даже за компанию с Мишкой и несмотря на все уговоры Светланы.
– Жень?
Знала, что выглядит нелепо с этими своими страхами, но ничего не могла поделать. И обсуждать не хотела. С того мгновенья, когда осмелилась наконец-то коснуться его и ощутила под тканью рубашки обороты медицинской повязки на груди, сердце так и не успокоилось. Уверения Антона о том, что все обошлось, помогли мало. У нее собственные ребра заныли, когда представила картину, от которой все внутри похолодело. Она знала о последствиях таких травм и о боли, с трудом поддающейся действиям лекарств, и маска усталости на лице мужчины стала куда понятней. Как же он спал, если в таком состоянии ни поясница, ни грудная клетка не позволяют расслабиться? Спал ли вообще? И сможет ли доехать благополучно до ее квартиры или все же стоило не уходить одной, а дождаться, пока он соберется? И зачем ему понадобилось это время?
Как часто все видится в искаженном свете, особенно для обиженного сердца. Ждала его звонка, изнывая от тоски, вместо того, чтобы переступить через свои принципы и выяснить то, что тревожит. Теперь собственные переживания по поводу молчания Антона все предыдущие дни казались смешными. Даже больше: Женя злилась на саму себя, что не приехала раньше. Что она теряла? Достоинство, которое оказалось бы ущемленным в очередной раз, если бы мужчина не обрадовался ей? Осознание, что из-за этого самого «достоинства» упустила время, когда ему было сложнее всего и пришлось переживать такое в одиночестве, наполнило горечью и опять туманило глаза, еще не просохшие от предыдущих слез.
А его шепот у висков ласково щекотал кожу: «Женечка, со мной все хорошо. Не могло быть по-другому, если я тебе нужен…»
Еще как нужен! И ей, и этому мальчику, который сейчас крутился под ногами, старательно пытаясь помочь в приготовлении ужина. Как всегда. Жене иногда казалось, что даже дочка не могла быть более усердной, чем ее дорогой человечек, изо всех своих крохотных сил стремящийся порадовать маму.
– А кто к нам придет в гости?
Она застыла, отгоняя собственные невеселые мысли и обернулась к сыну. Его вопрос требовал ответа. Честного, мудрого и уместного именно теперь, и Женя хорошо понимала, что ошибиться сейчас крайне опасно для всех них. Особенно для Мишки. Меньше всего на свете хотелось причинить ему боль.
– Ма-а-ма…
Увидела, как взволнованно вздохнула Света, замечая настойчивость ребенка.
– Миша, к твоей маме придет знакомый… Поздравить с днем рожденья…
Знакомый? Вдруг показалось, будто в висках что-то взорвалось, и от накатившей боли потемнело в глазах. Ошибки Антона были серьезными, но она отплатила сполна. Продолжать было бы жестоко, в первую очередь по отношению к этому мальчику, который недоуменно хлопал глазенками, глядя на ее побледневшее лицо.
Женя присела на корточки, притягивая его к себе.
– Мишань, к нам придет твой папа.
Подруга сдвинула брови, явно не одобряя такой спешки, но даже одна только мысль о том, чтобы представить Антона сыну как-то иначе была невыносимой. Неправильной. И почему-то не возникало ни малейшего сомнения в том, что малыш все поймет правильно. Ему сейчас не понадобятся сложные объяснения, в которых запутались взрослые, он не потребует отчета о том, где был его отец все эти годы. Просто примет то, что скажет ему самый дорогой человек, как аксиому. А других аксиом для такого разговора Женя не представляла.
Мишка склонил голову к плечу и задумался. Знакомый жест: именно так он обычно принимал решения, важные для своего возраста. С таким же выражением лица разговаривал по телефону с дедушкой, по которому безмерно соскучился, выбирал игрушку для самой лучшей девочки в группе, с той же серьезностью пытался выдуть соринку из маминого глаза, когда та плакала.
– Он будет твоим подарком на день рожденья? Или моим?
Ей пришлось резко выдохнуть и прикусить губу, чтобы сдержать слезы.
– Нашим, Миш. Ты хочешь такой подарок?
Малыш кивнул гораздо быстрее, чем она успела перевести дыхание.
– Хочу. Только насовсем. Я его потом не отдам.
И снова не оказалось сил сделать вздох: он говорил абсолютно искренне, и, всматриваясь в родные глаза, Женя вдруг поняла, что в немного нелепом заявлении мальчика воплотилось то, что ей самой не удалось выразить словами.
– Договорились, милый. Мы его вместе никому не отдадим.
– А можно я одену новую рубашку? Парадно-выходную? Чтобы ему понравилось?
Она все-таки заплакала, пугая сына судорожными всхлипами и отчаянными попытками сдержать эмоции.
– Мамочка? – его губы тоже дрогнули и носик смешно сморщился, только Женя даже не улыбнулась. – Ты из-за рубашки плачешь? Так я ее не запачкаю, честно-честно…
Света резко склонилась к нему, разворачивая к выходу из кухни.
– Мишутка, мама из-за лука плачет. Резала его – и в глазах защипало. Ты беги, переодевайся. Одевай свою новую рубашку, мама не против.
Он вопросительно глянул на Женю.
– Правда? Можно?
Та опять всхлипнула, кивая.
– Можно, милый. И не волнуйся: у меня и правда слезы из-за лука. Сейчас умоюсь – и все пройдет.
Мишка обрадовано умчался в комнату, а Светлана тут же накинулась на подругу.
– Немедленно прекрати рыдать!
И хотела бы успокоиться, но никак не могла это сделать.
– Ты понимаешь, что я натворила?! Мой ребенок беспокоится о том, что ему надеть, чтобы понравиться собственному отцу.
Света пожала плечами.
– Не вижу ничего ужасного. Однажды он озаботится, что надеть, чтобы впечатлить девушку, ты тоже будешь плакать?
– ЧТО??? Свет, с ума сошла? Ему пять лет!
Та хмыкнула, словно в ее заявлении не прозвучало ничего удивительного.
– Женя, я помню, как вас выписывали из роддома, когда ему исполнилось пять дней. И как ты рассказывала мне о самом лучшем мужчине, с которым познакомилась в ресторане … уже почти два раза по пять лет назад. Так что, не успеешь оглянуться…
Она была в общем-то права, но думать о таких отдаленных вещах все равно сейчас казалось неуместным. А вот в очередной раз переваривать собственные ошибки… Но Светлана, словно угадывая ее мысли, добавила:
– И что толку, что ты будешь бесконечно казнить себя за то, что уже невозможно исправить? Вам этого времени не вернуть, так проживите то, что отмеряно, иначе! Даже твой сын ведет себя умнее. Вон: побежал переодеваться. А тебе не помешало бы что-нибудь снять.
– Све-е-ета! – почти обессилено выдохнула Женя. – Ну что ты говоришь такое! Он болен!
– Угу, – подруга скептически пожала губы. – И мужчиной быть перестал… Наивная ты, Женька, как будто тебе шестнадцать лет, а не тридцать почти. Ну, ничего, надеюсь, он быстро прояснит, как его лучше лечить.
Увидев возмущенный Женин взгляд, с притворно-виноватым выражением лица вытянула вперед руки:
– Все, сдаюсь! Разбирайтесь сами. А Мишку, если что, присылай ко мне ночевать, – и тут же, смеясь, пригнулась, уворачиваясь от летящего в нее полотенца.
Он приехал значительно позже назначенного времени. Несмотря на уверения Жени о том, что не нужно никаких подарков, не смог с ней согласиться. Нет, это не было стремлением откупиться или компенсировать дорогой игрушкой потерянные годы. Но прийти с пустыми руками на первую встречу с собственным сыном казалось немыслимым.
Ему ни разу не приходилось покупать игрушки. Как-то сложилось, что в его окружении не было людей с маленькими детьми, и представить, что может нравиться пятилетнему мальчику, не получалось. Себя в этом возрасте он не помнил, а советам продавцов доверял не слишком. Оттого и стоял, вперившись глазами в полки детского магазина и пытаясь понять, какое же решение окажется правильным.
Бесчисленное количество машинок, конструкторы, какие-то роботы, всевозможные мягкие зверушки – они все были чем-то привлекательны, но ни одну из вещей не возникало желания удержать в руках. Посмотреть раз – и забыть. Не исключалось, конечно, что ребенок все воспримет иначе, но совершенно не хотелось ошибиться.
Антон пытался вспомнить, как выглядел … сын в их единственную встречу. Не лицо – внешность слишком сильно напоминала его самого, – какие-то иные детали, которые могли сейчас помочь. Курточка, ярко-синяя… задорный мальчишеский цвет. Вязаная шапочка с пушистым помпоном и изображением вертолета на эмблемке. Тогда очень долго цеплялся глазами за картинку, прежде чем двинуться вперед. Вертолет. Это что-то значило для малыша или оказалось случайным выбором? Спросить бы у Жени, но и дергать ее лишний раз не хотелось. То, что она сейчас переживает не меньше его, Антон не сомневался, и доставлять дополнительные хлопоты не видел смысла.
В собственном детстве таких игрушек не существовало, а если они и были, то где-то в другом измерении, не доступном даже для бизнесмена такого уровня, как отец. Взгляд задержался на довольно объемной коробке с множеством каких-то приспособлений помимо самого вертолетика. Неслышно подошедшая девушка-консультант начала негромко рассказывать о достоинствах заинтересовавшей модели. Он жестом остановил ее: собственный критический взгляд вполне позволял оценить прочность конструкции, а цена свидетельствовала о том, что вещь должна быть