Поэтому, после того, как нам все это объяснил декан факультета ментальной магии, страдающий от той же проблемы что и мы, его адепты, было решено, что он нам пока продолжает давать знания и теорию, а на практике мы уже будем потом обрабатывать.
С каждым из менталистов наш декан занимался индивидуально, да и, вообще, они все были намного меня старше и опытнее, так что, в отличие от меня быстрее разобрались со своими новыми возможностями.
Занятия в Академии начались только после праздников середины зимы и то, не для всех. Конечно, все адепты до этого времени совсем не гуляли, а читали, учили, но без практики. Каждый сам для начала учился, просто жить. Жить и не покалечиться с новыми увеличившимися способностями, кто-то что-то вспоминал, а кто-то, вообще, учился жить без способностей. Им было тяжелее всего. Их всех перевели на факультеты алхимии и лекарств, а еще, с ними усиленно стали заниматься физической подготовкой владения всем оружием, какое только нашли в Академии. В общем, вышло неплохо для них – прибил и тут же можешь вылечить, а если вдруг передумал, то и отравить следом.
Марина, как и говорил Фир, со мной больше не общалась, она, вообще, переехала поближе к ректору. Когда мы пересекались в Академии, она отворачивалась и проходила мимо, сначала я пыталась с ней поговорить, но вскоре поняла всю тщетность своих попыток. Да и неожиданно проснувшийся дар все мне рассказал, о чем я и не догадывалась ранее. Марина завидовала, мне завидовала. Нашла чему. Она хотела получить Фира, но не потому, что любит, а потому, что «хочу», эгоистично и так по-детски, «хочу и все», ей нужно было для «статуса», для самоутверждения. Красивый, богатый, успешный. А еще, она меня считала наивной дурой, и, вообще, как я поняла, друзей у нее не было, за всю жизнь ни разу, и всех она использовала в каких- то своих целях. Со мной все просто – она хотела подружиться из-за того, что я быстро отвечала при поступлении, и она хотела мной воспользоваться во время обучения, да и потом, как оказалось, моя магия очень полезна. Да что там скрывать, она мной и пользовалась. А Фир ведь ещё тогда её считал, и тоже все это знал, хоть он намекал на ее такую натуру, но я все пропускала мимо ушей. Но самое ужасное, что это она тогда была зачинщицей случая с ягодами. Она испугалась, что я могу все рассказать Фиру о наших проделках, испугалась, что ее выгонят из Академии, и подмешала мне сок ягод. А теперь у нее не выгорело с Фиром, и она переключилась на ректора, и спит с ним… Фу-у-у…. как противно-то знать все темные желания и скелеты в шкафу. Фиру я так ничего и не рассказала о поступке Марины, конечно, он рано или поздно сам догадается, что это она была. Но мне совсем не хотелось опять воскрешать ту историю и сталкивать Фира с Мариной. Пусть это и было как-то наивно, но после того случая в кабинете эльфа, мне было ее жалко, хоть я понимала, что жалеть тут абсолютно нечего, и некого, но все же… пусть уж будет, как будет, возможно, Фир со временем успокоится, и все забудется…Хоть мне было и неприятно вспомнить все пережитое, но злости и обиды на нее прошли. По сравнению со всем тем, что сейчас на меня обрушилось, то было так давно и так неважно, будто мы детьми играли, а сейчас вдруг началась взрослая жизнь…
Дар у менталистов успокоился приблизительно через полгода, и к тому моменту мы уже умудрились узнать все тайны и страхи почти всех в Академии, хоть и старались избегать народ. Даже если кто из менталистов и был при поступлении наивен, или неопытен, или ему не хватало знаний, или умений, то теперь он этим похвастаться ну никак не мог. Если раньше менталисты учились призывать свой дар в нужную минуту, то теперь нам всем приходилось учиться, наоборот, его подавлять. Но пока мы с этим справились, то насмотрелись, и начитались. Нам теперь каждому хватило тайн, знаний, опыта и умений, а особенно грязи на несколько сот жизней. Чего мы только не начитались: измены, предательства, пытки, насилие, убийства, темные ритуалы, светлые ритуалы, кто с кем спит, кто кого хочет, кто кому что подстраивает. Особенно страшно было встречаться с некромантами. Их не просто так приняла в свои представители Темная Богиня, они все перенесли насильственную смерть, и своими муками выстрадали второй шанс в жизни…
Навсегда особенно ярко запомнились нам наши первые погружения. И это было очень заметно. Все мы встречались так или иначе с этими людьми, или не людьми, и каждый раз я видела в глазах своих собратьев по дару, страх оказаться там же опять, и пережить все те ужасы повторно. Они вздрагивали, отворачивались.
Конечно, было и хорошее в жизни, и приятные воспоминания у всех считанных, но по сравнению с плохим, оно быстро терялось или забывалось. Проще всего, и главное приятнее, было общаться с Фиром, я его никак не могла прочитать, чему очень радовалась. Фир меня давно предупредил, какой он, и я очень боялась, что прочитав его, у меня, при его виде будет появляться та же горечь во рту, как и от остальных.
За это время мы очень с ним сблизились. Из-за моего такого нестабильного дара, я многое узнала о людях, и о нелюдях, да и о жизни, в общем, того, чего мне никак не хотелось бы знать, и его помощь, и присутствие всегда оказывались как нельзя кстати.
Постепенно, когда чтение и погружение вошли почти в привычку, и не вызывали такой реакции, я все чаще стала задумываться о каждом из поступков, и его причинах, о своем возможном решении в той или иной ситуации. Конечно, мне в этом необходимо было разобраться, и наши разговоры с Фиром помогли мне остаться собой в этом серпентарии. Иногда мы говорили ночи напролет, часто я там так и засыпала у него в кресле, и он меня переносил к себе на кровать, или просто будил. Да и привыкла я уже к постоянному тихому шепоту мыслей Фира, и уже не представляла, как это жить, и не ощущать его присутствия постоянно рядом. Как это, когда ты одна, и в полной тишине, как это, когда тебя никто не страхует, не утешает и не поддерживает все время. Конечно, Фир не единственный, кого мы не могли считать, были еще несколько профессоров и парочка адептов, а были еще и такие адепты, и профессора, после встречи с которыми, во рту появлялся сладкий вкус или вкус свежей мяты. Я, вообще, заметила, что после «Забвения силы» общение с кем бы то ни было, сводилось у меня к дегустации. Этот вкусный – с ним приятно общаться, тот горький, тот кислый, а вот эта – соленая, а вот после той – будто дерьма наелась…
Особенно больно мне почему-то, было видеть воспоминания Филоны и той светлой полуэльфийки. Хоть они и были светлыми эльфами, и даже после них оставалось приятное послевкусие, но в их воспоминаниях был Фир, он был с ними… и самое ужасное, что и помочь мне справиться с этим никто не мог. Фиру я не рассказывала, а сам он не лез, хоть и видел, что меня что-то мучает. Конечно, мучает. Видеть таких двух разных Фиров, знать, пусть и только по воспоминаниям, такое о своем эльфе.
Впервые после такого знания я, вообще, боялась поднять глаза на эльфа. Было очень стыдно, будто я совершила что-то ужасное, и подсмотрела то, что никак не положено мне было знать.
Его прикосновения, его улыбка, его жесты и привычки. Это все я знала с детства, и вот сейчас, когда он так улыбался мне, я вдруг вспоминала ту же улыбку в тот момент, когда он нависал над Филоной в кровати, или его подмигивание, или объятия. Все возвращало в увиденное, и заставляло мысли путаться, и сбиваться, а сердце стучать где-то в голове, своим шумом заглушая реальность. От всего этого становилось еще хуже, ведь Фир видел, он, наверняка, догадывался, что со мной происходит и молчал, позволяя разобраться во всем самой. Такое состояние продолжалось несколько недель, а потом вдруг все прекратилось. Нет, не так, не прекратилось. Я нашла разницу и успокоилась, ну почти успокоилась. Разница была в его глазах. Во всех воспоминаниях, его глаза были как бы мертвы, они не выражали никогда ничего, а со мной они всегда радовались или грустили, злились или светились добротой и лаской. Я всегда могла найти все ответы именно в его глазах. Конечно, все те мысли и чувства не ушли так просто, мое сердце по-прежнему замирало, когда мы с ним даже просто говорили, но теперь только от радости и счастья. Больше не было ревности и стыда перед эльфом. Кстати, Фир так ничего и не спросил, но обнимать и целовать стал намного чаще, что не могло не радовать, ведь именно сейчас мне так нужна была его поддержка.
А еще, Фир мне помогал справиться с Кишем. У него, наконец, стали прорезаться крылышки, и он постоянно чесался и крутился. Было решено выпустить его на волю, хоть его воля и ограничивалась моей комнатой, и парком Академии два раза в день, утром и вечером. Да и диета специальная ему необходима была. Много-много яиц. Десятка три-четыре ежедневно. А еще, нужно было ему мясо, и тоже несколько килограмм. Вот куда в него, такого маленького, столько влезало? Вот как бы я могла объяснить на кухне, зачем мне такое количество яиц и мяса??? А Фиру давали без проблем, стоило ему сказать, что нужно, и домовушки в ту же секунду приносили все необходимое с кухни.
Еще, сильной неожиданностью для личных адептов профессора Люмьера, было узнать его тайну. Она была такая божественно-красивая, добрая и такая прозрачная… У него был призрак, личный призрак – хранитель, неотступно всегда следовавший за ним. Было даже видно, что они общаются. Профессор смотрит в упор на нее, и та в ответ кивает, или, наоборот, отрицает, а порой что-то начинает говорить. Но что, этого никто так и не знал, кроме профессора. Сам же профессор очень удивился и испугался, когда понял, что мы ее видим, а потом успокоился. Сказал, что наши способности возросли, вот и видим, а еще попросил никому не говорить. Призрака он, кстати, так нам и не представил. Да и, вообще, всячески старался от нас спрятать, будто мы могли ей что-то сделать. Даже так, с камнем, я ощущала, что призрака профессор любит больше своей жизни и готов на все, чтобы уберечь. Странно как-то это все, ведь девушка уже призрак, что с ней уже такого может случиться…