Тем не менее красавец получил от капитана Хиббита хорошую выволочку.
– Ты что, не понял, что она ведьма? – злобно шипел Кароль, ведя его обратно в номер. – Заморочит голову, и поминай, как звали! Или вообразил, что она на тебя запала? Да у нее таких уродов, как ты, полная Квейтакка! А нам только и не хватает искать по всей Шеморе, в какой ты с ней койке валяешься!
Антон слушал, стиснув зубы. Потом попытался объяснить, что он – не мальчик, но муж…
– «Не мальчик!» – капитан Хиббит закатил глаза. – Тебе сколько лет? Целых тридцать? А ей – всего-то тыщ пять! Понял, нет? Лучше бы губернаторскую племянницу трахнул, если так невтерпеж! Масьёр Осёль тебя всего лишь повесил бы! А эта… я даже говорить не хочу, что она может сделать!
Он перевел дух и продолжил чуть спокойней:
– Нет, я все понимаю… невозможно тридцать лет любить безответно, хочется иногда женской ласки, но надо же знать, чьей! Короче, никаких больше шашней у меня за спиной. Я тебе всегда скажу, с кем можно, а с кем нельзя. Слушайся дяди Кароля!
– Не много ли ты на себя берешь? – угрюмо осведомился Антон.
– Не много, – сказал Кароль, заталкивая его в номер. – Не много ли, говорю, хлопот у нас было нынче? – обратился он к Веронике и Овечкину, заходя следом. – И не пора ли отдохнуть и расслабиться? Поужинать, к примеру, при свечах и с цыганами?
Только цыган им, конечно, и не хватает, сказала в ответ Вероника, с подозрением вглядываясь в обоих. Антон показался ей рассерженным, капитан Хиббит – чересчур возбужденным, и чуткое сердце подсказывало, что между ними что-то произошло, о чем спрашивать бесполезно.
Цыгане так цыгане, сказал и задумчивый Михаил Анатольевич, во всяком случае, против самой идеи поужинать он отнюдь не возражает.
Они спустились в ресторан, где Кароль заказал такой стол, словно хотел компенсировать все неприятности, пережитые за день, а заодно и грядущие. Блюда и напитки, выбранные им, были вкусны чрезвычайно, свечей в зале хватало с избытком… так что отсутствие цыганского ансамбля на эстраде, кажется, никого не удручило.
Зато капитана Хиббита удручило другое.
Когда снова заговорили об Алиэтте фон Мей, и выяснилось, что двое из компании все-таки голосуют за визит к ней – в том случае, если дама Лестриу ничем помочь не сможет, – Кароль надулся и даже обиделся. Особенно когда Михаил Анатольевич вновь принялся уверять, будто злых намерений у Алиэтты нет, иначе он, как маг, почувствовал бы это.
– Магия магией, а я, например, ж. й чую – доведет нас эта дама до цугундера! – непривычно грубо выразился капитан Хиббит, плюнув на политес. – И ж. а моя еще никогда меня не подводила! Простите, мидам…
– Ничего, ничего, – сказала Вероника. – Как литератор, я знаю выражения и покрепче. И я на вашей стороне, капитан.
– Слава Богу! – буркнул Кароль. – Не хватало еще и вам втюриться в прекрасную вдовушку!
Этим высказыванием он изрядно подпортил впечатление, которое произвела на Веронику его стойкость перед чарами квейтанской ведьмы, но в памяти ее еще был свеж недавний разговор с Овечкиным, и потому она сдержалась и ничего не ответила.
Затем недовольные друг другом противники и сторонники дамы фон Мей вернулись к другой насущной проблеме – предстоявшей перемене местожительства, каковую желательно было совершить незаметным образом. Хотя визит Алиэтты доказывал, что следила за Овечкиным и Вероникой она, а вовсе не предполагаемый убийца Кивана и Аррсона, Кароль по-прежнему настаивал на крайних мерах предосторожности.
Сложность, однако, заключалась в том, что Веронику невозможно было защитить и сделать невидимой для магического наблюдения. Мешало злополучное заклятие – маг со шрамом постарался на славу, чтобы не упустить из виду сказочницу, а вместе с нею и капитана Хиббита, и теперь ее не спасло бы никакое ложное обличье, поскольку при слежке фиксировалось энергетическое излучение личности, а вовсе не внешний вид.
– Если не от убийц, то уж от мага этого нам просто необходимо оторваться, – сказал Кароль. – Давайте, Михаил Анатольевич, думайте. На вас вся надежда.
Михаил Анатольевич подумал, повздыхал и сказал, что видит только один способ помочь делу. Поверх уже существующего заклятия наложить другое, не менее сильное. Сделать, скажем, так, чтобы Вероника Андреевна впала на время в летаргический сон…
– Это, конечно, черная магия, – добавил он, – и мне ни в коем случае не хотелось бы в ней практиковаться. Но если иначе никак…
– А мне бы не хотелось получить на руки дополнительную неходячую ношу, – раздраженно сказал Кароль. – Нельзя ли придумать что-нибудь более комфортное?
– К сожалению, нельзя, – ответил Овечкин. – Чтобы перебить противопереходное… – и замер на мгновение с открытым ртом. – Можно! «Всепереход»!
– Это еще что такое?
– Тоже малоприятная штука, – пустился в объяснения Овечкин. – Человек, на которого наложено заклятие «всеперехода», превращается в игрушку обстоятельств, особенно когда он не знает, что происходит. Куда бы он ни шел, на его пути открываются проходы между мирами – там, где есть границы, конечно. И заходит он в результате очень далеко, как вы понимаете… Однако в нашем случае Веронике Андреевне это не грозит. Если половина Киникеи граничит только с Квейтаккой, в которую ей не пройти, никуда она у нас не денется. Зато мы перебьем старое излучение.
Кароль уважительно покачал головой.
– Круто! И откуда только вы это знаете?
Михаил Анатольевич невесело усмехнулся.
– Когда-то я это еще и делал. Ничем не брезговал… Вы согласны на такой эксперимент, Вероника Андреевна?
– А что мне остается? – Она пожала плечами. – Правда, после сегодняшних разговоров об опасных опытах…
– Опасности никакой, – заверил ее Овечкин. – К тому же мы все время будем рядом!
– Тогда валяйте, накладывайте свой «всепереход»…
Михаил Анатольевич сказал, что им надо уединиться. Наложение чар – дело не быстрое, и на взгляд посторонних свидетелей крайне странное…
Они с Вероникой покинули зал, а капитан Хиббит тут же подозвал к столу знакомого официанта и принялся выяснять, существует ли возможность выйти из гостиницы незаметно – на тот случай, если за ними следят еще и обычным способом, то бишь визуально.
Ровно через три минуты вопрос был решен. Официант, глядя на капитана с обожанием, пообещал после полуночи выпустить всю компанию через черный ход ресторана, который вел на другую улицу, и даже отказался взять за это деньги.
Далее Каролю с Антоном только и оставалось, что пить коктейли да гадать, удастся ли Михаилу Анатольевичу его непростая чернокнижная затея.
Затея удалась.
Через час Овечкин вернулся вместе с Вероникой в зал ресторана и устало сообщил, что дело сделано и предыдущего импульса почти не ощущается.
– Если мы не будем расхаживать по улицам, – добавил он, – а сразу телепортируемся в другой конец города, его вообще никто не успеет засечь.
– Так и сделаем, – кивнул Кароль. – Четверых перекинуть разом сил у меня хватит, и я даже знаю, куда.
– Не промахнитесь, – бесшабашно сказала Вероника, на которую напало какое-то нервное веселье. – Не то влетите со мной к черту на рога. Я, между прочим, собираюсь держать вас всех за руки – пропадать, так вместе!
Так они и сделали. Незадолго до полуночи опять поднялись к Овечкину. Капитан Хиббит решил, что энергетическая невидимость лучше ложного обличья, тем более что Веронику все равно таким образом не спрячешь, и Михаил Анатольевич наделил самой надежной защитой, какую только знал, и Антона, и себя, и Кароля. Затем, дождавшись закрытия ресторана, они оделись, потихоньку спустились вниз, прошмыгнули мимо портье, и официант, как и обещал, выпустил их через черный ход.
Оказавшись на заднем дворе, среди ящиков с мусором – очень аккуратных и чистеньких, все четверо взялись за руки, и капитан Хиббит прочел необходимую формулу.
Через мгновение они очутились в другом конце города – на берегу реки Химаи, рассекавшей Шемору пополам, в той части ее, куда блага цивилизации добредали, как видно, изрядно охромев по дороге, и где покатые спуски к воде, обильно заросшие кустами и заиндевелой травой, не обзавелись еще ухоженными каменными парапетами.
Фонари на улице, проходившей вдоль берега, горели через один, а то и через два, да и сама улица оказалась не плитами выложенной, а усыпанной мелкой щебенкой. Дома, стоявшие на ней, выглядели еще скромнее, чем в Резчицком квартале, – некоторые вовсе походили на сараи, а, возможно, и были таковыми, кто их знает. Света, во всяком случае, не виднелось ни в одном окошке, и трудно было сказать, живут ли здесь люди вообще.
Другими словами, путники перенеслись на самую окраину столичного города, на задворки цивилизации, и, как сообщил капитан Хиббит, за этой улицей, так и называвшейся – Крайняя, начинались уже бесплодные заснеженные поля и густые леса Киникеи, где людям, собственно говоря, вовсе нечего было делать…
Когда они двинулись вперед, всего через два шага Вероника споткнулась о бревно, позабытое кем-то посреди улицы. Еще через несколько метров Овечкин запутался ногою в куче тряпья, которую тоже никто не удосужился убрать с дороги.
– Ничего, ничего, – успокаивающе сказал капитан Хиббит. – Зато меня здесь искать никому не придет в голову, зная мои пижонские привычки. А Веронику Андреевну не сыщут тем более. Что в таком месте делать даме?
– Вот именно, – сказала Вероника. – Особенно в белой шубке. Куда мы идем?
– Есть тут одно местечко… Белую-то шубку придется замаскировать, не поймут, – озаботился вдруг Кароль. – Ох… Михаил Анатольевич, как ни неловко вас беспокоить, но не могли бы вы еще разок потрудиться и переодеть нас? Под рабочий класс?
– А как тут одевается рабочий класс? – со вздохом спросил тот.
– Как… да примерно, как наш в конце девятнадцатого века. Поддевки, кацавейки… черт их знает!
Овечкин, хоть и утомленный изрядно после целого вечера колдовства, покорно выполнил просьбу капитана.