Мальчик открыл глаза, сел, пошатываясь, обвёл комнату мутным взглядом:
– Ты, Вейр, как был предателем, так им и остался, – проскрипел Алоизий.
Вейр чертил на полу знаки углем, не поднимая головы.
– За тобой должок, ученик. Ты же знаешь, что Круг тебе не оставит просто так моей гибели, ты лишишься всего, – мальчик ухмыльнулся. Детские черты лица исказились, став маской зла. – Зря ты, Вейр, ждал до ночи. Если ты меня сегодня развоплотишь, даже я тебе не позавидую.
– Проклял, что ли? – буркнул Вейр.
– Слишком банально. Я не успел тебя всему научить, но это только твоя вина, впрочем, всему своё время, и всем по делам их…
– Знаешь, Алый, благодаря тебе я твёрдо усвоил одну науку.
– Умный мальчик. Не зря порол. И какой же крупицей мудрости я тебя одарил?
– Не оставлять врагов в живых.
Лицо Алого искривила ухмылка. Вейр обошёл круг Богдана, вглядываясь в блеск металла и проверяя на целостность. Голова мальчика поворачивалась следом. Послышался тихий неприятный хруст. Ванятка хихикнул, взялся за голову, резким движением тряхнул, голова со щелчком стала на место. Вейр полез в сумку, достал большой чёрный флакон и посмотрел, наконец, в глаза одержимому:
– Как сказал один трактирщик, «мне тускло», Алый, что я потеряю и что приобрету.
Вейр плеснул на тело из флакона. Метнулось пламя свечей, истошный визг, казалось, разорвал барабанные перепонки. Вопль стих так же, как и начался, оглушив тишиной. Вейр смотрел на худенькое тело, висящее в воздухе. Глаза аспида, не отрываясь, следили за противником, выворачивая душу и обдавая холодом.
– Именем Жрицы, именем Тьмы, призываю тебя, Алоизий, покинуть тело отрока Ивана. Тьма идёт, в лесу шаги ложатся, души зовёт, чтобы с Ночью сливаться. Белой звездой ты горишь в ночи, жёлтой Луной ты горишь в свечи… Ты исчезнешь, как Свет, ты растаешь, как Тьма, как догорает огонь, как догорит свеча. Тропу укажу, золой путь освещу, кровью полито, огнём выжжено, водой вымыто, землёй покрыто…, – Вейр взмахнул пучком ивовых прутьев, окропив комнату. Стало легче дышать, словно лёгкий ветерок пронёсся по комнате, разметав волосы Вейра. – Моей властью, властью Жрицы, властью огня, воды, земли и ветра, обращаюсь к тебе, неупокоенный дух Алоизия!
Вейр вытер пот со лба, продолжил чтение. Рефреном его голосу звучало тихое бормотание заклинаний Алоизия, не собиравшегося сдаваться. На кону была его жизнь, пусть не в своём теле, но тело – вопрос времени и силы, которой у Алого хватит на двоих. Будучи в теле мальчика, учитель не боялся перебрать сил, когда напал на купца и несчастную Ильму, что сделало его многократно сильнее того, кто некогда чуть его не убил. Алый скрылся с поля боя, трусливо исчез, не догадываясь, что у Вейра силы уже не осталось. Тем черным днём они были почти равны, но сегодня был совсем другой расклад. Учитель смертельно опасен и силен.
Вейр читал заклинания, всей своей битой шкурой ощущая пришедшие в движение силы тьмы. Ещё немного, и все будет кончено, но по дрожи, рвавшей изнутри круг, Вейр знал, что может не успеть. Слишком много хапнул колдун, поглотив души. Алого так и распирало от силушки, но у Вейра оставалась крохотная надежда на измученное тело мальчика и его душу, не желающую уходить во тьму. Бормотание Алоизия прервалось, сбилось, но от последующих слов, которые вспороли ткань тишины, Вейра вздрогнул.
– Давай меняться. Ты меня оставишь в покое, а я тебе подскажу, как спастись, – мурлыкнул Алоизий, покачиваясь висельником в воздухе на незримой верёвке. – Я знаю, как тебе помочь, мальчик. Ты же не хочешь умирать, а смешение сил убьёт тебя очень скоро.
Вейр сбился, перепутал слова, замолчал, отчаянно торопясь, начал заново, но было поздно. Торжествующий, нечеловеческий крик вырвался из мальчишеского горла, невидимый круг дрогнул, прогнулся, но на первый раз устоял. Вейр тряхнул руками, готовясь к бою. Отступать некуда, теперь или он, или его. Там, за дверью Зоря, кузнец и ничего не подозревающие, спящие мирным сном жители деревни. Подлая, трусливая мыслишка, что умрёт сейчас он, Вейр, мелькнула и исчезла без следа, испугавшись ярости боя. Струсил – значит, мёртв.
Главный закон магии.
Некоторое время, показавшееся мне вечностью, ничего не происходило, но вот силы тьмы медленно и неотвратимо пришли в движение.
Бревенчатые стены задрожали, послышался тихий плач, стоны. Сердце обожгло болью, в животе клубком свернулся ледяной ком. Беда! Север напрягся, приподнялся на лапах, задрал голову и завыл. Екнуло под ложечкой, я в отчаянии выбросила руку, вложив в удар всю силу, которая была мне дарована.
Дверь разлетелась в прах. Протерев глаза, я вгляделась в проем. В свете жаровен у круга, спиной ко мне, неподвижно стоял Вейр, внутри круга парил мальчишка, вперив багровые глаза в колдуна. Дрожал воздух от невидимых сил, пахнуло гнилью, смрадом. Тленом. Вейр обернулся, уставился бешеными глазами:
– Так и знал! Идиотка!
Защитный круг дрогнул, пошёл рябью, трещины света росли на глазах, разрывая полотно тьмы. Всплеснув руками, мальчишка взмыл над полом и закружился вихрем, внутри круга поднялся смерч. Я, онемев, смотрела, как истончается, исчезает тонкий защитный слой. Тварь остановилась, расхохоталась, остатки защиты разлетелись в лохмотья, и освобождённый колдун в теле мальчишки ринулся на Вейра.
Два тела, сцепившись в смертельной схватке, покатились по полу. Я не могла ударить, мне оставалось только в немом отчаянии смотреть. Удар, Алый впечатался в стену и с быстротой ласки вновь вцепился в колдуна, дикий вой резанул уши. Вейр прижал тварь к полу, сквозь клубы пыли блеснул нож. Я, остолбенев, следила за схваткой. Уловив движение позади себя, обернулась. Круглые от ужаса синие глаза Богдана, тень за его спиной, плащ винного цвета. Ёжкин кот, упырь! Я прыгнула, мы с Алоизием рухнули на землю, покатились, слившись в одно. Ледяные пальцы вцепились мне в плечи, горло, в лицо пахнуло омерзительным трупным запахом, я задохнулась от омерзения и тошноты.
Я заехала кулаком по глазу, открытому рту, вцепилась в кадык. Кожа на синюшном лице кадавра пошла черными пузырями, расползлась кровавыми лохмотьями, лопнули глаза, отвратительная жижа заляпала мне грудь. Обезумев, я била и била, дрожа от ярости и отвращения. Рывок за шкирку, я слетела на землю, пропахав на спине добрую половину двора, вскочила на ноги и остолбенела. В лунном свете блеснул здоровенный кол. Рыкнув, Богдан бросил, не выпуская из рук древко, на котором извивалось, билось чудовище:
– Беги, девка, ты нужна ему!
Я отмерла и рванула в баньку.
Вейр лежал на полу. Мёртв? Север, оскалившись, лёгкими шагами кружил вокруг Ванятки, если можно было так назвать это существо. Мальчишка поднял на меня жуткие глаза, ухмыльнулся:
– Так-так. Совсем как в сказках, помощь приходит удивительно вовремя. Как же вы просчитались, мои глупые, наивные тела!
Север прыгнул на врага, щёлкнул зубами, но тварь была уже рядом со мной, и страшные волчьи клыки ухватили только воздух.
Я ударила стрелой света, Алый отбил, но просчитался – это было далеко не то, так хорошо знакомое ему заклинание. От Света он защитился, но игла тьмы успела прошить тело. Алоизий завизжал, упал на пол и покатился, держась за грудь окровавленными руками. Вейр всё же успел резануть ему запястья.
Мелькнула тень. Колдун! Жив, курилка! Вейр метнулся к катающемуся по полу телу, придавил коленом и припечатал руку ко лбу врага. Блеснул золотой амулет. Меня оглушило от дикого визга, Вейр оглянулся на меня, что-то крикнул. Мальчишка выл, бился, сучил ногами, вцепившись в безжалостные руки колдуна. Я молча смотрела на агонию.
Наступила оглушительная тишина. Тело Ванятки обмякло, расслабилось.
Вейр сел на колени рядом с телом мальчика, смотревшего вдаль широко открытыми глазами. Обыкновенными голубыми глазами. Я медленно сползла по стене. Ноги не слушались, казалось, они налились чугуном. Изгвазданная кровью, золой и стружкой рубаха мальчонки шевельнулась, мышь выскочила на середину баньки, огляделась бусинками кровавых глаз и порскнула к стене. Вейр замахнулся, но не успел. Щёлкнули зубы, мышиный хвост мелькнул в пасти Севера и исчез.
Я посмотрела на взъерошенного, окровавленного Вейра, на перепуганного Богдана, застывшего в дверях, на облизывающегося волка, и начала ржать.
Пара пощёчин, которые Вейр отвесил с нескрываемым удовольствием, привели меня в чувство. И тёплый волчий язык, обслюнявивший лицо. Со стоном встав на ноги, я окинула поле боя взглядом.
Мальчишка лежал неподвижно, но он был жив. Кузнец, казалось, похудевший и постаревший за одну ночь, поднял сына на руки и вышел, бросив обеспокоенный взгляд на порезанные запястья и бледное, как саван, лицо мальчика. Колдун навис надо мной.
– Ты! Опять ты! Ну кто, кто тебя просил лезть? – прошипел он, сжав кулаки.
Я отвернулась. Разве ж слов благодарности от неблагодарного дождёшься?
Ухала сова, я сидела на ступенях баньки и смотрела на кол в груди Алоизия. Труп безглазо смотрел на нас. Богдан вбил в землю здоровенную орясину и придавил для верности неугомонного кадавра парой брёвен, но руки в трупных пятнах безуспешно пытались освободить тело.
– Что теперь делать будем? – я кивнула на тело усевшемуся рядом со мной Вейру.
– Сожжём, – ответил он, равнодушно глядя на бывшего учителя.
Я уставилась в мерцавшие лунным светом странные колдунские глаза. Острые черты лица показались маской. Посмертной. Я поёжилась.
– Надо заканчивать, пока не рассвело. Вся деревня на ушах, наверное.
– Я поставил контур, – отрезал он.
– Ты чего-то странный какой-то. Даже не наорал на меня как следует. Ничего сказать не хочешь?
Вейр пригладил растрёпанные пепельные волосы, помолчал и выдавил:
– Алый, то есть Алоизий, знал.
– Что, знал?
– Как нам помочь разделить силы. Ты вовремя вмешалась, – его взгляд обжёг ненавистью. Я невольно отшатнулась.