Потапов начал раздуваться, увеличивать свою массу, вырастил огромную мускулистую руку и схватил змея за глотку, а когда тот начал биться, вырываться, свиваться в кольца и пускать пламя, «отделил» от тела-носителя разведаппарат второго «Я» и нырнул в колодец заблокированной памяти, попадая в ясный солнечный день личной свободы.
Он стоял в огромной библиотеке со множеством стеллажей под открытым небом, на которых лежали тысячи светящихся книг, – библиотеке своей памяти и мог беспрепятственно вытащить любую «книгу» и прочитать ее от корки до корки. Легко скользя над светящимся полом, Потапов двинулся вдоль «стеллажей» с «книгами», выбрал нужный «том» и раскрыл на первой странице. Через несколько мгновений он вспомнил все...
Подъем из бездны памяти проходил неспокойно, словно он поднимался со дна моря сквозь косяк пираний, норовивших укусить его или уколоть плавником. Самое интересное, что Потапов понимал процесс: организм находился в состоянии ментального озарения и сопротивлялся заложенной в глубинах психики чужой программе, но ему это плохо удавалось. Все-таки те, кто кодировал Потапова, использовали слишком мощную аппаратуру подавления воли и встроили, помимо целевого приказа, еще и дополнительные защитные пси-контуры типа программы самоликвидации, срабатывающей при попытке внешнего воздействия на мозг заминированного. Потапова никто не допрашивал, по сути, он «допросил себя сам», но от этого легче не становилось. Программа самоликвидации была на грани срабатывания, и удерживать ее было невероятно трудно. Зато теперь Михаил знал все.
Николай Наумович Калашников действительно работал над созданием «фотонных» объектов, в том числе живых – кошек, собак, людей, птиц, то есть объектов с нестабильной энергетикой, превращавшихся в излучение от малейшего толчка. Таким толчком мог быть и внушенный приказ включить себя «на извержение», что уже продемонстрировали взрывы в ресторане «Терпсихора» и у кафе «Тихий омут».
Агропромышленная компания «Восток» действительно представляла собой секретную лабораторию по разработке «фотонных» мин и бомб, где Калашников работал уже четыре года, добившись значительных успехов.
Дарья была не виновата в захвате Потапова секьюрити отца, к тому же сама она тоже была запрограммирована на самоликвидацию, а приказ мог поступить в любой момент. Жить ей осталось, судя по всему, всего несколько дней. Или часов. В зависимости от поведения. Но жить с президентом «Аргуса» она не хотела, как ее ни заставляли. В Потапове она увидела крохотную надежду на освобождение от смертельно надоевшей опеки, и в том, что Потаповым заинтересовалась служба безопасности лаборатории, ее вины не было.
И наконец Потапов узнал, что стал живой «фотонной» миной и должен уничтожить Щербатова, встретившись с ним в управлении, а заодно и все материалы дела.
Посидев на диване, оглушенный свалившейся на голову бедой, борясь с желанием сунуть в рот ствол пистолета и спустить курок, Потапов потащился на кухню, машинально вскипятил чайник, выпил чашку чая, не ощущая ни вкуса, ни запаха, ни температуры, тщательно вымыл посуду, оделся и принял решение. Время работало против него, в десять часов должна была активизироваться программа «извержения», и до этого момента ему предстояло успеть сделать то, что задумал.
Конечно, за ним следили.
Он вычислил наблюдателей сразу, как только вышел из подъезда походкой занятого своими мыслями человека, направился к машине, стоящей во дворе дома, открыл капот и сделал вид, что занят ремонтом.
Во-первых, на глаза попался старик, по-прежнему делавший вид, что выгуливает собаку. Во-вторых, в серой «девятке» у соседнего подъезда сидели двое крепких ребят и якобы слушали музыку. Потапов закрыл капот и подошел к ним, вытирая руки тряпкой. Наклонился и, когда водитель опустил боковое стекло, подчиняясь правилам вежливости, с улыбкой воткнул палец ему в сонную артерию. Соседа водителя он успокоил по-другому, ударив его в кадык костяшками пальцев.
Затем Потапов догнал за углом старика-филера и без жалости вырубил ударом ребра ладони по бугорку на затылке. После этого спокойно поднялся к дому Дарьи, вошел в подъезд и дождался появления охраны Калашникова: двое парней влетели в подъезд, обалдевшие от неожиданного появления «объекта», и налетели на Михаила, действующего жестко и надежно, не отвлекаясь на сострадание к бедным «шестеркам».
Дверь в квартиру Калашниковых открыл белобрысый знакомец Потапова, с которым Дарья ссорилась в ресторане. Он успел лишь округлить глаза и открыть рот, чтобы задать вопрос, и отлетел в глубь прихожей от удара в лоб. Второго телохранителя взять на прием не удалось, он выхватил пистолет и готов был открыть стрельбу, поэтому Потапов выстрелил первым.
Дарья спала, судя по тому, что она выскочила в гостиную в одной ночной рубашке от звука выстрела. Больше в квартире никого не оказалось, если Калашников и собирался отдыхать, как он обещал, то не дома. Дарья перевела затуманенный взгляд с телохранителя на Потапова, глаза ее расширились, она хотела закричать, и Михаил зажал ей рот рукой.
– Тихо! Это я. Собирайся.
– За-зачем?! К-куда?
– Собирайся, если хочешь мне помочь.
– Что происходит? Почему ты здесь?! Ты же должен...
– Они меня отпустили. Всадили программу и отпустили. Быстрее, у нас мало времени.
Дарья глянула на лицо Потапова и повиновалась, проглотив возражения. Через несколько минут она появилась, одетая в свой белый плащ, взяла сумочку, косясь на не подающих признаков жизни телохранителей, влезла в туфли, и они с Михаилом покинули квартиру, тихо закрыв за собой дверь.
В машине Потапов рассказал Дарье все, что знал сам, и погнал «Лексус» по Алабяна, через Ленинградское шоссе и улицу Волкова, по Большой Академической по направлению к Тимирязевской сельхозакадемии. Дарья выслушала его признание молча, и, глядя на ее застывшее лицо, Потапов пожалел, что втянул ее в эту историю. Но отступать не хотелось, времени до «часа ноль» оставалось все меньше и меньше, а ему еще надо было пройти на территорию академии, найти лабораторию «Восток» и...
– Ты хочешь... взорвать собой лабораторию?! – подала наконец голос девушка, повернув к нему бледное лицо с привычно прикушенной губой.
– Да, – сказал он почти спокойно, стиснув зубы. – И ты должна мне помочь пройти туда, тебя там знают.
– А если там сейчас... отец?
– Он сказал, что пойдет отдыхать. Тебе его жаль? А вот он тебя не пожалел, приговорил «к свету», как и меня.
– Я не верю...
Потапов угрюмо усмехнулся.
– Это уже ничего не изменит. Но уж очень ты строптива, как он выразился, да и свидетель опасный.
– А если я откажусь тебе помогать?
– Тогда я справлюсь без тебя.
– Не справишься, тебя не подпустят к лаборатории и на километр. А если мы пройдем туда и заставим Кирсана разрядить тебя?
– Это возможно?
– Не знаю.
– И я не знаю.
– Но я не хочу! – закричала вдруг она, заплакав. – Не хочу, чтобы ты взрывался! Не хочу, чтобы так все закончилось! Неужели нет другого способа остановить их?
– Не знаю, – помедлив, сказал Потапов. – Я позвонил своему начальнику, если он отважится бросить группу антитеррора на захват лаборатории, то еще есть возможность что-либо изменить. Если же нет... я должен пройти туда, внутрь, понимаешь?
Зажмурившись, Дарья прижалась к его плечу головой, и Потапов поцеловал ее в мокрую от слез щеку, с тоской подумав, что очень хочется жить. Надежда на то, что он уцелеет, все же оставалась, но очень и очень слабая, один шанс из миллиона...
Но если он вдруг выживет... Господи, на все Твоя воля!
Если он выживет, то будет жить и эта девочка, вынужденная страдать за грехи отца. И никогда не будет плакать!
Машина объехала Садовый пруд, свернула на Тимирязевскую улицу, потом на Пасечную и остановилась у ворот, за которыми виднелось трехэтажное здание агропромышленной компании «Восток». Потапов поцеловал Дарью в губы и вышел из машины...
Я вас предупредил
Эскадра черных «драконов» в количестве двадцати шести боевых единиц вторглась в Солнечную систему перпендикулярно плоскости эклиптики двадцать второго июня в четыре часа утра по времени Москвы.
Первым эскадру заметил патруль Пограничной службы, контролирующий окраины жилой зоны Системы, база которого располагалась над северным полюсом Солнца на расстоянии ста миллионов километров от него. Мгновенно определив, что за гости пожаловали во владения человечества, командир патруля Петер Пршибил доложил о случившемся на базу и повел свою малочисленную – в четыре единицы – эскадрилью навстречу врагу. Входили в эскадрилью рейдер «Югославия» – флагман, бриг «Сербия», корвет «Словакия» и шлюп «Единая Корея».
Однако пока эскадрилья мчалась на перехват «драконов», чужаки успели разнести в пыль знаменитый телескоп «Хаббл-10», обсерваторию «Киевская» и физический ядерный центр «Европа», вынесенные подальше от человеческих поселений над плоскостью эклиптики. Бросившийся им наперерез пограничный эсминец «Палестина» был также уничтожен, успев лишь дать один залп из плазменных орудий, не принесший успеха.
Затем черная эскадра разделилась: дюжина «драконов» – а корабли агрессивной цивилизации действительно напоминали по форме чудовищных драконов со сложенными крыльями, какими их описывали земные литераторы, – метнулась к Марсу, уже обжитому землянами, а остальные нацелились на Землю, прикрытую достаточно мощным космическим флотом.
– Атакуем первую группу! – принял решение Петер Пршибил, выводя свой отряд навстречу отделившимся пришельцам. – Включаем маскеры! Маневр!
И корабли патруля, накрытые силовым полем, поглощающим практически любые виды излучений, словно растворились в космосе, исчезли, в то время как хищные «драконы» продолжали оставаться доступными средствам наблюдения землян. Почему они не маскировались, используя поляризационные свойства вакуума, осталось тайной. Впрочем, пограничников это в данный момент не интересовало. Патру